Рыцари былого и грядущего. I том

– Слышал. И никогда не мог этого понять. Мы с американцами пазгаемся, в нас стреляют из штатовского оружия, а эфиопы приглашают к себе, к нам то есть под бочёк, этих же америкосов, как самых дорогих друзей.

– В политике, юноша, не бывает друзей. В политике бывают только интересы. Черчилль, кажется, сказал? Старая колониальная лиса… Уж он-то знал как управляться с заморскими территориями. А эфиопы – хладнокровные прагматики. Им выгодно в военном отношении опираться на нас, а в экономическом – на американцев. И чем хуже отношения между двумя сверхдержавами, тем удобнее эфиопам между ними балансировать. Говорят между двух стульев не усидеть. А почему надо именно сидеть? У эфиопов ноги крепкие, они просто исполняют между нашими сверхстульями свой классический национальный танец. Изящно получается, доложу я вам.

– Гнусь… Господи, какая гнусь… Вы знаете, полковник, с некоторых пор я ненавижу все, что связано с политикой, но не до такой степени, чтобы предавать родину.

– В иной ситуации, молодой человек, я расценил бы ваши слова, как оскорбление, но сейчас я просто хочу сказать вам: я не предавал родину.

– Да, конечно же, полковник, извините. Я не должен был это говорить, потому что не знаю вашей ситуации. Что-то я нервный в последнее время стал, злой как собака. Меня, кстати, Андрей зовут. Инструктор вертолётного полка.

– Алексей Алексеевич. Остальное вы уже знаете.

Они на некоторое время замолчали. Без тостов выпили и закусили. Пауза на удивление не была напряженной, им почему-то легко молчалось за одним столом, как будто они уже научились общаться без слов. Потом Андрей спросил:

– Ну, и как скажите мне, Алексей Алексеевич, выглядит Эфиопия с той стороны, в смысле – с американской? Признаться с нашей советской стороны она вообще никак не выглядит. Натуральная чёрная дыра.

– Андрюша, я не отношу себя к американской стороне. Ни янки, ни кто бы то ни было мою душу никогда не купят, потому что у меня вообще нет намерения выставлять её на аукцион. Я оказываю американцам услуги, которые никак не могут повредить России и никакого отношения к политической гнуси не имеют, а вот знаю я теперь действительно больше, чем раньше. У меня теперь, к примеру, не вызывает сомнения, что Менгисту Хайле Мариам – нелюдь, который готов собственную страну уморить голодом и утопить в крови просто из личной прихоти. Заметь: вовсе не потому что он хочет осуществить некие неосуществимые идеалы, как это бывало у нас в России – истребить половину населения, для того чтобы осчастливить вторую половину. Для Мариама даже такая постановка вопроса была бы слишком возвышенной, он хочет осчастливить только себя.

– А я думал, он просто марксист-идеалист, который упорно не желает считаться с реальностью.

– Нет, нет, он совершенно не идеалист, он считает себя императором, и ни от кого это не скрывает. Всякий безграмотный крестьянин в Эфиопии знает, что Менгисту – император, который сверг своего предшественника, а про марксизм мало кто из эфиопов хотя бы слышал.

– Ну, каким бы там монархом он себя не считал, но я сомневаюсь, что он это открыто демонстрирует.

– Уверяю тебя – демонстрирует. Во всех поездках по стране за Менгисту возят большой позолоченный трон, изготовленный в точности, как императорский, только побогаче. Громоздкая штука и очень тяжёлая, императору и в голову бы не пришло таскать за собой по всей стране такое сооружение, потому что императору не надо было доказывать, что он является таковым. А Менгисту вынужден постоянно демонстрировать, что он обладает абсолютной ничем не ограниченной властью. К своим соотечественникам он обращается только сидя на троне в классической общеизвестной позе императора. Последнего императора Хайле Селассие Мариам, тогда ещё всего лишь полковник, задушил подушкой в 1974 году. Знаешь, как он поступил с телом Селассие? Он велел закопать его в своём личном сортире в вертикальном положение, чтобы каждый день испражняться ему на голову. Причём заметь, от простых эфиопов этот факт вовсе не скрывают, напротив, общаясь с народом, представители новой эфиопской власти весьма охотно рассказывают про сортирное изобретение красного императора Мариама.

– Теперь понятно, почему нам так настойчиво запрещали общаться с эфиопами. Некоторые из них могли не сообразить, что про причуды их марксиста-монархиста русским не надо рассказывать. Да впрочем, чем бы дитя не тешилось…

– Но Мариам тешится не всегда настолько же безобидно. По всей Эфиопии камеры пыток работают теперь круглосуточно. Эфиопов трудно удивить жестокостью, к кровавым тиранам здесь привыкли, но Мариам в своей бесчеловечности настолько преступил всякую грань, что даже здесь приобрёл славу весьма печальную. К тому же, за годы его правления миллионы эфиопов умерли от голода.

– Выходит, что советские офицеры платят своими жизнями за поддержку кровавого режима этого чудовища?

– Начинаешь наконец въезжать? А ведь я-то всего лишь кока-колу охраняю – напиток политически нейтральный. Я своей работой никому плохо не делаю. Но я – изменник родины, а вы – служите Советскому Союзу. Прикинь, кому и чему вы на самом деле служите.

– Ну ладно, сейчас в Эфиопии хреново, но ведь при императоре наверняка было ещё хуже.

– При императоре Селассие, как впрочем, и при его предшественнике Менилеке, здесь жилось несопоставимо лучше. Оба последних императора вполне успешно превращали Эфиопию в современную развитую страну. Им это удалось бы, если бы не кровавое безумие Мариама помноженное на силу советского оружия. Эфиопия сказочно богата. Менилек и Селассие знали способы поставить богатство страны на службу народам Эфиопии.

– Эфиопия богата? Вот новость! Говорил я как-то с одним нашим дипломатом из Аддис-Абебы, так он долго ныл по поводу того, что Советский Союз залез в такую бедную страну, где вообще ничего нет – ни нефти, ни алмазов. Мы, говорит, в Эфиопию будем только деньги до бесконечности вкладывать, не получая никакой отдачи.

– Вот такие крупные профессионалы у нас в дипломатах ходят. Наверняка сынок чей-нибудь. Ведь твой дипломат явно не видел даже советской экономической карты Эфиопии. Не какой-нибудь секретной карты, а свободно продающейся в книжных магазинах в Союзе. Взял бы он в руки эту карту и убедился: алмазов здесь действительно нет, как, например, в Анголе. И нефти нет, которой так богата Северная Африка. Зато есть множество месторождений золота. В двух из них на юге страны идёт добыча. Парочку к западу от столицы пока даже разрабатывать не начали, только разведали. Там же разведанное, но не разработанное месторождение платины. И на севере золото есть. А я тебе ещё скажу то, чего карта не расскажет: золото очень близко к поверхности, его добывать легко.

– Так почему же не добывают?

– А кому это на хрен надо? У Мариама денег достаточно, чтобы жить побогаче императора. На собственный вымирающий от голода народ ему абсолютно наплевать. А у кремлёвских старцев нет иной печали, кроме как угождать всем этим африканским князькам, царькам и бонапартикам. Мариам просит оружие, и Союз даёт ему оружие. Мариам не просит инвестиций в добычу золота и для Кремля тема эфиопского золота соответственно вообще не существует. Немногие настоящие советские африканисты пытаются дотолкать до советских вождей простую мысль: ведь по золоту же в Эфиопии ходим. Если хоть одно месторождение золота разработать, так на эти деньги можно будет потом пол Африки вооружить. Не надо будет ради этого разорять советский бюджет, итак довольно тощий. Вожди, однако, отмахиваются от африканистов, как от назойливых мух. Ведь сами-то боссы КПСС ничего лично для себя не поимеют от добычи эфиопского золота, а ради блага всей страны им совершенно ни к чему проявлять инициативу. Это у нас, как известно, наказуемо. В итоге народы Эфиопии вымирают от голода и истребляются в непрерывных войнах и камерах пыток. Народы СССР тоже не жируют, разоряемые гонкой вооружений и «братской помощью» народам Африки. А золото лежит в земле, не тронутое и совершенно никому не нужное. Так что продолжай, товарищ капитан, и дальше служить этой мудрой системе. Ты ведь у нас никогда родину не предашь.

– Ладно, полковник, не заводись, и так тошно. Ты лучше расскажи, что там в Сомали было. Ведь сомалийцы русских действительно предали. Мы в них бешеные деньги вложили, а они к американцам переметнулись. И наше же советское оружие обратили против нас, когда пошли войной на Эфиопию.

– Сомалийцы предали русских!? О, да ты я вижу, парень, вообще ничего не знаешь. Это русские предали сомалийцев самым необъяснимым образом. Могу рассказать, если интересно, как это было. При императоре Эфиопия была союзником США, и получила от Штатов помощь больше, чем на пол миллиарда долларов. Кстати, почему думаешь, Израиль так лихо победил в шестидневной войне в 1967 году? Свой первый сокрушительный удар израильские самолёты нанесли с эфиопских аэродромов – с совершенно неожиданного для арабов направления. Всё было просто: Израиль и Эфиопия – союзники США. Арабские страны и Сомали – союзники СССР. Всё было очень даже просто: в Эфиопии – император, а в Сомали строят социализм. Сомали и Эфиопия тогда воевали, территориальный спор между ними был. В Сомали на вооружении 200 танков Т-34, 50 танков Т-54, все, как один, с «калашами» и 20 тысяч советских советников – огромная сила, особенно, если учесть, что сама сомалийская армия насчитывала всего 22 тысячи человек. Но в 1974 году в Эфиопии пришёл к власти полковник Мариам, который начал понемногу сворачивать контакты с США. Кровавый Мариам попросил помощи у СССР, а разве мы кому-нибудь отказывали? Где-то с начала 1977 года полилась в Эфиопию уже советская помощь, которая была даже щедрей штатовской. В конце этого года мы за какую-то пару-тройку месяцев перебросили в Эфиопию оружия на миллиард долларов. Всё казалось бы чудно: и Эфиопия, и Сомали теперь за советскую власть, да вот ведь беда – меж собой-то они воюют. А в обеих армиях – советские военные инструкторы и советники, которым теперь предстояло воевать друг с другом. Ты прикинь, как мудрый Брежнев наших офицеров подставил: русские были вынуждены направлять чужие автоматы на русских, словно гладиаторы, уж не знаю кому на потеху. Где-то весною 1977 года Сомали предприняло на Эфиопию мощное наступление. Наши, конечно, поддерживали их довольно вяло, но сомалийцы попёрли капитально. Эфиопам с большим трудом удалось их остановить в сентябре 77-го. Сомалийское руководство было в бешеной ярости, ведь их наступление захлебнулось только из-за того, что эфиопы получили помощь от СССР, то есть союзника Сомали. Это было чудовищное предательство. Брежнев подло предал не только сомалийцев, но и своих офицеров. Сразу же после провала наступления сомалийский президент Баррэ поехал к Брежневу в Москву, вполне естественным было его желание потребовать объяснений. Но Леонид Ильич даже не принял главного сомалийца. Самым понятным образам Сомали 13 ноября 1977 года денонсировало договор с СССР. Может, Брежневу и казалось нормальным, что русские инструкторы с позиций эфиопов будут стрелять по русским инструкторам на позициях Сомали, но вот у сомалийца Баррэ такая мысль в голове не умещалась.

– А я всё никак понять не мог, с чего это Сомали вдруг к американцам переметнулась. Вроде бы они нас предали.

– Теперь ты понял, кто кого предал? Но настоящее предательство было ещё впереди. Сомалийцы предложили нашим советникам в три дня покинуть их страну. А как можно эвакуировать 20 тысяч человек да ещё с семьями за три дня? В сомалийской столице Могадишо творилось тогда такое, что вавилонское столпотворение могло показаться играми в песочнице. Кремлёвских старцев это не интересовало, решать всё надо было нам, на месте. Надо было какой-то радикальный способ эвакуации изобретать. Мы зашли в Могадишо на БДК (большой десантный корабль) с батальоном морпехов на борту. Местные власти заверещали так, как будто их режут – думали всё на хрен, русские очередной военный переворот устраивают. Корабль в порт отказались впускать, подогнали свою бравую пехоту к пирсу, штыками ощетинились. Командир корабля слегка струхнул: попытаемся высадиться – полномасштабная война, уйдём – своих на растерзание оставим. А морпехами тогда я командовал. Ну и начал я приказы отдавать пока командир воздух ртом глотал. Думаю, сейчас вы у меня узнаете, как с «чёрной смертью» шутить. Хотя в глубине-то души понимаю, что сомалийцы кругом правы да тогда было не до их правоты. Короче, приказал я десантировать в порт весь батальон, да ещё с танками, с артиллерией. Сомалийскую пехоту мои парни просто разогнали прикладами, они стрелять не посмели, мигом в щели забились. Порт мы оцепили танками, пушки нацелили на всё, что могло представлять опасность. Я, зверь такой, хожу по пирсу ору в мегафон: «Внимание, советские граждане! Ни в коем случае не допускать паники! Начинаем эвакуацию! Спокойно проходим на корабль. Заберём всех. Не переживайте, заберём всех». Да только куда уж – спокойно. Бабы наши визжат, на моих морпехах виснут: «Родненькие вы наши, только не бросайте нас!». Многих на корабль просто на руках заносили: у одних обморок, другим руки-ноги переломали в давке. Кое-как погрузили всех. Начали технику отводить обратно на корабль. А командиру корабля приказ по рации: «Следуйте в йеменский порт Аден». Последовали. Представляешь, больше всего на свете мне тогда хотелось, чтобы передо мною оказалось всё политбюро в полном составе. Убил бы гадов всех до единого. С удовольствием посмотрел бы, как они корчатся, подыхая, политики подлые. Других наших, кто в Могадишо был, сомалийцы интернировали, то есть попросту бросили за колючую проволоку. Их потом вертолётами эвакуировали.

– А в Эфиопии ты как оказался?

– Из Адена часть наших перебросили как раз сюда, ну и меня в том числе. Героический припадок в Могадишо с десантированием танков мне никто в вину не поставил, хотя я и ждал. Вожди тогда тоже хвост прижали.

– Потом к американцам перебежал?

– Мне это и в голову не приходило. Но сомалийцы, знаешь, развернули охоту за нашими советниками, как за гнусными предателями. Платили по две тысячи долларов за голову. В 78-м, когда уже в Эфиопии служил, близко к фронту с Сомали, мы попали в засаду: я, два капитана, сержант, два рядовых. Бросили в грязную, вонючую яму. Лежу я там, в первую ночь в кромешной темноте и думаю: если удастся вырваться отсюда, к своим не вернусь. Потому что они мне больше не свои. Те, кого я мог бы считать своими, не стали бы защищать омерзительный режим Мариама, не стали бы предавать друзей-сомалийцев, которые впрочем, тоже не ангелы, но не они нас предали, а мы их. Свои не стали бы устраивать гладиаторские бои между русскими офицерами, не стали бы торговать кровью собственных вояк. Мы были гораздо ничтожнее любых наёмников. Наемник, во всяком случае – свободный человек, который сам торгует своей кровью. По своей воле ставит жизнь на карту. А нас продали в наёмники сначала одному африканскому царьку, потом перепродали другому. А ведь и Мариам, и Баррэ защищают только собственные интересы, плевать при этом желая на свои народы. Так что никакого интернационального долга мы здесь не выполняем. Мы не помогаем народам Африки. Мы помогаем истреблять народы Африки.

– Но мы, собственно, не Африке и служим, а Советскому Союзу.

– Самое смешное в том, что Советскому Союзу мы тоже не служим. Ещё можно было бы понять, если бы мы цинично манипулировали африканцами, помогая им резать друг друга, при этом посылая в Союз караваны золота. Это тоже было бы гнусно, но во всяком случае понятно и не лишено логики. Но мы поступаем как раз наоборот, мы из Союза вывозим сюда миллиарды, доводя советский народ до полной нищеты, а в Эфиопии не зарабатываем ни копейки, хотя и могли бы – по золоту ходим.

– Но ведь чему-то мы служим, пусть даже чему-то нехорошему. Есть же всё-таки причины, по которым мы здесь оказались.

– Мы просто обслуживаем маразматические фантазии выживших из ума кремлёвских старцев. Эти фантазии вообще никакого отношения к реальности не имеют. Мы никогда не сможем понять логику шизофреника, но мы вынуждены обслуживать шизофренические замыслы.

– Так как ты выбрался из той сомалийской ямы?

– Да, выбрался… Там я всё это окончательно понял, точнее, признался самому себе в том, что давно уже понимал. Ночь, однако, шла к рассвету, и надо было обсудить тему более актуальную. Для чего нас здесь держат? Военнопленными нас явно не считают и не для того за наши шесть голов 12 тысяч баксов заплатили, что бы на кого-нибудь обменять. Сомалийцам нужна месть, причём как можно более лютая, образцово-показательная. Я понял – они просто устроят мучительную публичную казнь. В яме я был старшим по званию, говорю своим: «Выбор у нас, ребята, простой: либо принять лёгкую смерть в бою, либо мучительную под пытками. Как только яму открывают и нас вытаскивают на поверхность, бросаемся на охрану, вырываем оружие, убиваем, кого сможем, и в рассыпную. Бежим обязательно в разные стороны, так может у кого-нибудь и появится шанс выжить». Когда нас вытащили, сомалийцев рядом с ямой оказалось больше, чем мы надеялись. Пока я да ещё один офицер вырывали автоматы, они троих наших успели положить. Мы покрошили там кого могли, побежали кто куда. Дважды у себя за спиной я услышал крики подстреленных товарищей, и понял, что выжить удалось только мне одному. Неделю скитался по горам, пока не встретил парней в натовском камуфляже…

– И теперь, стало быть, американцам служишь. Они в отличие от наших – хорошие парни.

– Андрюша, я не служу американцам. Я у них работаю. Я никогда не буду им служить. И ведут себя американцы в Африке ничуть не лучше наших, даже ещё циничнее, но вместе с тем гораздо разумнее – у них ни один доллар мимо не пролетит.

– И ЦРУ тебя, конечно, не вербовало.

– Составили разговор. Но я ведь не секретоноситель, а простой морпех. Обо всяких там советских военных тайнах знаю меньше, чем ребята из ЦРУ. Агентурной ценности для них тоже не представляю. Какой смысл американской разведке меня вербовать, если советской военной контрразведке известно о каждой родинке на моём теле. Предлагали работать на Пентагон, но я отказался. Не настаивали. Работу по моей просьбе нашли нейтральную.

– А в Штаты не предлагали перебраться?

– О да, сказали, что если я буду хорошим парнем, возможно, получу гринкарт. Я усмехнулся и сказал, что мне без надобности. Если мне в Европе делать нечего, так за океаном и тем более, а к Африке привык. Они, конечно, не поверили. Они вообще не способны поверить в то, что кто-то не хочет жить в США.

– И ты думаешь, они так просто по доброте душевной оставили тебя в покое?

– Нет, конечно. Они терпеливо ждут, когда меня завербует наша советская разведка, что бы потом через меня нашим дезу сливать. Парни из ЦРУ считают себя очень умными, да они и вправду не глупы, но очень примитивны. Всё их хвалёное коварство на поверхности плавает. То, что не укладывается в привычный американский стандарт, для них вообще не существует. Этим они, кстати, напоминают кремлёвских старцев.

– А наши знают, что ты у американцев?

– Разумеется. Они действительно пытались меня вербовать. Я их просто вежливо на хрен послал. А подцепить им меня не на чем, никаких преступлений против советской родины я не совершал. Всего лишь невозвращенец, а это сейчас не криминал. Шлёпнуть меня каким-нибудь коварным образом они, конечно, могут, но зачем? Я для них не опасен, а как-нибудь меня использовать они, видимо, не теряют надежды.

– Алексей Алексеевич, а вам не кажется, что вы были уж слишком со мной откровенны?

– Да, был слишком откровенен. Но не ищи в этом «второго дна». Просто устал я, Андрюха, за десять лет от одиночества. Разблокировка пошла – непроизвольная болтливость. Это даже с опытными разведчиками случается, не говоря уже про таких тупых морпехов, как я. Да и бояться мне нечего. Я всё потерял. Ты понимаешь – всё! Родину, друзей, офицерскую честь. И веру, и правду потерял. А в замен не приобрёл ничего, кроме этого дорогого костюма и дешёвых эфиопских шлюх.

– Неужели на дорогих шлюх денег нет?