Пятьдесят-на-пятьдесят

Степан. Нет, газета не наша, а какая-то производственная…

Виктор. Это, похоже, нашего предприятия, Кургановского, на ней так и написано, вот, Кургановский приборостроительный завод. Это наш.

Степан. Да и фото какие-то странные, тёмные очень, ничего не понятно.

Ирина (внимательно изучает фото). Ну как же, Стёпа, смотри, это же ведь мы, тогда, на речке. Виктор, дайте и нашу фотографию, общую.

Виктор достал и первую, Воробьёвскую.

Ирина. Вот про это я и говорю. Эти тоже про нас, когда мы купались и когда Паша… Только узнать тут никого нельзя, темно очень.

Виктор. А в какое время вы купались?

Степан. Да уже сумерки очень большие были, думаю, что часа в два ночи, воскресенья уже.

Ирина. Пожалуй, так и было.

Степан. А темно потому, что у Ларисы не было вспышки, со вспышкой хоть что-то, но получилось бы, забыла, наверно. Она всегда на наши сборы берет… брала кучу всего, а тут забыла. Но давай так, Ирина, вспомним, кто где был, может, получится. Давайте фотографии расположим по порядку, попробуем.

Все склонились над столом. Стали перемещать фотографии с места на место.

Ирина. Вот видишь, Стёпа, думаю, что вот эта первая. Тут мы только в воду входим. Мы ведь с тобой самими последними заходили, вот мы и идём, за руки вместе, а остальные впереди. Согласен?

Степан. Пожалуй, так и есть. А вот эта, наверно, последняя. Смотри, Ирина, народ уже пошёл на выход, раз, два, три, четыре, пять. Пять человек.

Ирина. Да, ведь Галя-то Наумкина самая первая вышла, она так и сказала, что всё, накупалась, пойду, поэтому и пять. Как же пять? Должно быть шесть. Значит, ещё кто-то вышел?

Виктор. Или не мог выйти, Паша Царьков, например. Давайте другие посмотрим. Посчитаем, что первую уже нашли, где вы за руки.

Ирина. Ну вот же, на двух других-то – все на месте. Все семь человек. И Наумкина тут же. Степан, может, вспомним, кто мы где были в воде?

Степан. Ну, мы с тобой, как вошли, так тут и были, около берега, так ведь?

Ирина. Да.

Степан. Впереди нас Гриб с Наташкой Красновой барахтались, вот видны их головы, они слева от нас были. Тоже всё время вместе, насколько помню. Гриб – это Грибков.

Виктор. Я уж понял.

Степан. А вот пара – это как раз Паша с Галей, вон там, дальше всех. А вот эта голова, похоже, Свист, Свистунов Андрюха. Один-одинёшенек. Ну и на этой тоже все на месте. Вон тут не очень просматривается, но понятно, что кто-то есть. Может быть, Гриб или Наташка за нами оказались. Думаю, что эти две будут из середины. Ты, Ир, тоже со мной согласна?

Ирина. Да по-другому-то и не выходит, так, наверно, и будет. А на последней, там, где были Царь… Паша с Галей, Гали уже нет, вышла. Значит, действительно, эта последняя, потому что скоро и мы все… почти все… вышли.

Виктор. Ну что же, ребята, очень рад был с вами познакомиться. Спасибо за расшифровку этих картинок. Я всё записал. Если понадобится, то мы с вами ещё встретимся. Вы оказались с Наташей самые информативные для меня, и для следствия.

Степан. Всегда будем рады помочь, успеха тебе!

Затемнение.

ДЕЙСТВИЕ 6.

Лица:

Капитан

Фёдор

Виктор

Тамара

Обстановка действия 1. В кабинете Тамара у окна, Виктор за столом что-то пишет.

Действие 6. Сцена 1.

Виктор. Ты, что-то, сегодня рано прискакала. Я-то с докладом, готовлюсь на ковёр.

Тамара. Да вот, будильник на час раньше поставила. Мне уж муж-то говорит, рановато ещё, а я и не посмотрела на другие часы. А уж дорогой только сообразила, что мало народу едет.

Виктор подходит к ней. Смотрит в окно.

Тамара. Витя, ты как-то неосторожно выражаешься про политику. Не надо бы так. И Андрея Антоновича злишь. С чего это ты в прошлый раз про перестройку эту? Откуда это в тебе?

Виктор. Откуда… Это ты спроси моих дядей-тётей. Да и отца тоже.

Тамара. Про что спросить?

Виктор. Про то, как бабушка моя детей растила без мужа. Пятеро было, трое мальчишек, двое девок.

Тамара. А где же муж был?

Виктор. В земле. Расстреляли. Они жили в деревне, в Воронежской области. В колхозе работали. В конце тридцать седьмого, на собрании, дед-то и скажи, что, мол, при царе лучше жили. Лошадь была, две коровы, овцы-козы, птица, а в колхозе ничего нет, на трудодень то ли дадут чего, то ли не дадут. Никакого социалистического рая. Кто-то донёс, арестовали, приговорили к расстрелу за агитацию против власти. Вот и осталась одна с пятью. Мой отец самый младший был, как раз с этого тридцать седьмого. Да ещё семья «врага народа». Она ещё и раньше была этим «врагом». Отец-то бабушки, мой, значит, прадедушка, был у Колесникова.

Тамара. У какого Колесникова?

Виктор. Вот, понятно, не знаешь! Да и кто знает-то? Молчок полный! А это тот, кто в начале двадцатых в Воронежской области, ну, губернии тогда, восстание поднял. Как в Тамбовской, Антонов. Колесникова победили, вот, в бою-то прадед и был убит. А Колесников потом к Антонову подался, ему помогал. Я почему говорю, дядей-тётей спроси, они столько пережили, больше, конечно, бабушка, их мама. Так они до сих пор, когда к ней на могилу приедут, туда, в деревню, где жили, на колени становятся. И фотография бабушки у них дома, как икона, можно сказать, молятся на неё, хотя и не верующие, только если тётя Нюра. Она даже бабушкино фото повесила в иконостас. Говорит, ничего тут грешного нет. Вот тебе и перестройка!

Тамара. Причём здесь перестройка-то?

Виктор. А вот при том, что в магазинах шаром покати, нет ничего. Обычный колхоз. Работает народ, делает что надо, а в жизни-то шиш с маслом. Просто полный разор. А и про перестройку… Ты же читала, я тебе давал Полякова, его «ЧП районного…». Что же изменилось-то? Кто там был, так все и остались Чего такого они могут перестроить?

Тамара. Ой, Витя, ты мне потом расскажешь про всё это?

Входит Фёдор.

Виктор. Расскажу, что знаю. Вот только этого подонка найдём.

Фёдор. Про что расскажешь, доброго вам утра!