Там, где твое завтра

– Ну, ваше дело.

На обратном пути Володя свернул покурить, и я увязался за ним.

– Слушай, а почему они так списать его хотят? Аппарат же крутой. – В институте я иногда покуривал и сейчас, не удержавшись, стрельнул сигарету.

– Ай! – Володя держал сигарету зубами, что выглядело чуть странно. Для себя я решил, что это такой способ, чтобы дым на передние зубы не попадал и они не желтели. – Сто процентов все там работает. Списать нужно, чтобы сбагрить в частный кабинет. Он там уже и стоит.

– Так его же должны на драгметаллы разобрать.

За первую неделю работы я успел узнать, что на заводе есть интересная бригада – драгметалльщики. В их задачу входило разбирать списанные аппараты, извлекать все детали, которые содержат серебро, золото, может, еще что-то ценное, и без их акта о подтверждении утилизации оборудования больница не могла снять с баланса. Разбирать я любил безумно и уж с этой работой точно смог бы справиться без проблем. Но работали там два человека, сын и отец, и, как я понял, посторонним даже входить в их мастерскую настоятельно не рекомендовалось.

– Должны. – Володя тут же закурил еще одну сигарету. – Они спишут. Дачу у них видел?

– Не-а. – Видеть их дачу я не мог никак.

– Она у них крышками от телевизоров отделана. Все телевизоры области списаны через них. Понял?

– Они что, из деревянных корпусов дачу сделали? – Я мысленно представил эту картину.

– Ну, да. Прикольно смотрится.

– А аппарат как спишут?

– Ой, ты как маленький. Спишут. В первый раз, что ли. Они в прошлом месяце по пьяни нечаянно машину главврача списали. Перепутали документы. Скандал был, но ничего. Разобрались. Они пол-области списали уже. Там крыша будь здоров. – Володя выкинул бычок. – Пошли. Он сейчас проставляться два дня будет. Ему заключение нужно, так что никуда не денется.

Я шел в задумчивости и твердом убеждении, что сейчас прикоснулся к настоящей жизни, и, может быть, однажды тоже стану нужным человеком, который сможет решать важные вопросы. Я завидовал драгметалльщикам, которые могли что-то решать со списаниями, Володе, который мог вот так просто дать заключение, что аппарат не подлежит ремонту, но больше всего я мечтал о самостоятельности. Мне казалось, что, отучившись и выйдя на работу, человек становится взрослым и независимым. Но я не учел один маленький нюанс – так не считали мои родители.

– Подожди. – Я не мог успокоиться и догнал Володю. – А как же так? Мы же ремонт должны сделать.

– Есть фирмы, которые пишут заключение, что запасные части к такому-то оборудованию не поставляются или не производятся. Мы им запрос, они нам ответ – вот и весь велосипед. – Володя рассмеялся собственной шутке. – Разберешься, когда надо будет.

Мы уже подошли к кабинету, где обед был в самом разгаре. За столом царило веселье, разгоряченный Славик восторженно рассказывал одно из своих похождений, а обычно невозмутимый Толик улыбался во весь рот, кивая и восторгаясь красочностью повествования.

– Володя, нах, – Славик явно заждался друга, – ты где пропал? Давай! – Он налил в стакан спирт.

– А что, боярышника нет? – Володя поморщился. – Спирт не хочу.

– Да ладно тебе. – Славик отмахнулся. – Да оно и полезнее. Микробы убьешь.

– Как – боярышник? – Я опешил. В то время я слышал, что его пьют, и даже однажды видел, как дед прятал бутылочек двадцать, вызвав лишь любопытство и непонимание, зачем столько лекарств. Но то, что сам вот так буду пить это и думать, что вкусно… Нет, поверить в такое я не мог.

Но хохот коллег убедил, что все происходящее реальнее некуда.

– Так это и есть медицинский коньяк. – Толик говорил с трудом сквозь хохот.

– Ну, пора и на спирт переходить, нах. – Славик взял мой стакан. – Пил раньше?

– Не. – Я смотрел испуганно и с любопытством.

– Тогда разбавлю. Ладошкой прикрой. – Он заметил мой непонимающий взгляд и, показал на своем, как это делать. – Нужно перекрыть кислород на время смешивания, а то нагревается. Любишь водку теплую?

– Не. – Я покрутил головой. Я не любил ее и холодную, но говорить об этом показалось не удобным.

– Во! Поэтому учись, студент, нах! – Славик довольно осмотрел стол. Налито было у всех, он поднял свой стакан. – Ну, за нас. – Они переглянулись с Володей понимающе и довольно. – Отдохнем, раз уж есть такое дело, как командировка, которая дарит нам маленький глоток свободы.

Славик вдруг начал проявлять признаки активности, бегал куда-то звонить и о чем-то шептался с Володей. Курить уже не выходили, а просто открыли окно и были абсолютно убеждены, что весь дым выходит исключительно на улицу.

В гостиницу шли втроем. Славик с Володей куда-то убежали. Они явно планировали продолжить банкет, но с нами им уже стало скучно. Толик, Александр Иванович и я разошлись по номерам. Я лежал на кровати. По телевизору передавали новости, на столе валялась пачка сигарет «Президент», и казалось, что вот и настал момент моего становления. Вот теперь-то я уж точно стал взрослым и независимым.

Дни проносились, как пейзаж за окном поезда. Командировки, разные города, новые гостиницы – жизнь поражала новизной, а от впечатлений кружилась голова. Но вот свободы я не ощущал. Дача, огород, ремонты, стройки и куча прочих домашних дел; мое время бронировали и распределяли на неделю вперед. Понятное дело, что кормили меня родители, а значит, и это вполне логично, я должен был делиться. Правда, назвать это делением будет не очень точно.

– Ты только прогуляешь все без толку. – Деньгами в семье распоряжалась мама, и весь бюджет семьи был у нее. – А тебе куда столько денег? У меня целее будут.

В общем, если коротко подвести итог, ни денег, ни свободы больше не стало. Что-то совковое еще плотно сидело во мне, а вот друзья уже купили на фирму машину, а поскольку прав ни у одного из них не было, наняли водителя. У них жизнь, совершенно очевидно, налаживалась. Правда, теперь мы почти не пересекались. Я мотался по командировкам, а они ушли с головой в бизнес.

Переживания – это та составляющая часть жизни, которая имеет свойство находить тебя везде. Раньше я думал, что важнее сессии нет ничего. Наверное, экзамены в институте действительно самый сильный стресс, и мысль о том, что пересдача лишит тебя каникул, а, если не дай Бог, полный провал и сессия завалена окончательно и бесповоротно, то все будущее покатится под откос и превратится в черную дыру. Родители ждут того момента, когда ты наконец станешь самостоятельным, и уже не нужно будет тебя кормить, одевать и давать мелочь на мероприятия типа дня рождения друга или поход в кино. Как же я ждал этого! Увы, деньги у меня не держались катастрофически. В семейный общак я скидывался по полной и потом в течение месяца был вынужден периодически просить на мелкие расходы. Мало того, что с командировками я вдруг начал курить, так еще и разного рода вечеринки вымывали из карманов даже мелочь. Не знаю, деньги не дружили со мной или я с ними, но эта вечная зависимость заставляла думать и пытаться делать хоть что-то, чтобы изменить ситуацию. Я был оптимистом, но уверенности в том, что эти трудности всего лишь временный этап, не прибавлялось. Признаться, уж чего-чего, а идей у меня всегда хватало. Вот только план обретения свободы я выбрал самый неудачный из всех возможных. Я решил срочно найти спутницу жизни, с которой свяжу свою жизнь, и тогда родителям не останется ничего другого, кроме как позволить мне самому распоряжаться зарплатой. Я не учел слишком многих вещей, впрочем, думал я тогда странно и думал ли вообще, тоже большой вопрос.

Пролетел первый год работы. Активный поиск второй половины оказался безрезультатным, хотя шансы бывали, но что-то не складывалось. Почему-то вспомнились слова, сказанные одним из моих одногруппников на каком-то празднике: «Ты, Земцов, у нас в группе первым женишься». В то время у меня как раз закончился очередной роман с Оксаной, студенткой медучилища, и по чистому стечению обстоятельств буквально через пару дней начался новый, с Леной. Узнать, где училась она, я не успел. Расстались мы раньше. В таком калейдоскопе мне и самому казалось, что мужчина я неотразимый, а слова товарища бальзамом легли на мою романтическую душу. Но сейчас, когда прошел год с тех пор, как институт остался за спиной, а друзья один за другим прощались с холостяцкой жизнью, внезапно мелькнула мысль, что сглазили меня однозначно. Вдруг начали звать на дни рождения одноклассницы, о которых я благополучно начал забывать. Двадцатичетырехлетней девушке, согласно утвержденному стереотипу, уже пора определяться с семейным статусом, а потому вспомнили и обо мне. Пусть я и не был на первых ролях в школе, но сейчас, после института, когда оказалось, что стоял на физкультуре третьим с конца только потому, что был младше одноклассников на год, выглядел вполне нормально. Тех, на кого стояла очередь, уже разобрали, кто-то успел насытиться любовью и уже готовился к разводу. Я, похоже, был в самый раз для второго эшелона, но теперь уже у меня взыграла гордость. «Все, кто меня отверг, второго шанса не получат никогда», – мысль, может, и хороша, но мне она пришла в голову не сразу. Скорее, главную роль сыграл иммунитет: раз один раз был послан, то нарываться на еще один посыл как минимум глупо. Иногда, перебирая свои достоинства (находить их с каждым днем становилось все сложнее, слишком уж беспощадными к наличию положительных качеств оказались командировки), приходил к неутешительному выводу, что, кроме умения помнить все залеты и бесконечной ответственности, ничего хорошего во мне и не находилось.

Как итог – с одноклассницами тоже ничего не сложилось. Однажды наступил день, когда за спиной осталось двадцать пять лет жизни. Я уже разобрался, что к чему на работе, и не тушевался перед незнакомыми аппаратами, мама все так же контролировала расходы, а я все так же мечтал о самостоятельности и с каждым днем все серьезнее подумывал о женитьбе.

Представьте себе высокую нутриевую шапку грязно-белого цвета (видимо, модного в то время), утепленную куртку из такого кожзаменителя, что, поднимая руку в автобусе, чтобы взяться за поручень я чувствовал, как она поднималась вся, делая плечи неестественно высокими и широкими. Папа получил на работе высокие ботинки, напоминающие современные берцы, но реально представляющие нечто из разновидности кирзовых сапог, с тупым носом и высокой шнуровкой. «Смотри, классные какие! Ну, что я их, по работе таскать буду. Они ж модные такие. Им точно сносу не будет», – папа выставил сапоги посреди зала, и вся семья, а том числе и я кивнули. Вариант был дешевый и практичный. Все требования хорошей вещи были соблюдены, а мне, как обычно, было все равно.

Это чудо, в ботинках, непонятной шапке, куртке, которая вполне могла бы быть бронежилетом, и очках, от безысходности ставших привычными, и вошло в кабинет в первый день декабря одна тысяча девятьсот девяносто шестого года. Мария внимательным взглядом сверху вниз провела по мне и вздохнула. Теперь я уже точно знаю, что влюбиться в меня тогда могла только сумасшедшая. Оправдать интерес к моей персоне можно было бы расчетом, но и здесь не все так уж просто. Расчет – это, прежде всего, перспективы, а перспективы во мне могла рассмотреть только прорицательница типа Ванги. Нормальному человеку, как мне кажется, такая дальновидность была не под силу. И все же невероятный оптимизм, убежденность в том, что однажды я найду родственника за границей, который даст мне денег, и уж тогда точно проявятся все скрытые таланты, позволяли засыпать с верой в завтрашний день и надеждой на скорое процветание и успех.

В этот день мы уезжали в командировку. Место рядом с водителем в нашем рабочем «УАЗе» типа «буханка» заняла Лариса Петровна. Мария старалась избегать любых поездок в область, но в связи с отпуском Славы не смогла отвертеться от необходимости поехать на проверку дозаторов в районную больницу. Она разместилась рядом со мной в салоне. В этот раз с нами ехали и ребята из бригады по ремонту рентген-аппаратов. Мы уселись на скамейках, стоящих по обе стороны прохода, и подпрыгивали в такт каждой неровности на дороге. Мужики скучно ехать не собирались и начали пить, едва выехали за ворота завода. Стакана не было, но для этой цели использовали плафон для освещения салона. Продумано было все и приходилось лишь удивляться находчивости наших людей. Отказы здесь не принимались и расценивались как неуважение к коллективу. Все, что я мог сделать, это прикинуться внезапно заболевшим, чем вызвал сочувствие у коллег.

– Эх, такая бабенка, а не замужем. – Витя, монтажник рентген-аппаратов, уже изрядно окосел и теперь пытался поговорить с Марией. – Ты того, смотри, я человек солидный. Ты привлекательна, я чертовски привлекателен. Не будем терять время. – Он вставил слегка подправленную любимую фразу из кинофильма, которая из его опыта должна была действовать безотказно, и попытался, словно играя, положить руку на колено Марии, которая с некоторой нервозностью оттолкнула это нелепое ухаживание.

– Если мужчина не понимает, что его слова могут обидеть женщину, то невольно возникает вопрос, а может ли он считать себя настоящим мужчиной. И уж тем более руки стоит держать при себе, – сказал я прежде, чем успел подумать.

Вряд ли я и сейчас знаю, что случилось со мной тот день, какие магнитные бури бушевали на солнце и что послужило причиной неожиданной даже для меня самого активности. Было по меньшей мере три причины промолчать: всем вокруг происходящее казалось игрой, и коллектив находился в отличном настроении; сама Мария никогда за словом в карман не лезла и ответить могла вполне достойно, может, даже получше меня; ну и внезапно проявившаяся смелость тоже вызвала немалое удивление. Но слово не воробей, и теперь я горел под устремленными на меня изумленными взглядами всех находящихся в салоне. В какой-то момент показалось, что Мария даже смутилась, но складывалось ощущение, что ничего против сказанного она не имела.

Тишина была недолгой. Витя рассмеялся, перевел происходящее в шутку, и инцидент оказался исчерпан. Через пять минут у меня мелькнула мысль, что все происходящее забывается значительно проще, чем я думал. Предположить последствия этого поступка я не смог бы и в самых смелых мечтах.

Стоит заметить, что лишь спустя годы, вспоминая себя, я пришел к неутешительным выводам по поводу собственной персоны. Главная задача ближайшего будущего по-прежнему виделась в поиске второй половины. В эпоху отсутствия интернета, сайтов знакомств и социальных сетей вариантов было меньше и требовались навыки живого общения. Так что стесняться, комплексовать и откладывать знакомство на завтра относилось к категории непозволительной роскоши. Основным требованиям к мужчине – быть умным и выглядеть чуть приятнее обезьяны – я соответствовал. Кто-то даже однажды сказал, что на детских фото я очень даже симпатяшка, с намеком на то, что и повзрослев, что-то осталось из того карапуза. Тестов на IQ в то время еще не было, а потому ум измерялся лишь собственным мнением. Но даже такое количество положительных качеств не давало той смелости, которая позволила бы подкатить к Марии. К счастью, судьба решила все сама (правда, с годами к самой судьбе появились некоторые вопросы, да и только ли она участвовала в моем распределении, я уже не уверен).

Буквально на следующий день мы чисто случайно оказались с ней вдвоем, и нам предстояло добираться из больницы в гостиницу. Володя и Александр Иванович плохо себя чувствовали после вчерашнего ужина и на работу не пошли. Жук, как обычно, решив бумажные вопросы за один день, уехала домой, пока весь завод уверен, что она в командировке, а мы, как самые молодые и вовремя завершившие ужин, отдувались за всех. В маленьких городах общественный транспорт понятие более чем условное, и местные жители в массе пользуются велосипедами или просто идут пешком.

– И откуда ты такой заступник нарисовался? – Мария не удержалась от вопроса, посмотрев на меня с легкой иронией. – Надо же. Я и спасибо сказать не успела. Вот скажи, удивил, так удивил.

– Само получилось. – Признаться, я так и не мог понять, смеется она или нет.

– У тебя все само получается?

– Да, собственно, особо и нечем хвастаться. – Я пожал плечами, отчего вся куртка слегка приподнялась и снова села на место. Наверное, со стороны могло показаться, что я подпрыгнул.

– Вот еще один плюс – не хвастливый.