Попутно решили зайти на сопку, где погибла девушка Рая.
Подходя к утёсу, издалека все увидели много разноцветных берёзок. На их веточках и стволах шелестели на ветру десятки цветных завязанных на узелки платочков и ленточек. Это было очень красиво и необычно.
Ксения Григорьевна тоже достала заготовленные ею цветные ленточки, и каждый из них повязал их к берёзкам, недавно выпустивших свой ещё прозрачный зелёный наряд.
С утёса открывался величественный вид на горы и широкую водную панораму реки.
Иван посмотрел вниз с двухсотметровой высоты и бросил небольшой камешек. С гранитной скалы камень упал в воду, очертив круговое движение волны.
– Надо было возбудить в себе чрезвычайное и очень сильное эмоциональное состояние, чтобы броситься в пучину воды с такой огромной высоты? Какая же это великая сила любовь? И что с человеком может сделать неуспокоенная любовь? – задавал он сам себе вопросы.
Все думали про себя о трагедии Раи, в причинах которой невольно были замешаны родители Маши.
Чтобы снять напряжённое состояние, все отправились к Святому ключу, высокогорному источнику, поднимаясь всё выше и выше. Этот подъём наверх давался им с трудом, но то, что они увидели, было многократно оправдано.
Перед ними открылись высокие освещённые солнцем белые горы, по которым бурным водопадом стекала вниз вода, падая в широкий водоём. Дно источника, покрытое осколками белого кварцита, словно источало свет, придавая воде особую прозрачность.
Ростислав Викторович сказал, что это вода лечебная и что в ней можно купаться.
– Вода хоть и прохладная, но после купания люди преображаются в своём здоровье, – добавил Ростислав.
Женщины согласились войти в воду первыми, а мужчины, чтобы их не смущать, отвернулись, дав им переодеться. Только тогда, когда послышался взвизгнувший голос Маши, а потом и Ксении Григорьевны, они посмотрели в их сторону.
В воде их трудно было отличить друг от друга, обе в голубых купальниках уже весело щебетали в воде.
– Раздевайтесь скорее, идите сюда. Холодно только вначале, – приглашала Ксения Григорьевна.
Переодевшись за большим камнем, мужчины по белым ступенькам тоже вошли в воду.
Иван почувствовал, как перехватывается от холода его дыхание и хотел сразу выйти на берег, но, увидев, что на него устремили взгляд женщины, превозмог себя, чувствуя, как тело медленно привыкало к прохладной воде.
Вскоре женщины, закончив купание, проплыли мимо мужчин и по ступенькам стали подниматься на берег. Их крепкие, словно точёные фигуры блестели от стекающей воды и сверкающего по ним солнца. На берегу водоёма они скрылись за камнем и через несколько минут появились одетые в платья с полотенцами в руках.
Одно из них Маша несла Ивану, а другое Ксения Григорьевна протянула своему мужу.
Выйдя из воды и растёршись докрасна, Иван почувствовал необычайную бодрость тела.
Все возвращались с прогулки в хорошем настроении. Ксения Григорьевна и Ростислав Викторович шли отдельно, а Маша всё время разыгрывала Ивана, прячась от него за деревьями. Они бегали друг за другом, и однажды столкнулись так, что Иван схватился за Машу и, чтобы та не упала, прижал к себе. Она вырвалась и побежала дальше, повторяя слова:
– Не догонишь! Не догонишь!
Так они с весёлыми играми приблизились к окраине Златоуста и, дождавшись Ростислава Викторовича и Ксению Григорьевну, решили зайти в собор. Женщины молча пошли к свечной лавке, а мужчины прошли вглубь молельного зала, где проникновенные глаза святых умиротворённо смотрели на них со всех сторон.
Иван остановился возле иконы Тихвинской богоматери, которая своим строгим взглядом царицы – путеводительницы благословляла прихожан на добрые дела.
Потом взгляд перекинулся на икону с изображением Иоанна Златоуста, указывавшего путь к христианским познаниям. Везде горели свечи, и пахло ладаном.
Подошла Маша, протянув Ивану две свечи. Словно вспышка озарила его, и он представил перед собой лицо жены, потому что почти те же действия им совершались год назад в Никольском соборе Ленинграда.
Отвлечься ему не дала Маша, стоявшая рядом. Она, словно почувствовав сменившееся настроение Ивана, чуть – чуть подтолкнула его, чтобы подойти к висевшей рядом иконе «Благовещение». Перед ними предстала Дева Мария в пурпурном одеянии, которой архангел Гавриил передавал свиток со словами приветствия о благой вести появления у неё сына.
Маша смотрела на эту икону с умилением, словно это ей передавались благие вести о будущем рождении сына.
Потом они переходили от одной иконы к другой, где на них смотрели лица святых, призывавших верить во что-то очень высокое, отвлечённое и приятное.
Долго задерживаться в соборе не стали. День клонился к вечеру, солнце было ещё высоко, но горы то и дело закрывали его.
Маша была в хорошем расположении духа и постоянно оказывалась возле Ивана. Ксения Григорьевна и Ростислав Викторович предложили идти сразу домой, на что Маша сказала:
– Вы идите, а мы ещё немного погуляем. Я покажу Ивану мои любимые места.
Ксения Григорьевна попросила Машу долго не гулять, потому что завтра рано утром надо было уезжать: ей – учиться, а Ивану – в экспедицию на Таганай.
– Хорошо, мамочка и папочка, мы недолго, – ответила дочь.
Иван заметил, что эти слова Маша произнесла с грустью. Она хотела посвятить Ивана в свои тайны, рассказать ему о местах её детской привязанности, о подружках, школе, в которой она училась.
На прогулке по улицам Златоуста Маша была весела, увлекала Ивана своими воспоминаниями, брала его за руку и тянула вверх, а потом наоборот разгонялась с горки и кричала, чтобы он её ловил.
Ивану это нравилось, но он боялся быть вовлечённым в игру прикосновений с молодой девушкой.
Время пролетело быстро, и они даже не заметили, как ноги сами подвели их к дому. Маша шла впереди, протягивая свою руку Ивану, и, крепко ухватившись за неё, тянула его к своему родному жилищу.
– Какая ты сильная! – сказал он.
– И верная, – с хитрецой ответила она.
Дома их ждал уже накрытый обеденный стол, искусно приготовлено хозяйкой.
Иван отметил это словами:
– Дорогая, Ксения Григорьевна, вы просто кудесница. Как только мы приходим домой, то погружаемся в такие волшебные запахи, от которых исходит прилив здоровья и красоты. Теперь мне понятно, почему вся ваша семья такая здоровая, красивая и счастливая. И это теперь укрепляет и меня. Позвольте считать вас моей третьей мамой. Первая мама у меня та, которая меня родила, вторая – мама моей жены, а вы станете мне третьей мамой, если согласитесь. Я вас полюбил за доброту, приветливость и красоту.
Весь вечер третья мама собирала дочь и Ивана в завтрашнюю дорогу. Дочери она набрала всяческих съестных припасов, состоявших из банок и кулёчков, уложила их в большую сумку и поставила на крылечке.
Ивану она также набрала сумку припасов. Он отказывался это брать, но она утвердительным не поддающимся сомнению голосом по – хозяйски её завязала и поставила рядом с сумкой дочери.
А молодые люди долго не могли уснуть. Маша постоянно выходила из своей комнаты, надеясь постоять с Иваном на крыльце. И добилась своего. Когда он вышел, то она как бы случайно, спросила:
– Ой, как хорошо, что ты вышел. Я хотела у тебя спросить, а в Ленинграде в эту пору светло как днём? – и увлекла его вновь на открытую веранду. Ему пришлось рассказывать ей о белых ленинградских ночах, о красоте разводящихся в эту пору мостов, которыми очаровываются влюблённые пары, гуляющие по набережным до утра.
Маша слушала и всё более и более влюблялась в Ивана. Она не хотела с ним расставаться и задавала ему личные вопросы, на которые он не мог ей дать ответ.
Время уже было за полночь, а Маше не хотелось спать. Она стояла и смотрела в упор на Ивана, который всё время отводил от неё свои глаза.
Ей захотелось, чтобы он поцеловал её, для чего сделала некоторое усилие, но в это время дверь распахнулась и на веранду вошла Ксения Григорьевна.
– Вы что не спите? Завтра надо подниматься рано.