По ту сторону Псоу

Восхождение на Иверскую (Анакопийскую, что в переводе означает «победительница») гору словно бы выветривает из души тоскливую муть. Всё неспокойное и тягостное легко выходит из человека, растворяясь в просторе лазурной тишины. Сначала дорога – асфальтовый серпантин, а потом начинается узкая тропинка, покрытая пожухлым дубовым листом.

Невольно улавливая самые незначительные шорохи, слышишь только, как шевелится пожухлая листва. Ветра почти нет, и тишина становится еще безмолвнее.

Когда-то на вершине этой горы стояла неприступная цитадель абхазских правителей. Абхазы гнали отсюда и арабов, и прочих завоевателей. Но до цитадели надо еще добраться, а пока показался первый «укреп-район» – могучие полуразрушенные бастионы, стены которых за столетия много раз окроплялись кровью. Кровь давно выветрилась, но ежегодно в марте появляются в стыках древней кладки маленькие первоцветы – белые, фиолетовые, лазоревые. Десятки лет отмерены людям, за столетия их монументы превращаются в руины, а эти цветочки будут появляться здесь тысячелетиями, такие же молодые, нисколько не интересуясь, какая там на земле очередная оккупация.

Уже на самой вершине горы после долгого восхождения я услышал первый «рукотворный» звук: под рукой пронзительно скрипнула стальная калитка, ведущая в часовню Иверской иконы Божией Матери…

Уходить после молитвы сразу не хотелось, присел на скамеечку под старой развесистой алычой и вскоре увидел, как ко мне приближаются трое абхазов. Они поприветствовали меня. Спрашивают:

В Бога верите?

Да, – отвечаю без затей.

Я тоже верю. Крещеный. Надо верить. А то человек совсем беспредельный становится.

Киваю на руины цитадели[6 - Теперь цитадель полностью отстроена и над ней развевается абхазский флаг.], говорю:

–Теперь и Сухум такой же раздолбленный стоит.

–Да, – абхаз горько усмехается. – Только Сухум еще похлеще.

Невольно переключаемся на перспективы возможной войны. Абхаз философически-спокойно, с какой-то вселенской грустью говорит:

–Если война… У меня нет другой земли… Кому я нужен в России, если там люди сами последний кусок без соли доедают…

Я только потом понял подлинный смысл его слов: в случае новой грузинской оккупации этот абхаз видит себя либо трупом, либо беженцем. Жизнь под грузинами не приходит ему в голову в ряду даже самых мрачных перспектив. Мирный настрой рассеялся, и разобрало такое раздражение на всех этих политиков-миротворцев, которые на шикарно обставленных переговорах обсуждают статус Абхазии в составе Грузии, широкую автономию, «ассоциированные отношения». А простые абхазы, не очень вникая во все эти тонкости, понимают только одно: под каким бы благим обличьем ни появились здесь грузинские «гвардюки» – абхазов ожидает смерть.

Сейчас много говорят о том, что грузино-абхазская проблема не имеет военного решения. А на самом деле проблемы нет вообще, потому и мирного решения она тоже не имеет. Абхазия не станет частью Грузии ни-ког-да! Политики, не желающие это признать, либо прекраснодушные мечтатели, либо продувные плуты, либо тянут время.

Ведь известно же, чем была грузино-абхазская война 1992-1993 годов. Я долго мучился вопросом, надо ли писать о зверствах грузинских гвардейцев в эту войну, а потом понял, что без этого ничего не понять. Мы трогательно рассуждаем о том, что все народы надо подружить, а что бы мы запели, посмотрев, как у парализованной абхазской старухи «гвардюки» под кроватью развели костер. Мы, конечно, можем призывать детишек всего мира взяться за руки, но мы не видели глаз пятилетней девочки, зверски изнасилованной «гвардюками». И не заглядывали мы в глаза грузинских врачей, которые отказались оказать помощь этой девочке потому, что «даже для гвардейцев лекарств не хватает».

Не было нас там, когда абхазов сажали на раскаленные печи (таких случаев было много). Не стояли мы на краю тех ям, в которых абхазов закапывали живыми (тоже не единичный случай). Это не нашим малолетним детишкам стреляли вслед, в затылок грузинские «гвардюки». Не твоего и не моего больного престарелого отца били пять часов подряд, сдирая кожу с живого. Мы не видели, как абхазских женщин и детей грузины привязывали к танкам перед атаками на абхазские селения. Других привязывали к танкам и волоком тащили по земле.

Продолжать ли перечисление этих ужасов, перед которыми бледнеют материалы Нюрнбергского процесса?.. На сегодня «подвиги» грузинских «гвардюков» задокументированы, пожалуй, не хуже, чем «подвиги» их эсэсовских предшественников. Но хотелось бы особо подчеркнуть: это – не лицо грузинской нации. Честные грузины и руки не подали бы садистам-«гвардюкам». Это лицо войны. Все войны беспредельны. И все-таки не любая война порождает столько садизма, как эта. Лицо этой войны определилось лицом режима Шеварднадзе.

Накануне вторжения в Абхазию Эдуард Амвросиевич объявил массовую амнистию уголовникам. Регулярной армии в Грузии тогда практически не было и Сухум оккупировало в основном уголовное отребье, гордо именовавшееся «грузинской гвардией». Это была не армия, а сброд убийц, садистов, грабителей, опозоривших великий грузинский народ.

То, что Шеварднадзе запустил в Абхазию уголовный сброд, было его основным преступлением именно против грузинского народа. Причем криминальные средства вполне соответствовали поставленной задаче: тотальному истреблению абхазского народа.

Творцы «воссоединения Абхазии с Грузией» очень откровенно высказывались на эту тему. Один из «отцов» оккупированного Сухума подчеркнул: «Если мы уйдем из Сухума, мы не оставим здесь ни одного здания, ни одного дерева, ни одного человека». Возглавлявший силы вторжения Гия Каркарашвили в начале войны четко сформулировал ее характер: «Пленных не брать», – пояснив, что если из общей численности 4-миллионного грузинского народа погибнет 100 тысяч человек, то абхазы погибнут все поголовно – все 97 тысяч.

Министр Грузии по делам Абхазии Гоги Хандрова сделал более «гуманное» предложение: всего лишь уничтожить молодых абхазов -15 тысяч человек. Есть масса подтверждений того, что основная цель режима Шеварднадзе заключалась в поголовном уничтожении абхазского народа. И сейчас после кодорского вторжения нашлось немало честных и авторитетных грузин, осудивших человеконенавистнические планы режима, суть которых по сей день не изменилась.

Георгий Анчабадзе, профессор истории: «В Абхазии возобновление военных действий лично касается любого абхазца. Там все понимают, что от этого зависит – быть или не быть абхазской нации».

Ираклий Какабадзе, писатель: «Расширение вторжения направлено на геноцид абхазского народа».

Анна Абрамишвили, заместитель директора «Кавказского дома»: «Власти хотят вернуть территорию, но народ, проживающий на этой территории, им не нужен».

Итак, не только абхазы, но и честные грузины подтверждают, что планы грузинских военных преступников были именно таковы: полное истребление абхазского этноса, «Абхазия без абхазов».

О каких мирных переговорах, о каких принципах сосуществования в рамках единого абхазо-грузинского государства после всего этого можно сегодня говорить?

И разве не понятны слова подполковника абхазской армии Виталия Смыра: « У абхазов нет другой земли, нам уходить некуда. Но и грузинам здесь уже не жить. В Абхазии они могут только умирать». Это самое страшное последствие преступления режима Шеварднадзе. Простые грузины не виноваты в том, что теперь на карте есть земля, где они могут только умирать. А в чем виноваты абхазы? В том, что ни один из них не хочет стать последним абхазом в Абхазии?

Как это ни банально звучит, но судьбу народа будет решать народ. Нет такого пряника, которым абхазов можно загнать обратно в Грузию. Десятки раз от простых абхазских тружеников мне приходилось слышать одни и те же слова: «Мы через такую кровь прошли, столько наших погибло, столько ужасов пережили… И теперь обратно идти под грузин? »

На окраине Сухума стоит памятник: «Вечная память героям танкистам, погибшим в отечественной войне за свободу Абхазии 1992-93». Такие памятники покрывают сейчас всю Абхазию. Представьте себе, что здесь появляются грузины. Как, по-вашему, они (кавказцы!) будут смотреть на эти свидетельства своего поражения? А абхазы, думаете, дадут хоть пальцем тронуть эти символы славы и народной скорби? И что тогда?..

Да любые переговоры о воссоединении Абхазии и Грузии, пусть самые гибкие и благонамеренные, неизбежно породят новую кровь. Абхазы называют эту войну отечественной. А победами в отечественных войнах на переговорах не торгуют.

Молодой абхазский парень поднимает рюмку и очень искренне, прочувствованно говорит:

– Я хочу выпить за мир. Я не понимаю, зачем все эти войны? Почему люди не хотят нормально жить?

Что ему было ответить?

Пора взрослеть

Еще в июле 1999 года абхазская студентка Мадина очень уязвила меня словами: «Если бы абхазам пришлось выбирать между чеченами и русскими, мы, разумеется, выбрали бы чеченов». Я мог бы ей сказать, что абхазы уже сделали выбор в пользу русских, когда не послали Басаеву ни одного солдата. Но это был бы довод разума, а Мадина уязвила в сердце. Она знала, как я влюблен в Абхазию, и я все-таки гость на этой земле. Открыто говорить мне в лицо, что это ничего не значит? Велика ты, солидарность кавказская. А впрочем, может быть, она тогда просто по молодости погорячилась, не понимая еще, что значит Россия для Абхазии.

Наш разговор продолжился при других обстоятельствах в марте 2002 года.

–Что сейчас в Чечне? – спросила она.

–Казармы строим, – я говорил жестко, захочет – проглотит. – Пока в Чечне не переведутся любители расстреливать беременных женщин, русские буду строить там казармы. Ты пойми, Мадина, абхазская и чеченская ситуации только внешне напоминают имперский распад, а на самом деле – это две совершенно разные истории[7 - Об этом один из последующих очерков: «Абхазия и Чеченя. Два «сепаратизма».»].

–Я понимаю, – сразу откликнулась Мадина. Она ответила так быстро, как будто боялась, что я усомнюсь в ее согласии. Хотя в уголках чудесных губ пролегла трагическая складочка. Было очевидно, что это согласие не доставляет ей удовольствия. Просто повзрослела девочка. Так бы и некоторым нашим политикам повзрослеть.

Таких подстав не бывает

Когда чечены напали на Абхазию вместе с грузинами, не скрою, не удержался от злорадства. Ну что, братья по кавказскому разуму? Теперь всё ясно стало? И снова я убедился, до какой степени мы не понимаем горцев. Сначала писатель Виталий Шария спокойно и флегматично поведал, что чеченцев просто подставили. Хорошее отношение абхазов к чеченам нисколько не изменилось.

–Так ведь они же на ваших братьев с оружием пошли.

–Ну это, знаете… все не так просто.

–Понял… Всю степень сложности…

Потом, в разговорах с простыми абхазами, я еще много раз слышал непонятную для себя фразу: «Чеченов подставили». Когда в сотый раз услышал эти слова в разговоре с пресс-секретарем правительства Заурой Цвижба, то чуть не вспылил: «Подставили?! Как будто Гелаев – какой-то пацаненок, которого взрослые дяди грузины втянули в нехорошее дело…» Заура стушевалась (а другие и не тушевались, все равно чечены – братья) и неожиданно сказала: «Во время кодорских событий чеченов, которые жили у нас, было очень жалко». Вот это я понял лучше, чем когда она озвучила официозный лозунг: «Гелаевцев осудили народы Кавказа». Так уж и осудили…

И дело ведь не только в гелаевцах. Политолог Ксения Мяло обратила внимание на то, что еще в августе 2001 года Хазри Алданов, глава представительства ЧРИ в Грузии, попросил у Грузии прощения за содеянное чеченцами в ходе войны 1992 года, пообещал в исправление этой вины вторжение в Абхазию.

И опять-таки сухумская газета « Эхо Абхазии » банально до наивности прокомментировала: «Неправомерно было бы отождествлять позицию целого народа…» Как будто весь этот народ кто-то собрал в одном месте, да ещё убедился в его единомыслии.

А то, что Дудаев официально выступал за территориальную целостность Грузии и открыто поддерживал режим Гамсахурдиа? Тогда только и оставалось сказать, что мнение общепризнанного народного лидера – это ещё не мнение народа.

Я только позднее понял, что этот трагикомический эффект (они пришли нас убивать, но они все равно наши братья) получился от того, что абхазы особенности своего национального характера попытались перевести на язык современных политических понятий.