Внизу наш дом

Все эти «плюшки» были заработаны очень быстро, буквально за пару недель, но это не принесло мне особого удовлетворения – мелкие житейские удобства не могли в моих глазах устранить главную проблему – отношения со сверстниками стремительно охлаждались. Не то чтобы из-за зависти к привилегированному положению, а исключительно в силу несовпадения интересов. Я выслушивал то, о чем разговаривали пацаны, и… или кивал, или пожимал плечами. Разница в годах – я про возраст разума – давала о себе знать со страшной силой.

Была ещё одна возможность заработать не мелкие привилегии местного масштаба, а реальные деньги – вести авиамодельный кружок. Но это становилось актуальным только к началу осени, а в начале лета, когда ученики разбежались на каникулы и разъехались по лагерям, говорить на подобную тему было рановато. Да и само дело увлекало меня не особенно сильно. Опять же – а как я объясню кому-то, что хорошо разбираюсь в вопросе? Я ведь просто мальчишка, если говорить о впечатлении от моей внешности.

Мысль о том, как поступить, пришла ко мне постепенно. То есть сначала зародилась где-то в глубине сознания, а потом быстро и уверенно окрепла. Взяв с собой документ о законченном среднем образовании, я приехал с ним на аэродром и явился к начальнику аэроклуба.

– Хочешь работать у нас? Но ведь ты ещё ребёнок! Боюсь, если я тебя оформлю по всем правилам, меня неправильно поймут. Знаешь, как могут отнестись к эксплуатации детского труда? – вот, что я услышал в ответ на своё искренне предложение.

– Возьмите на неполную ставку, на сокращённый рабочий день. Оформите учеником, – мгновенно пошёл я на попятную, резко «урезав осетра». – А то, можете вообще денег не платить – вроде как я тут случайно зашёл и что-то сам по себе делаю.

– Нет! Так тоже не пойдёт – учреждение у нас серьёзное, и определённые органы обращают внимание на здешние дела. А их обманывать не стоит. Хотя в мастерских ты народу понравился. Говорят, что толковый. А аттестат что? Честный? Не подделка?

– Честный. Без обмана. Можете сами меня проверить.

– Ну, тогда объясни мне, какая сила держит самолёт в воздухе? Выпускник средней школы должен в этом разбираться.

Я внутренне радостно потёр руки и подошел к висящей тут же в кабинете доске. Взял мелок и… остановил меня начальник только через час, когда выписываемые формулы стали чересчур громоздкими.

– Короче, Субботин, зайди ко мне через неделю. А пока загляни к мотористам – у них там какие-то неполадки с магнето, может, ты чего подскажешь.

С магнето я, конечно, разобрался. В нём, если ничего не случилось с бобиной, остаётся только наука о контактах. Мужики просто не сообразили, что провод оборвался внутри внешне целой изоляции.

Глава 3. Терзания продолжаются

Через неделю я получил должность ученика моториста и место в общежитии. Режим образовался довольно благоприятный – меня поставили на довольствие в аэроклубовской столовой, а общежитием назвали койку в казарме тут же. Хотя напрасно я нарёк эту заставленную кроватями комнату казармой – особых строгостей здесь заведено не было. В просторной многоместной спальне ночевали и учлёты, и технический состав. Народ приезжал и уезжал в соответствии с графиками и планами нашего отделения Осоавиахима, на которые накладывались «перебои» с лётной погодой или с поставками горюче-смазочных материалов.

Так, чтобы взаправду летать – конечно, меня не допустили. Зато прокатиться с пилотом в пробном полёте после ремонта машины – это считалось в порядке вещей. Ну а уж «подержаться» за ручку ребята мне позволяли всегда. В общем, былое мастерство возвращалось, хотя до фигур высшего пилотажа дело не доходило – я не был уверен в том, что моё юное тело способно с ними справиться. Его (тело) следовало и подкормить, и натренировать. Турник, брусья, акробатика – я же помнил, какие моменты особенно важны, хоть для обеспечения высокой подвижности машины, хоть для уверенной ориентации.

Скажем, висение вниз головой на кольцах или турнике необходимо для тренировки сосудов головного мозга при работе в условиях самых неприятных перегрузок – отрицательных.

День мой был занят довольно плотно. Летняя пора, полёты идут интенсивно – работы много и всё время. Поскольку квалифицированных рабочих рук не хватает, то и рабочий день не имеет явно очерченных границ. От – когда понадобилось, до – пока всё не сделаешь. Трудился наравне с взрослыми, хотя и под присмотром. Первое время под присмотром, пока не заслужил доверия.

После лётных происшествий вообще всё сбивалось, а мы пахали, латая машины, которые в будущем станут ночным кошмаром фашистов. К У-2 у меня очень тёплое отношение – бывают такие удачные самолёты, которые на долгие годы способны пережить своего создателя и оставаться полезными после смены целых эпох в развитии авиации.

А тут ещё закопошилась под причёской одна мыслишка. Началось всё со списания вконец износившегося У-1, на мотор которого я положил глаз. А потом – и лапу. Начальник вообще-то приветствовал разного рода самодельное творчество, а желающих построить самолёт своими руками в это время хватало. Комсомол эту увлечённость поддерживал, даже некоторые средства где-то изыскивал для энтузиастов.

В общем, снял я со списанной машины старичка «Рона», сиденья и много разных других полезных мелочей – не делать же своими руками в кустарных условиях ремонтной мастерской решительно всё! И призадумался – чего бы такое сотворить? Ведь моё увлечение авиацией до сих пор и не прошло… с одной стороны. И, с другой стороны, знаю я о ней столько, что и сам порой понять не могу, чего ещё хочу.

* * *

Так чего же я хочу? Поскольку детство моё не оставило в душе воспоминаний о событиях, которые хотелось бы снова пережить, то распрощался я с ним без особого сожаления. Все значительное, что запомнилось из прошлой жизни, происходило здесь, на лётном поле, и ещё в небе, когда начал летать. Поэтому, задумавшись о собственных поступках, понял – я устремился туда, куда меня всегда тянуло. И теперь имею возможность точно так же, как и в тот раз, вырасти, закончить аэроклуб, на год или два раньше поступить в летное училище, выпуститься с отличием, лучше досрочно и даже попасть в кадровую часть. Возможно. Если меня примут в пятнадцать лет, то есть сущим цыплёнком. Военное училище – это всё-таки не аэроклуб. Там всё куда строже.

Однако перспектива встретить начало войны на МиГе, а не вступить в неё в разгар отступления на «Чайке», стоит усилий, которые потребуются для её реализации. К тому же я знаю и технику противника, и его излюбленные тактические приёмы. Впрочем, могу и на «Ишачке» крепко насолить супостату, особенно, если мне достанется машина с пушечным вооружением. Были такие – помню. Они, правда, в пилотировании оказались довольно сложными. Даже сложнее, чем машины более ранних модификаций, но мне под силу.

Итак, насколько я сам себя понял, будущая Великая Отечественная для меня реальность. Реальность, которую хочется изменить. Сделать так, чтобы наши потери оказались меньше, а вред, нанесённый врагу – больше. Как это обеспечить в масштабе страны, я не знаю. Мой уровень компетенции никак не выше авиаполка. Стратегия – не мой удел. Да и не помню я в точности ни дат, ни количественного состава войск, участвовавших в тех или иных сражениях. Опять же пробиться на достаточно высокий руководящий пост в моём возрасте немыслимо. Да и организаторскими способностями не блещу – я себя неплохо знаю.

В тактике секу, в технике разбираюсь, могу обосновать необходимость принятия или не принятия некоторых известных из истории решений при рассмотрении вопросов, по которым никто не поинтересуется моим мнением. Конечно, есть вероятность, что, доказав осведомлённость относительно будущих событий, я привлеку к себе внимание. Но многое ли я помню в точности? Эпопея челюскинцев в этом году уже завершилась, а из ближайшего будущего я могу припомнить только что-то про появление сообщений о рекордсмене-шахтёре Алексее Стаханове. Но не помню ни дат, ни названия шахты.

Хотя это для меня сейчас единственное доказательство осведомлённости о событиях грядущего. Война в Испании, начавшаяся с мятежа, состоится ещё через год. То есть – в тридцать шестом. Потом Халхин-Гол в тридцать девятом и Финская зимой с тридцать девятого на сороковой. Вот и весь мой актив. О событиях тридцать седьмого и тридцать восьмого годов я ничего не помню – в это время мои чувства были наполнены безответной любовью.

Маловато будет. Недостаточно, чтобы подобного рода «прорицаниями» убедить более-менее влиятельного человека, что я из будущего.

Вот если бы сыграть от обратного! То есть сделать так, чтобы меня уличили в чём-то подобном! А потом допросили – я бы ничего скрывать не стал, тем более что про авиацию и её проблемы этого периода могу рассказывать часами, прикидывая, а можно ли было найти лучший вариант? В старости я неплохо полазил по интернету, разбираясь в хитросплетениях самых разных мнений и прикидывая свои воспоминания и знания к рассуждениям разного рода умников. Некоторые мысли показались мне не лишёнными резона. И предложить подобного рода решения мне будет позволено только в случае, если я стану отвечать на вопросы человека, облечённого немалой властью.

Нет, на встречу с товарищем Сталиным в моём положении рассчитывать глупо – мелковат я для этого. Самое большее – кто-нибудь из компетентных органов поинтересуется и передаст протокол допроса вверх по инстанциям. Так что нужно привлечь внимание к моей особе и хорошенько продумать свои высказывания.

Как привлечь внимание? У меня есть только один способ – построить самолёт с необычными для этого времени свойствами. Причем – из здешних материалов и с современным двигателем. То есть не слишком мощным и излишне тяжеловатым на мой вкус.

Надо же! А ведь даже ещё ничего толком не обдумав, я уже начал к этому готовиться! Имею в виду разграбление списанного У-1.

* * *

Первой зарплаты ученика моториста мне хватило на несколько очень важных покупок. Во-первых, несколько тонких длинных брёвен и их доставка на ломовом извозчике. Во-вторых, большой рулон обёрточной бумаги. И, наконец, в-третьих, возок песка, который я хорошенько просеял, упаковал в мешки и сложил под крышу. Ну, да, пришлось потратиться на собственно мешки – в аэродромном хозяйстве лишних не нашлось. Так что не осталось даже на леденцы.

Брёвна я просто расколол вдоль и потом долго выглаживал рубанком – мне требовались длинные идеально прямослойные рейки. Так вот, как ни был я придирчив при выборе хлыстов, а идеальным оказался только один. Лишь из него удалось получить семиметровой длины планки без единого сучка, без малейшей свилеватости. Зато оказалось их достаточно – как раз на два лонжерона.

Самолёт начинается с крыла, что бы ни говорили по этому поводу знатоки, утверждающие, будто с достаточно сильным мотором полетит даже забор. Поэтому я намеревался сделать очень продвинутые для настоящего времени плоскости, не отнимающиеся от центроплана. Конечно, лучшим материалом был бы алюминиевый сплав, в моё время именовавшийся дюралем. Но его нынче чаще называют кольчугалюминием и производят не так уж много – почти весь он уходит на производство крупных самолётов. Поэтому в легкомоторной авиации господствуют деревянные конструкции и обтяжка крыльев и фюзеляжей тканью, которую пропитывают бакелитовым лаком. Ещё в обиходе моторамы и элементы каркаса, сваренные из специальной стали, обычно из труб.

Однако у меня нет возможности использовать подобные технологии – сварка-то в мастерских есть, но ни флюсов, ни нужных электродов, ни «человека, умелого». Сам я могу что-нибудь по-быстрому «прихватить» или грубо, с наплывами, заварить место излома, но для изготовления лёгкой несущей конструкции этого недостаточно. Да и самих труб нет, и где их взять, не знаю, и, самое главное, нет средств на приобретение.

С другой стороны, прочность на разрыв или сжатие у прямослойной сосновой древесины очень велика, а крылья я затеял не такие уж большие в размахе – в мою пользу сработает эффект масштабирования, из-за которого маленькие изделия всегда получаются прочнее, чем крупные. Плюс – тщательность изготовления, плюс несущие свойства обшивки.

Что за обшивка? Текстолит. Если несколько раз тщательно пропитать бакелитовым лаком ткань, как раз он и получается. Только его потом нужно хорошенько прогреть для полной полимеризации, но не чересчур – меньше чем до ста градусов. Ну да собственно лака в мастерских вполне достаточно – он имеет ограниченный срок хранения – твердеет от времени даже в запечатанной банке, а уж во вскрытой – значительно быстрее. Поэтому часть его всё равно выбрасывают.

Двухмиллиметровый лист этого материала легче, чем миллиметровый дюраль, но заметно жёстче. Только вот его не согнёшь – детали нужно формовать по месту, там же пропитывать, а потом прогревать. То есть для самодельщика вариант приемлемый, а в серийном производстве неудобный. Наверно, поэтому он и не прижился на авиазаводах. А ещё этот бакелит – очень вредная зараза, потому что состоит из тех самых фенолов, которые ужасная отрава. Работать с ним мне пришлось в противогазе, но без фильтра на хоботе, а с длинным шлангом, свинченным из гофрированных трубок от других противогазов – мы ведь тут не кто-нибудь, а Осоавиахим. То есть разжиться этими предметами было нетрудно.

Воздух в трубу подкачивали обычным воздушным насосом – особенно часто мне с этим помогала Шурочка. Но и другие ребята выручали, кто был свободен. Тут же в аэроклубе трудилась команда энтузиастов, которые строили планер – так я им кое-какие расчёты делал, подсказывал по мелочам. Здесь среди взрослых у меня не было никаких проблем с общением. Разве что люди часто веселились, слыша серьёзные речи из уст мальчугана, но это потихоньку проходило – привыкали.

Глава 4. Я вызвал некоторый интерес

– Ты, Шурик, на крыле такого малого удлинения не получишь хорошего аэродинамического качества планера. – Начальник аэроклуба посмотрел на раскинувшийся по козлам каркас плоскостей моего будущего «шедевра». Как раз после установки первой нервюры их контур достаточно явственно «прорисовался».

– Так нет у меня намерения добиться рекордных планирующих свойств аппарата, – кивнул я солидно. – Это будет самолёт.

– Что, «Рона» собираешься на него поставить?

– Поставлю, если не подвернётся ничего получше… – Тут я сильно покривил душой, потому что знал точно, что обязательно подвернётся. Полезно иногда располагать некоторыми сведения о будущем.

– Слушай! А что, если я тебя зарегистрирую при аэроклубе, как будто ты при нас вроде кружка авиамодельного для пионеров?

– Нет. Не надо. Тогда вы станете нести за меня ответственность и наверняка запретите летать из-за малолетства. А я планирую сам подняться в воздух на своей машине.

– Хм! – Начальник, видимо, не рассмотрел эту сторону вопроса. Его больше интересовала возможность в случае удачи включить упоминание моего будущего шедевра в отчёт о работе с детьми и юношеством. – Тогда неладно получается, что ты строишь свою самоделку в аэроклубовском ангаре с использованием наших инструментов.

– Инструменты от этого не портятся. Скорее, даже наоборот – делаются лучше, потому что я их точу и правлю. Кроме того, по большей части – пользуюсь своими. А в этом углу я никому не мешаю. И не качаю права, когда приходится работать дольше, чем полагается в столь юном возрасте. Прошу простить мне эти невинные недостатки.

Начальник немного подумал и тоже не стал «качать права» – работник я всё-таки справный. Да, квалифицированных кадров не хватает, отчего основную массу работы по обслуживанию машин выполняют сами учлёты. Мне в основном приходится командовать ими, наставлять и контролировать. В процессе частенько получаю по загривку – какой же взрослый парень не возмутится тому, что распоряжается им недоросль с пионерским галстуком! Конфликты эти приходится «заминать» инструкторам постарше, а мне – вырабатывать командный голос и совершенствовать речь.

Начальник аэроклуба, думаю, тоже вспомнил об этом и снова заговорил о моём творчестве: