Вереск. Тень Авалоки

Все имена, персонажи, организации, события и инциденты, изображенные в этом романе, являются продуктом авторского воображения или используются в вымышленном контексте. Любые совпадения с реальными людьми, как живыми, так и умершими, коммерческими предприятиями, событиями или локациями являются чисто случайными и непреднамеренными.

Серия книг:

Книга первая – «Вереск. Мысли в тени.»

Книга вторая – «Вереск. Вызов сознания.»

Книга третья – «Вереск. Тень Авалоки.»

Глава 1: Тень взаперти.

Подземная палата, под фундаментом комплекса бывшего «Санатория», была похожа на гробницу будущего. Стены, покрытые слоем армированного нанокомпозита, поглощали свет, создавая иллюзию бездонной пустоты. Воздух здесь был стерильным, прохладным, с едва уловимым металлическим привкусом – как будто сама атмосфера была отфильтрована от всего лишнего, даже от частиц пыли.

В центре зала, на низком постаменте, лежало тело Авалоки. Оно казалось высеченным из тёмного мрамора – мускулы, обтянутые идеально гладкой кожей цвета старой бронзы, не шевелились. Длинные чёрные волосы, спадавшие на камень, были неподвижны, как замёрзшая река. На голове покоилось устройство «Забвение» – тёмная, почти невесомая корона из метаматериала, мерцавшая слабым голубым светом, как пульс спящего сердца. Его грудь медленно поднималась и опускалась, дыхание было ровным, механическим, будто кто—то искусственно поддерживал в нём жизнь, не давая угаснуть последней искре.

Вокруг постамента, на расстоянии трёх метров, висела невидимая граница – поле высокочастотных датчиков, способных зафиксировать малейшее изменение в электромагнитном фоне. Каждое движение воздуха, каждый микровсплеск энергии – всё записывалось, анализировалось, сравнивалось с эталонными показателями. Система была настроена так, что даже мысль о пробуждении должна была вызвать тревогу.

Над телом, на потолке, медленно вращался купол из матового стекла – многоканальный сканер, фиксирующий нейронную активность, температуру тела, состав воздуха в помещении. Его объективы были направлены вниз, как глаза невидимого стража. Данные в реальном времени передавались в центральный узел «Улья», где искусственный интеллект сравнивал их с тысячами возможных сценариев пробуждения.

За пределами палаты, в коридорах и на поверхности, царила другая реальность – реальность бдительности. Посты оперативников «Стикса» располагались через каждые пятьдесят метров. Бойцы стояли неподвижно, как статуи, одетые в полное обмундирование – чёрные тактические костюмы, бронежилеты с встроенными системами жизнеобеспечения, шлемы с визорами, отображающими данные со всех датчиков комплекса. На их поясах висели компактные гранатомёты с нейросетевыми боеприпасами – на случай, если «Забвение» даст сбой.

Но главной защитой были не оружие и не броня, а тонкие, почти невесомые подшлемники из умного материала, повторяющего структуру Кирьяновской «Тишины». Они были улучшены и доработаны учеными Вереска после недавней операции в Гималаях. Эти изделия облегали головы бойцов, как вторая кожа, создавая ментальный щит – невидимую стену, через которую не могло пробиться никакое внешнее воздействие. Даже если Авалока пробудится, даже если его воля прорвётся сквозь «Забвение», она наткнётся на эту последнюю линию обороны и рассеется, как волна о скалу.

Помимо людей, территорию охраняли машины. По углам площадки перед входом в подземный комплекс замерли «Скорпионы» – паукообразные дроны, способные молниеносно передвигаться по любой поверхности, их бронированные корпуса блестели матовым чёрным, а объективы камер сканировали пространство. В воздухе, на высоте десяти метров, висели «Осы» – боевые дроны с импульсными пушками, готовые в любой момент среагировать на угрозу. Их присутствие было почти не заметно – лишь лёгкий гул двигателей и едва уловимое мерцание оптики выдавало их положение.

Всё это – люди, машины, системы – работало как единый организм, нацеленный на одну задачу: удержать Авалоку в состоянии вечного сна. Потому что пробуждение могло означать не просто опасность. Оно могло означать конец той мирной жизни, которая царила в этом далеком, закрытом городе.

В то время как подземные системы безустанно следили за спящим Авалокой, люди продолжали жить своей размеренной, почти идеальной жизнью. Вереск, словно огромный живой организм, дышал – его улицы наполнялись людьми, его парки пестрели яркими цветами, а каналы, как зеркала, отражали бездонное сибирское небо. Но это было не простое существование. Это было пробуждение.

Солнечный свет заливал улицы, в парках слышался смех детей, а на голографических рекламных щитах вместо сухих директив мелькали анонсы общественных дискуссий и творческих фестивалей. Реформы, инициированные Ариадной, давали первые, зримые плоды. Аппарат «Садовников», некогда всесильная карающая длань системы, тихо умирал. Одни его сотрудники нашли себя в гражданских службах, другие проходили переквалификацию, становясь городскими психологами – помощниками для тех, кто задыхался в идеальной, но душной клетке. Они учились слушать, а не подслушивать, поддерживать, а не подавлять. Теперь они были не стражами, а помощниками, не надсмотрщиками, а теми, кто протягивал руку помощи в трудную минуту.

Именно с анализом очередного этапа этих преобразований Ариадна шла по стерильному коридору Хрустального Замка. Ее каблуки отбивали четкий, быстрый ритм по полированному полу, вторивший напряженному ходу ее мыслей. Строгое деловое платье серого цвета подчеркивало собранность, а темное длинное каре обрамляло сосредоточенное лицо. За стеклами очков, ее умный, проницательный взгляд был устремлен вперед, на массивные двери Зала Совета Разума. В ее планшете лежали результаты недавнего опроса – искреннего, местами наивного, но такого важного голоса этого города. Люди, осмелев, просили самого, казалось бы, простого и невозможного: солнца, моря, свободы. Возможности покидать стены и видеть другой мир. И Ариадна несла эти данные в Совет, чувствуя, как под строгим воротником платья нарастает нервный, но радостный пульс. Пульс перемен.

Двери в зал Совета Разума бесшумно открылись, пропуская Ариадну. Она вошла с лёгкой, почти незаметной улыбкой, её взгляд скользнул по лицам собравшихся – Максим, Игорь Викторович, Волков. Но одного не хватало.

– А где Лев? – спросила она, садясь на своё место.

– Он с Соней, – ответил Максим, откидываясь на спинку кресла. – На каком—то семинаре в университете. Просил прощения за отсутствие, но обещал подключиться по видеосвязи, если понадобится, – его голос звучал расслабленно, почти весело. Эти несколько дней затишья дали всем возможность передохнуть, и он чувствовал себя так, будто груз, давивший на плечи, стал гораздо легче. – Кто хочет кофе?

– Лучше зелёный чай, – сказал Игорь Викторович, не поднимая глаз от планшета.

– Мне стакан воды, пожалуйста, – коротко бросил Волков, его пальцы барабанили по столу, как будто уже предвкушая предстоящую работу.

– С удовольствием выпью кофе, – улыбнулась Ариадна, откладывая свой планшет.

– «Улей», – Максим поднял взгляд к потолку, – сделай, пожалуйста, два кофе, один зелёный чай и стакан воды.

– Конечно, – отозвался «Улей», его голос был мягким, почти ласковым. – Минуту, пожалуйста.

Через несколько мгновений в стене открылась панель, и на подносе появилось то, что заказали. Максим протянул Ариадне чашку кофе, взял свою и отпил глоток. Вкус был идеальным – горьковатый, с лёгкой кислинкой, как раз такой, какой он любил.

– Знаете, – начал Максим, обводя взглядом собравшихся, – как хорошо жить, когда нет проблем.

Игорь Викторович аккуратно поставил чашку на стол и слегка нахмурился.

– Проблемы никуда не делись, Максим Леонардович, – сказал он, подбирая слова. – Они просто… притаились. Авалока всё ещё здесь. И его нельзя оставлять на территории «Вереска». Нужно как можно скорее построить удалённое хранилище с максимальной защитой.

Волков кивнул, его взгляд стал серьёзным.

– Полностью согласен, – подтвердил он. – Это бомба замедленного действия. И чем быстрее мы её вынесем за пределы города, тем лучше.

Максим посмотрел на них, его лицо на мгновение стало задумчивым. Но затем он кивнул, как будто принимая неизбежное.

– Хорошо, – сказал он. – Давайте сделаем это. Александр, займись, пожалуйста, как можно скорее. Нам нужно место, где его не смогут найти, не смогут освободить. И где он не сможет ни на кого повлиять.

Волков коротко кивнул. Максим отпил ещё глоток кофе и откинулся на спинку кресла. За окном «Вереск» сиял под утренним солнцем, и казалось, что всё идёт своим чередом.

Кашинский обвёл взглядом собравшихся, и на его лице появилось лёгкое, но искреннее облегчение. Они справились. Операция прошла успешно, и теперь Авалока был под контролем. Но как отблагодарить тех, кто рисковал жизнью, чтобы это стало возможным?

– Александр, – сказал он, обращаясь к Волкову, – как обычно поощряют бойцов в таких случаях? Я не знаю, что предложить.

Волков пожал плечами, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло лёгкое удивление.

– Пара дней отдыха и премия, – ответил он. – Этого более чем достаточно.

Максим нахмурился, его пальцы барабанили по столу. Ему хотелось сделать что—то большее. Что—то, что действительно покажет, как высоко он ценит их работу и их преданность.

– Может быть, стоит подумать о чём—то более существенном, – сказал он, не отрывая взгляда от Волкова. – О чём—то, что действительно запомнится.

В этот момент Ариадна, до этого молча слушавшая, внезапно оживилась. Она положила планшет на стол и слегка наклонилась вперёд, её глаза загорелись энтузиазмом.

– Максим, – начала она, – я недавно провела опрос среди жителей «Вереска». Знаете, что они хотят больше всего? – Она обвела взглядом остальных. – Они хотят моря. Солнца. Возможности выехать за пределы города, почувствовать себя свободными, хотя бы на время.

Максим посмотрел на неё, и его взгляд стал задумчивым. Он понял, к чему она клонит.

– А почему бы и нет? – сказал он, его голос зазвучал с новой, почти азартной ноткой. – Почему бы нам не отправить их на море?

Ариадна улыбнулась, её глаза блеснули.

– У меня более амбициозное предложение! – сказала она. – Почему бы нам не выкупить целый пансионат? В Сочи, например. На первой линии, со своим пляжем. Мы оборудуем его по последнему слову техники, но с теми новинками, которые можно показать миру. Это будет не просто отдых, а демонстрация наших возможностей. И в то же время – место, где каждый житель «Вереска» сможет почувствовать себя человеком, а не узником идеальной тюрьмы.

Максим на мгновение замер, обдумывая её слова. Затем кивнул, его лицо осветилось лёгкой, почти мальчишеской улыбкой.

– Это гениально, – сказал он. – Точно. Мы не просто награждаем наших людей, мы даём надежду всем остальным.

Игорь Викторович, до этого молча слушавший, слегка нахмурился, но в его глазах мелькнуло одобрение.

– Это действительно может сработать, – сказал он, подбирая слова. – Но нужно продумать все детали. Безопасность, контроль, медицинское сопровождение. Мы не можем позволить себе рисковать.

– Конечно, – согласилась Ариадна. – Но это же не проблема. Мы можем оборудовать пансионат так, чтобы он был полностью автономным и защищённым. И в то же время – открытым для тех, кто захочет туда поехать.

Максим обдумывал предложение Ариадны, его взгляд скользнул по лицам собравшихся. Он видел, как эта идея зажигает в них искру интереса, но понимал, что для её реализации потребуется не просто энтузиазм, а чёткая организация.

– Ариадна, – сказал он, обращаясь к ней, – ты готова лично курировать этот проект? Покупку и, что важнее, развитие пансионата? Это не просто отдых, это новый этап для «Вереска».

Ариадна встретила его взгляд, её глаза блеснули азартом. Она не колебалась ни секунды.

– Конечно, – ответила она твёрдо. – Это как раз то, что нужно нашему городу. Людям необходимо почувствовать, что за его стенами есть и другая жизнь.

Максим кивнул, его лицо осветилось лёгкой улыбкой.

– Тогда подключи к этому вопросу Волгина, – сказал он. – Попроси его помочь с поиском и организацией всех необходимых вопросов. Подготовьте варианты пансионатов или санаториев – посмотрим и примем решение.

Ариадна воодушевлённо кивнула, её пальцы уже забегали по экрану планшета, как будто она уже начала составлять план действий.

– Я займусь этим сразу после совещания, – сказала она. – И подготовлю несколько вариантов на рассмотрение.

– Отлично, – Максим откинулся на спинку кресла, чувствуя, как по комнате разносится лёгкое, почти праздничное настроение.

Они сделали первый шаг к тому, чтобы их мир стал шире. И это было только начало. Ариадна улыбнулась, её взгляд скользнул по лицам собравшихся. Она видела, как эта идея зажигает в них интерес, как они начинают верить в то, что будущее Вереска, может быть, не только за закрытыми дверями.

Пока в Вереске обсуждались планы по трансформации жизни города, за его пределами, в разных уголках мира, происходило нечто странное. Те, кто когда—либо принимал Эликсир – тот самый серебристый раствор, добытый из тела Авалоки в тибетском ашраме, – начали видеть сны. Не обычные, хаотичные видения, а одно и то же, повторяющееся, как навязчивая мелодия.

Это были не просто сны. Это было приглашение.

Они видели храм. Гигантский зиккурат, уходящий в небо множеством ярусов, как пирамиды Майя, но более грандиозный. Его стены, сложенные из чёрного, почти металлического камня, отражали свет звёзд, хотя вокруг был солнечный день. Лестницы, широкие и пологие, вели вверх, к вершине, где в темноте мерцал единственный источник света – холодное, голубое сияние, как будто там горело пламя, не согревающее, а замораживающее душу.

И они шли. Не одни человек – множество людей. Они двигались одним строгим потоком – сотни, тысячи людей, все в белых одеждах, все с одинаково отрешёнными лицами. Они не разговаривали, не оглядывались, не спрашивали, куда идут. Они просто шли, как будто их влекла невидимая сила, как будто их ноги двигались сами собой, подчиняясь чужой воле.

И лица… Они запоминали друг друга. Потому что это были не безликие силуэты. Это были реальные люди. Богатые. Знаменитые. Влиятельные. Те, кто мог позволить себе роскошь омоложения, принимая дорогой препарат в закрытом ашраме.

Одним из этого множества людей был Ричард Вэнс, миллиардер, владелец сети отелей и казино. Ричард проснулся в холодном поту в своем пентхаусе на Манхэттене. Его сердце колотилось, как будто он пробежал марафон. Он сел на кровати, сжимая простыню в кулаках, и попытался отдышаться. Сон был слишком реальным.

Вэнс снова видел этот чёртов храм. И тех людей. Он узнал некоторых. Вот этот – немецкий промышленник, с которым он играл в гольф на Карибах. А эта женщина – актриса, лауреат «Оскара», с которой он когда—то флиртовал на вечеринке в Каннах. И этот мужчина с резкими чертами лица – сенатор, чьё имя гремело в последних политических скандалах.

Ричард встал, подошёл к барной стойке и налил себе виски. Руки дрожали. Он выпил одним глотком, чувствуя, как алкоголь обжигает горло, но не приносит облегчения. Что это было? Галлюцинация? Побочный эффект от той дряни, которую ему кололи в ашраме?

Он включил ноутбук и начал набирать в поисковике: «странные сны, чёрный храм, пирамида». Результатов было мало, и все они касались древних цивилизаций или эзотерики. Ничего, что могло бы объяснить этот кошмар.

Ричард откинулся на спинку кресла, глядя на огни ночного Нью—Йорка за окном. Он знал одно: этот сон вернётся, он всегда возвращается.

Подобный сон мучал и Мадам Изабель де Монфор, наследницу фармацевтической империи. В своем особняке XVI, в окрестностях Парижа, она проснулась от того, что её пальцы судорожно впились в подушку. Она лежала неподвижно, боясь пошевелиться, как будто любое движение могло вернуть её в тот кошмар.

Она снова видела тот же храм. И тех людей. Она узнала многих. Вот этот мужчина – российский олигарх, с которым её сводило общее дело по покупке винодельни в Бордо. А та женщина – модель, чьё лицо украшало обложки всех глянцевых журналов последнего сезона. И этот пожилой джентльмен с седыми усами – банкир из Лондона, чьё имя фигурировало в списках Форбс.

Изабель села, обхватила колени руками. Она никогда не верила в мистику, но это… Это было слишком реально. Как будто её сознание на мгновение перенеслось в другое место, в другой мир. Она потянулась к телефону, чтобы позвонить своему психотерапевту, но остановилась. Что она скажет? «Доктор, мне приснилось, что я шла в какой—то древний храм с кучей других богачей»? Это смешно.

Она встала, подошла к окну и выглянула на улицу. Мир спал, утопая в мягком свете фонарей. Но Изабель знала – этот сон не случайность. Это что—то большее. И это «что—то» связывает её с этими людьми. С теми, кто, как и она, когда—то искал вечную молодость в далёких Гималаях.

А где—то в далеком Токио, в пентхаусе в районе Минато, Кендзи Такахаси, глава транснациональной корпорации, специализирующейся на робототехнике, резко проснулся, его дыхание было прерывистым. Он только что увидел этот чёртов храм. Вновь.

Он знал, что это не просто сон. Это было слишком отчётливо, слишком детализировано. Он помнил каждый ярус, каждую ступеньку, каждое лицо в толпе. И он узнал некоторых. Вот этот мужчина – американский магнат, с которым он вел переговоры о покупке патентов. А этот – европейский политик, чьё имя мелькало в последних новостях о коррупционном скандале. И эта женщина – певица, чьи концерты собирали стадионы.

Эти сны, одинаковые до мелочей, снились тем, кто когда—то принимал Эликсир. Богатым. Знаменитым. Влиятельным. Тем, кто думал, что может купить всё, включая бессмертие. Но бессмертие, как оказалось, имело свою цену. И теперь оно звало их обратно. В храм. К тому, кто когда—то дал им силу, а теперь требовал вернуть долги.

Но этот сон был лишь началом.

После первых кошмаров те, кто когда—то принимал Эликсир, начали слышать голоса. Не чьи—то посторонние, а свой собственный – но искажённый, как будто их мысли накладывались на чужую волю. Сначала это были едва уловимые шёпоты, едва различимые за шумом повседневности. Потом они становились громче. Настойчивее. Неумолимее.

«Объединяйтесь.» «Найдите тех, кто подобен вам.» «Постройте Храм Вечной Жизни.»

Голос не кричал. Он не умолял. Он просто говорил – низким, вибрирующим тоном, который эхом отдавался в костях, как будто звук шёл не извне, а изнутри, из самой глубины их сущности. Он не оставлял выбора. Он не терпел возражений.

Ричард Вэнс сидел в своём нью—йоркском пентхаусе, глядя на экран компьютера, где светились цифры отчётов, но не видел их. Его пальцы судорожно сжимали ручку, а в голове снова зазвучал тот голос. «Ты знаешь, что должен делать.» Он потряс головой, пытаясь избавиться от навязчивой мысли, но голос только усилился, наполняя сознание, как яд.

В Париже мадам Изабель де Монфор пыталась сосредоточиться на письме адвокату, но буквы расплывались. «Ты должна найти их. Тех, кто подобен тебе», – звучал голос, и её пальцы задрожали над клавиатурой. Она закрыла глаза, но перед ней вновь возник он – высокий мужчина с длинными чёрными волосами, чей образ был настолько отчётлив, что она могла разглядеть каждую черту его лица.

Они все видели этот образ. Образ Повелителя – высокий, крепкий мужчина с длинными чёрными волосами и смуглой кожей, похожий на статую, высеченную из тёмного камня. Его глаза горели холодным светом, а губы шевелились, произнося одни и те же слова:

«Постройте семь храмов по всему миру. Объедините свой зов с зовом других. Только так вы призовете меня в этот мир. Только так вы обретете вечную жизнь.»

Они слышали его одновременно – в Нью—Йорке, Париже, Токио, – и каждый из них чувствовал, как их воля тает, как будто кто—то медленно стирает их личность, заменяя её чужой, холодной и расчётливой.

«Если вы выполните мой приказ, я буду милостив. Я дарую вам вечную жизнь», – говорил голос, становясь ласковым, почти гипнотическим. Но затем он резко менялся, превращаясь в ледяной приговор: «Но, если вы ослушаетесь, я покараю вас. Вы умрёте в муках, которых не знало ни одно живое существо.»

Голос не умолкал. Он звучал в головах избранных – тех, кто когда—то принимал Эликсир, – не давая покоя ни днём, ни ночью. Он не просто приказывал. Он объединял.

Сначала они сопротивлялись, пытались заглушить его алкоголем, наркотиками, лекарствами. Но ничего не помогало. Голос проникал сквозь любые барьеры, как будто он был частью их самих, вшит в их сознание на уровне клеток. Он не умолял. Он не убеждал. Он требовал.

«Найдите тех, кто подобен вам.» «Объединитесь.» «Станьте одним целым.»

И они начали искать.

Сначала это были робкие попытки – случайные встречи в закрытых клубах, перешёптывания в VIP—ложах, обмен номерами телефонов под предлогом деловых контактов. Но очень быстро это переросло в нечто большее. Те, кто слышал голос, начали находить друг друга, как будто невидимая нить связывала их, вела их друг к другу. Они собирались в тайных кружках, в роскошных особняках, в арендованных пентхаузах, где никто не мог подслушать. Они делились своими снами, своими видениями, своими страхами. И они понимали: они не одни.

В Нью—Йорке Ричард Вэнс организовал первый закрытый клуб для «посвящённых». Он назвал его «Круг Вечной Жизни». Туда входили только те, кто видел храм, кто слышал голос, кто был готов выполнить приказание. Они собирались в одном из его помещений, где стены были обшиты звукоизоляционными панелями, а двери охраняли вооружённые охранники. Здесь они обсуждали, как построить храм, где найти средства, как объединить усилия.

В Париже мадам Изабель де Монфор создала «Братство Пробуждённых». Она арендовала старинный особняк на окраине города, где когда—то собирались масоны. Теперь здесь проводились ритуалы – не молитвы, а что—то другое, более древнее, более тёмное. Они зажигали чёрные свечи, рисовали на полу символы, которые видели во сне, и повторяли слова, которые слышали в своих головах.

В Токио Кендзи Такахаси основал «Орден Возрождения». Его члены собирались в подземном бункере под одним из небоскрёбов, где стены были украшены изображениями храма, нарисованными по памяти. Они медитировали, пытаясь услышать голос яснее, пытаясь понять, что от них требуется.

Лавинообразно, за короткий промежуток времени, по всему миру начали возникать закрытые клубы, тайные общества, секретные братства. Они называли себя по—разному – «Слуги Вечной Жизни», «Избранные Повелителя», «Братство Вечного Света» – но им нужно было единство, и они нашли его.

Оно пришло само собой – из глубины их снов, из слов, которые шептал им голос. Оно было древним, мощным, наполненным смыслом. Оно звучало как клятва и как обещание одновременно – Прозелиты Авалоки.

Это имя разнеслось по их закрытым чатам, по их тайным собраниям, по их шифрованным каналам связи. Оно стало паролем, приветствием, молитвой. Оно объединило их всех – богатых и влиятельных, знаменитых и могущественных – под одним знаменем, под одной целью.

Они больше не были просто богатыми людьми, ищущими бессмертие. Они стали посвящёнными. Они стали избранными. Они стали прозелитами – теми, кто несёт слово Повелителя в этот мир.

И они были готовы выполнить его волю. Любой ценой.

Их ряды росли с каждым днём. Новые члены приходили, ведомые теми же снами, теми же голосами, теми же видениями. Они приносили с собой деньги, связи, ресурсы. Они были готовы на всё, потому что альтернатива – это муки, это смерть, это вечное проклятие.

Они начали покупать землю по всему миру – в отдалённых местах, где никто не задаст лишних вопросов. Они нанимали архитекторам, инженеров, строителей. Они заказывали проекты храмов – тех самых, что видели во сне.

Они знали, что должны построить семь храмов. Семь врат. Семь точек на карте мира, где земля должна была раскрыться, чтобы принять Повелителя. Прозелиты Авалоки действовали быстро, слаженно, как единый организм. Их деньги, их связи, их влияние делали невозможное возможным. Они покупали земли в самых отдалённых, самых закрытых, самых забытых богами и людьми уголках планеты – местах, где можно было строить, не привлекая внимания, где тысячи людей могли съехаться, не вызывая подозрений, где даже спутники не всегда замечали движение.

И вот где они выбрали свои опорные точки:

1. Северная Америка: Пустыня Сонора, граница США и Мексики

Здесь, в сердце раскалённой пустыни, где пески тянутся до горизонта, а жара искажает воздух, как в дурном сне, Прозелиты выкупили тысячи акров земли под предлогом строительства солнечной электростанции. На самом деле, вдали от дорог, среди скал и барханов, началось возведение первого Храма. Местные жители – те немногие, кто ещё жил в этих краях – рассказывали о странных грузовиках, которые приезжали ночью, о светящихся вдали огнях и большом количестве людей и техники.