Ку-ку

– Вы с ума сошли! – Вита отскочила от весов. – Я на них и в больнице-то не смотрю! Все врут! Холодильник бы лучше купили! – Она ногой задвинула весы под кровать. – Снимайте рубашку. – И вставила в уши пластмассовые наконечники фонендоскопа.

Ростислав Михайлович стянул свитер с дырой под мышкой и рубашку.

– Еще чуть – и прохудится, – устало улыбнулась Вита. – В сторожа надо. Фурункул? – спросила она, двигая фонендоскопом по его груди. Она всегда задавала вопросы, чтобы больной не очень зацикливался на прослушивании: – И тут? – она ткнула пальцем в сморщенный шрамик на плече. – Поглубже… Спиной… И здесь… А-а, это же не фурункулы… Это другой оперы…

– Этот – Венской.

– Да-а… – рассеянно сказала Вита. – Черт, жалко, давление нельзя померить… Дела-то у вас не очень…

– Она задумчиво посмотрела на Ростислава Михайловича, достала бланк, потерла переносицу. – Так. – Вита подняла указательный палец с перстнем, и буква «В», вытатуированная возле большого пальца, четко проступила сквозь з – Слушайте меня… Вы купите в аптеке…

– Подождите, – перебил ее Ростислав Михайлович. – Встаньте-ка на секунду.

– Зачем? – удивилась Вита, но встала. Ростислав Михайлович обнял ее. Очень крепко обнял за плечи и поцеловал.

Вита легонько постучала его по плечу.

– Это еще что такое?! Ростислав Михайлович!.. Пустите! Я буду кричать!

– Кричите. Только потише, а то услышат, – серьезно сказал Ростислав Михайлович и снова поцеловал ее. И потянул куда-то…

«Господи!.. Прическа помнется…»

– Ростислав!.. Рост! Ро-о-о-стик! – неожиданно пискляво выкрикнула она. «А голос-то у меня какой противный!..»

…Рост нащупал ящик тумбочки, с вгом вытянул его, достал очки. Очки плохо держались на его перебитом носу. Включил рефле

– «…И страсть Морозова схватила своей мозолистой рукой…» – пробормотала Вита и потянулась к его очкам.

– Очкарик к тому же. Сними: меньше увидишь – меньше потеряешь… прыгун…

Он отвел ее руку.

– Ну смотри, – Вита вздохнула. – Накормил тухлятиной, соблазнил – да еще рассматривает! Выпустишь ты меня?

– С течением времени, как говорил Остап Бе – Рост легонько провел ладонью по ее волосам, по лицу… – Вопросительные скулы…

– Хм, – дернула Вита головой. – То схватил, как горилла, а то гладит… будто котенка…

– Точно, – сказал Рост. – Эквидистантно. У меня дочки так кошек гладили: контур повторяют, а до шерсти дотронуться боятся… А нос почему кривой? Боксом занималась?

– Углядел! – Вита потерла переносицу. – Это еще в детстве. Артем…

– Ростислав Михалыч! – донесся коридора старушечий голос. – Плиту оттерите, а то после вас вся в кофии. Присохнет за ночь.

– Иди, а я себя в порядок приведу, – сказала Вита.

– Ох, умереть – уснуть!

– Что так?

– Да нет, все прекрасно. Устала.

– Рост, – сказала Вита, когда они подошли к стоянке такси. – Сделай доброе дело, а? Устрой к себе Юрку на работу. Такой парень хороший, только балбес. Не доучился, в армию ушел…

– А кто он тебе?

Вита задумалась.

– Зять мой бывший… Тоже чего-то чертит. Три курса кончил до армии… Устрой…

– Скажи «трактор», тогда устрою.

– Тррактор! Тррактор! Скажи лучше, как сердце.

– Космонавт.

– Смотри, космонавт, умрешь когда-нибудь при подобных обстоятельствах. Такое случается.

– У меня теперь при подобных обстоятельствах всегда будет под рукой врач.

– Ишь ты! – Вита усмехнулась.

Подъехало такси.

Было это полгода назад.

2

Живот у Виты побаливал давно, года три. Знала только Ира: «Не дури, Вита, надо обследоваться. Не хочешь на третий этаж, лежи у меня в кабинете». Вита морщилась – пройдет.

Не прошло, болело. Но так по-страшному – первый раз.

Она позвонила Грише Соколову. Гриша, ее однокурсник, пошел по гастроэнтерологии. Днем работа, а по ночам сшивал кишки покойникам. Теперь, ясное дело, профессор, главврач клиники.

– Гринь, у меня чего-то живот болит нехорошо, – сказала Вита.

– Заходи, поглядим, – ответил Гриша.

Вита зашла…

Сейчас они сидели у Гриши в кабинете. Гриша разливал коньяк.

– Я, Гринь, чего-то не хочу, – поморщилась Вита, и рука ее невзначай погладила живот.

Гриша выпил сам и закусил лимоном, обмакнутым в соль.

– Австрияки научили, – сказал он. – Значит, Вита, дело вот как обстоит. Чего у тебя – толком сказать не могу. Но резать надо – хуже не будет.