– Стой! Кто идет? – один из шести солдат внизу, у ворот, сделал останавливающий жест. Солдаты на стенах продолжали беспечно дырявить взглядом воздух, хотя, по мнению Сэйлора, они должны были взять его и его спутника на прицел.
– Человек идет, вот кто! Даже два!
– Сойдите с лошади! – солдат показал на землю.
– У прошлых ворот такое требование мне выдвигал офицер! Поэтому я требую офицера, – Сэйлор делал свое обычное дело, а именно: сверлил взглядом бравого вояку.
– Или вы двое подчинитесь, или мы откроем огонь!
– А вашей стрельбой, как и охраной ворот, должен командовать офицер! – Сэйлора не пугали никакие угрозы.
– Товсь!!!
– Только не делай вид, что ты сейчас взмахнешь рукой.
– Последнее предупреждение! – полторы дюжины солдат взяли Сэйлора и де Брильяра на прицел. – Пли!
Раздался залп… Робер де Брильяр мысленно распрощался с жизнью и инстинктивно резким рывком пригнулся… Каково же было его удивление, когда он выпрямился и обнаружил, что жив. Он взглянул на Джорджа, ожидая увидеть его лежащим на земле, но увидел его, сидящим на коне. Тот обращался к солдату:
– Хороши ваши стрелки!…
– Что происходит?! – в воротах появился офицер, а за ним еще группа кавалеристов. Их было всего человек двадцать. При появлении этого отряда, солдаты у ворот окончательно растерялись. Не растерялся Сэйлор. Он подъехал к Роберу и указал ему на офицера. Тот понял и взял его на прицел. Де Брильяр догадывался, но не был уверен в том, зачем устроен этот спектакль.
– Положите оружие, иначе монсеньер маркиз Жильбер де Лафайетт будет убит. А сам монсеньер соблаговолит увидеть пропуск, выданный мне и моему спутнику, вашему соотечественнику, мистером Вашингтоном, – и Сэйлор приблизился к Лафайетту, описание которого нас сейчас и займет.
Жильбер де Лафайетт был ростом чуть ниже Вашингтона. Он носил светло-голубой мундир с золотой окантовкой и пуговицами. Его головной убор представлял собой не треуголку, а шляпу-лодку, похожую спереди на рыбу-парусник. На Лафайетте были сапоги со шпорами, черный цвет которых являл полную противоположность белым штанам. Коричневый конь маркиза подозрительно озирался и фыркал в то время, когда его хозяин читал бумаги Сэйлора. Лафайетт имел вытянутое лицо с острым, но не до крайности, подбородком, и впалыми щеками. Седые волосы выбивались из-под шляпы. Костлявые кисти сжимали поводья. Типичный сухощавый француз.
Наконец, Жильбер поднял глаза. Он увидел внизу солдат, сложивших оружие, наведенный на него ствол ружья де Брильяра, своих растерявшихся кавалеристов и Сэйлора, смотревшего на него в упор. Лафайетт заговорил:
– Зачем вы устроили этот цирк? Ведь у вас двоих есть рекомендации мне от самого Вашингтона! Почему вы не предъявили документы солдатам?
– Они требовали, чтобы мы сошли с лошадей, – говоря это, Сэйлор сделал знак де Брильяру, чтобы тот опустил ружье, – а такое требование должен выдвигать только офицер! А сейчас Робер взял вас на прицел, чтобы эти оголтелые вояки снова не наделали глупостей.
– Начальник этой линии обороны со мной. Вы уж извините их, за доставленные неудобства. Хотя и вы перемудрили!
– Монсеньер маркиз торопится?
– Вообще-то, да. Но для вас найду уж минутку!
– Куда направляется монсеньер?
– В Монмут.
– Стало быть, нам придется вас немного проводить, – Сэйлор перешел на французский, – И не забывайте, что у меня есть спутник по имени Робер де Брильяр. Но, похоже, он слишком стеснен вашим присутствием. Ну так что: в путь?
– Если вы так желаете – мы повинуемся!
– Чтобы монсеньер маркиз нам повиновался? Мне кажется, мы еще не доросли до этого!
– Да ладно вам! Хорошо, выдвигаемся! Господа, вперед! Поезжайте рядом со мной, Джордж, а вы, Робер, с другой стороны.
– Для меня это слишком большая честь, ехать рядом с великим маркизом де Лафайетт!
– Это приказ! – слова Лафайетта поддержал, взглядом, Сэйлор. Они поехали: Джордж – справа, а де Брильяр – слева от маркиза. Сзади шел отряд из восемнадцати кавалеристов и сорока пеших солдат Континентальной армии.
Джордж и Робер снова проезжали через «линии Гейджа». Сэйлор ждал их окончательного выезда из города, чтобы начать говорить:
– Монсеньер, а вам не кажется, что вы взяли слишком мало людей – раз; и два – лучше бы взяли только кавалерию: смогли бы доехать быстрее.
– Во-первых, мистер Сэйлор, эта кавалерия – вовсе не кавалерия, а всего лишь конница, а во-вторых, эта пехота идет в Конкорд. А что касается численности: да, этих вояк англичане перебьют в два счета, – тройка всадников в это время была в середине колонны: позади конницы и впереди пехоты так, что гордые американские вояки не слышали слов маркиза.
– Монсеньер маркиз, обращайтесь ко мне «монсеньер», а не «мистер», если вам угодно, – для де Брильяра, слышавшего слова Сэйлора, это было верхом наглости и самоуверенности, – И еще, я чувствую, что на нас скоро нападут, а у меня нет ружья…
– Вы чувствуете, что на нас нападут?! Вы действительно накликаете беду! Да и к тому же, зачем вам ружье, если у вас есть два пистолета и сабля?
– А все-таки, монсеньер, я настаиваю на предоставлении мне ружья: в бою я смогу тогда уложить трех противников пулями, плюс два на долю де Брильяра и один на вашу. Шесть убитых врагов уже хорошо, а потом мы, то есть вы, если конечно изволите, поведем в атаку кальвинистскую конницу – потомков обиженных на англиканскую церковь пуритан. Двести лет назад кальвинистская кавалерия Франсуа Валуа – герцога Анжуйского и Брабантского, графа Фландрского и принца Французского, наследника престола – так вот эта кавалерия гугенотов творила чудеса в битве за Антверпен. Кстати, вы должны знать об этом больше, чем я, – Сэйлор закончил говорить, когда они въехали в достаточно глухой лес, едва ли не идеальный для засады.
– А что вы, мсье, мистер, мейнхейр, исповедуете? – Лафайетт взглянул на Сэйлора.
– Атеизм, – Джордж ответил холодно, не глядя в сторону маркиза, а даже наоборот, осматривая лес, справа от дороги, – Так вы предоставите мне ружье?
– Возьмите уже у того барабанщика! Эй, вы там! Пусть барабанщик передаст сюда ружье! А вы, мсье де Брильяр, конечно католик? – Лафайетт заинтересовался вопросами религии.
– Может, для вас это оскорбительно, маркиз, но этот вопрос меня обижает, – «Похоже, Робер набрался храбрости говорить так с маркизом», – подумал Сэйлор. – Конечно же, я католик! Как и любой честный лотарингец, я ненавижу протестантскую мораль!
– Помнится, ты говорил мне, что ты из Пикардии?! – Сэйлор косо посмотрел на осмелевшего француза.
– Это потом мы переехали в Пикардию. А родился я в Лотарингии! Я горжусь этим, монсеньер маркиз! – закончил Робер, обращаясь уже к Лафайетту.
В это время внимание Джорджа было привлечено к каким-то движениям в лесу. Джордж направил ствол своего ружья туда. Он внимательно изучал лес, когда, ведомый каким-то неизвестным чувством, Сэйлор посмотрел вверх и увидел англичанина, который целился в Лафайетта со специально подготовленной на дереве площадки. Обычно по таким лазали только индейцы. Джордж вскинул ружье и выстрелил. Британец упал вниз. Маркиз и де Брильяр обернулись, а из леса уже были слышны выстрелы, красные мундиры уже мелькали в чаще, выстраиваясь, даже там, в цепи. Они были и слева, и справа. Сэйлор без слов перекинул ружье за спину и, вынув из ножен саблю, указал Лафайетту и де Брильяру вперед: по дороге на них мчался отряд «зеленых драгунов» – английской кавалерии, которой было вдвое больше, чем конницы патриотов:
– Сейчас мы с Робером должны быть там: пока пехота успешно обороняется, нужно остановить кавалерию! – и Сэйлор, пришпорив коня, помчался вперед.
Робер, недолго думая, поскакал вслед за ним. Монсеньер маркиз также, вынув из ножен рапиру, отправился в пекло битвы. Трое всадников, врубившись в центр драгунского отряда, творили чудеса. Сэйлор каждым ударом сабли сбивал с лошади английских кавалеристов или убивал их, сидящих в седле. Робер, впервые оказавшийся так близко лицом к лицу с врагом, ожесточенно рубил в капусту каждого встречного и поперечного, сам едва уклоняясь от ответных ударов. Монсеньер маркиз наносил точные колющие удары, рубящими же движениями своей рапиры он выбивал из рук противника оружие, либо оглушал его. Американские всадники, увидев в центре сражения Лафайетта, приободрились и ударили с новой силой. «Зеленые драгуны» были отлично подготовлены, но, несмотря на численное превосходство, в этот раз они дрогнули. Потеряв две трети кавалеристов, оставшиеся члены отряда отступили и, при отходе, оставили на поле боя еще пятерых, настигнутых пулями Сэйлора, де Брильяра и Лафайетта.
В это время пехота перешла в рукопашную схватку. И Джордж повел оставшуюся конницу в атаку на «красных мундиров». Именно за Сэйлором пошли конники, а вместе с ними де Лафайетт и де Брильяр. Саблями своих всадников и рапирой (вот где виден французский дворянин) Лафайетта конники быстро смяли и разбили английскую пехоту. В это время Робер де Брильяр, как и раньше, рубил все красное, что видел, в капусту. При этом сам он не погиб только чудом. Сэйлору такое усердие его компаньона в бою не очень нравилась:
– С таким безрассудством, Робер, ты мог бы резать гугенотов в ночь святого Варфоломея! Ты же «добрый католик»! – Джордж смотрел на лотарингца-пикардийца со злой усмешкой. – А в бою ты должен быть осторожен. Ты должен наносить врагу ровно столько ударов, сколько нужно для его смерти. Не больше и не меньше! Ты понял меня, последователь чертовых Гизов?
– Я приму это к сведению. Спасибо за совет! – при этих словах лицо Робера выражало полную искренность, такую, что даже Сэйлор растерялся. Но продолжать этот разговор он не стал.
Джордж осмотрелся вокруг. Англичане отступили или, вернее сказать, сбежали. Патриотов осталось семь человек конных и пятнадцать пеших. «Красные мундиры» потеряли тридцать всадников и порядка полусотни пехотинцев. Неплохой результат для такого маленького столкновения. Сэйлор понимал, что англичане просто были чересчур самоуверенны. Он подъехал к Лафайетту:
– Похоже, теперь вам придется вернуться в Бостон, монсеньер.
– Да уж, видимо так! Эй, мы возвращаемся, стройтесь!
– А еще, монсеньер маркиз, вас предали! Навел «креветок» явно кто-то из своих.