Краткая история экономических учений в фокусе теории права

Для социалистов Мальтус стал одиозной фигурой прежде всего как автор «железного закона заработной платы», «бесспорность» которого признавалась также и Давидом Рикардо. Однако современные экономисты весьма скептически оценивают теоретическую значимость этого «закона». Так, Марк Блауг отмечает: «Вполне очевидно, что теория прожиточного минимума заработной платы – это никакая не теория… Это всего лишь один из примеров классической склонности упрощать анализ, уменьшая число переменных, подлежащих определению. Теория прожиточного минимума заведомо не годится для определения заработной платы в какой-либо конкретной ситуации из-за своей безнадежной неоднозначности»[143 - Блауг М. Указ. соч. – С. 69.].

Как экономист в точном смысле слова Мальтус заявил о себе сравнительно поздно, а именно в 1815 г., т. е. в возрасте 49 лет. В этом году он издал «Исследование о природе и возрастании ренты», позднее ставшее классикой экономической науки. Как видно уже из заглавия, в идеологическом и мировоззренческом плане Мальтус стоит гораздо ближе к Адаму Смиту, чем к своему другу-сопернику Давиду Рикардо.

Другими словами, мировоззрение Мальтуса отличалось последовательным консерватизмом. Ему импонировали физиократические пристрастия Смита. Правда, сам Смит, в отличие от физиократов, не питал симпатий к традиционным помещикам и считал, что среди землевладельцев только предприниматели, ставшие помещиками, представляют собой элиту общества.

В 1820 г. Мальтус выпустил в свет свой главный экономический трактат «Принципы политической экономии, рассматриваемые в расчете на их практическое применение». В этой работе он в методологическом плане следует Д. Рикардо, который опубликовал свои «Начала политической экономии и налогового обложения» чуть ранее (в 1817 г.). Теоретическим источником главного экономического трактата Мальтуса, разумеется, является эпохальная книга Адама Смита.

Фактически Мальтус взял на себя роль главного представителя доктрины Смита в Великобритании. С меньшей оригинальностью и с большим пиететом к Смиту аналогичную функцию во Франции выполнял Жан-Батист Сэй (1767–1832 гг.). Как бы то ни было, Давид Рикардо в своих работах взгляды Смита и Мальтуса обычно объединяет и нередко цитирует как совпадающие. Однако Рикардо также является смитианцем, хотя и более критичным по отношению к своему научному отцу. Различие теоретических установок Мальтуса и Рикардо заключается в том, что Рикардо понимал трудовую теорию Смита как теорию труда, затраченного на производство меновых стоимостей, а Мальтус – как теорию располагаемого труда, т. е. «то количество его, какое можно купить за этот предмет на рынке»[144 - Рикардо Д. Указ. соч. – С. 404.].

При этом Мальтус отталкивался от тезиса А. Смита о том, что «стоимость годичного продукта “располагает” большим трудом [commands more labour], чем затрачивается на его создание»[145 - История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 85.]. Хотя Мальтус делает отсюда логически бесспорный вывод о наличии ежегодного излишка продукции, полученный результат сталкивается с другой «священной коровой» в теоретическом пантеоне Смита. Речь идет о теории (автоматического) приспособления предложения к спросу. Мальтуса это не смущает, но смущает Рикардо.

В результате между двумя друзьями-соперниками начинается затяжной интеллектуальный спор, основным предметом которого является концепция Мальтуса о т. н. третьих лицах. По мысли Мальтуса, который, как ни странно, в этой части одновременно продолжает линию и физиократов, и Мандевиля, капиталистическая экономика нуждается в особом классе экономических агентов. Задача этого класса заключается прежде всего в том, чтобы восстанавливать экономическое равновесие между совокупным производством и совокупным потреблением.

Другими словами, в капиталистическом обществе должен быть такой слой, который своим потреблением будет просто устранять излишек годичного производства, никак не участвуя в этом производстве. Если использовать термины самого Смита, то в теории третьих лиц Мальтуса мы встречаемся с праздным классом непроизводительных потребителей.

Как мы видели в соответствующем параграфе, Смит вовсе не склонен поддерживать такое потребление, так как оно не способствует «увековечиванию» национального богатства. Продукты общественного труда, потребляемые праздными лицами, по мнению Смита, навсегда исключены из дальнейшего накопления национального капитала. Продукты общественного труда, в первую очередь, должны обмениваться на результаты труда производительных классов, прежде всего наемных рабочих, так как последние используют такое потребление лишь для того, чтобы произвести прибавочный продукт, превышающий стоимость потребленных продуктов.

Как бы то ни было, авторитет Смита не остановил Мальтуса. В своих «Принципах…» 1820 г. он выдвинул дерзкое для сторонников экономической саморегуляции положение о том, что достаточный спрос и полная реализация общественного продукта невозможны, если в этих процессах не участвуют наряду с производительными классами также и непроизводительные классы общества.

Прежде всего, по мнению Мальтуса, совокупность «третьих лиц» составляют военнослужащие и чиновничество, которые одновременно содействуют и производству, и потреблению общественного богатства. Будучи реализованной, доктрина «третьих лиц» должна была выполнять функцию предупреждения кризисов перепроизводства. Доктрина «третьих лиц» была отвергнута современниками. Рикардо почти открыто издевался над ней, и только Сисмонди независимо от Мальтуса развивал аналогичные взгляды. Однако спустя более 100 лет после создания доктрины третьих лиц Джон Майнард Кейнс вернулся к ней для обоснования более надежной концепции т. н. эффективного спроса.

Выводы для теории права и правовой политики

«Закон Мальтуса» о росте народонаселения в прошлом пользовался настолько высоким авторитетом, что даже становился моделью финансово-экономической политики некоторых государств. Французские экономисты Шарль Жид и Шарль Рист отмечают, что «многие французы считают его [учение Мальтуса] ответственным за сокращение народонаселения в нашей стране»[146 - Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 112.]. Выше мы видели, что соотечественник Мальтуса и один из родоначальников экономической науки Вильям Петти придерживался противоположных Мальтусу взглядов и утверждал, что «редкое население – подлинный источник бедности. Страна, имеющая восемь миллионов жителей, более чем вдвое богаче страны, где на такой же территории живет только четыре миллиона».[147 - Петти В. Указ. соч. – С. 24.].

Нам не нужны даже доктринальные источники, чтобы усомниться в правильности «закона Мальтуса». В Китае в настоящее время проживает свыше одного миллиарда трехсот миллионов человек, при этом Китай является наиболее динамично развивающимся государством мира (около 9 % прироста национального богатства каждый год). Китайский пример, скорее, говорит в пользу Петти и против Мальтуса. Однако, быть может, время «закона Мальтуса» еще не пришло? Быть может, Мальтус прав в долгосрочном плане.

Со времени первого издания «Опыта о законе народонаселения» прошло более 200 лет. По человеческим меркам этот срок вполне достаточен для того, чтобы проверить истинность тезиса Мальтуса об удвоении народонаселения планеты каждые 25 лет. Даже если вынести за скобки такие неблагоприятные факторы, как войны, эпидемии и прочие катаклизмы, следует признать, что пророчество Мальтуса не сбылось. Но его доктрина, как мы отметили выше, все-таки оказала воздействие на политику и социальные движения (например, феминизм) во многих странах.

В последнее время на помощь доктрине Мальтуса пришел такой малоприятный союзник, как СПИД. Под действием различных антропогенных факторов современные государства – вольно или невольно – становятся «мальтузианскими». Это характерно не только для западных политических сообществ, но и для многих государств Азии и Африки. Демографы уже бьют тревогу по поводу того, что к 2025 г. структура населения всей планеты радикально изменится в том смысле, что количество пожилых людей будет преобладать над количеством людей трудоспособного возраста. В другой своей монографии автор этих строк более подробно рассматривает данную проблему, которая получила на Западе название «демографическая ипотека»[148 - См. Королёв С. В. Очерки финансовой конституции. М.: Издательство ГУЗ, 2004.].

Итак, человечество быстро движется только к одному виду «размножения», а именно к размножению стариков. О том, что будет после 2025 г., демографы стараются не думать. Впрочем, на этот счет у нас, по слову Джона Майнарда Кейнса, есть лишь одна безусловная истина: “In the long run we are all dead[149 - «В долгосрочном плане мы все – мертвецы» [англ.).]. Увы, эта печальная истина также не свидетельствует в пользу Мальтуса. Таким образом, руководители государств, как и все остальные люди, свободны приватным образом либо принимать доктрину Мальтуса на веру, либо отвергать ее. Однако нет разумных оснований для того, чтобы брать ее за основу для какой-либо финансово-экономической политики.

Что касается теории третьих лиц, то она не только может, но и должна учитываться в финансовой политике современных государств. Другое дело, что в том слабо разработанном виде, как она представлена в учении Мальтуса, она не является вполне инструментальной. Как бы то ни было, «Мальтусу удалось проследить механизмы, порождающие состояние экономики, которое стали называть ее “перегревом”. Для такой ситуации рецепт перераспределять доходы в пользу третьих лиц имел смысл – в той мере, в какой это ограничивало инвестиционный спрос и тем самым “охлаждало” конъюнктуру»[150 - История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 89.]. Как отмечалось выше, Джон Мейнард Кейнс взял теорию третьих лиц за основу для своей гораздо более развитой концепции эффективного спроса. С другой стороны, аналогичные концепции развивали некоторые гетеродоксальные экономисты, прежде всего майор Дуглас (см. ниже).

§ 3. Учение Давида Рикардо: финансово-политические аспекты

Давид Рикардо (1772–1823 гг.) традиционно считается одним из самых дискуссионных, но и самых влиятельных представителей классической политической экономии. В отличие от Адама Смита, многочисленные противоречия которого и последователями, и противниками воспринимались вполне добродушно, Рикардо со всех сторон обвиняли в ереси и тенденциозности. В начале прошлого века Шарль Жид и Шарль Рист оценивали его творчество следующим образом: «Отовсюду на него градом сыплются удары. Идет ли речь о методе, реалистическая и историческая школа на Рикардо возлагают ответственность за то, что он завел науку в дебри абстракции.

Идет ли речь о том, чтобы оправдать существование частной земельной собственности, – прежде всего его теорию ренты стараются уничтожить»[151 - Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 118.].

А вот как, анализируя теорию процента Рикардо, подводит общий итог его творчеству Джон М. Кейнс: «Рикардо демонстрирует перед нами высочайшее интеллектуальное достижение, недосягаемое для более слабых умов, создав для себя некий воображаемый мир, весьма далекий от опыта, но представив его так, как будто это и был мир опыта, и затем обжив его со всей основательностью и логикой. Большинство его последователей вынуждены были кое в чем уступить под напором здравого смысла в ущерб логической последовательности их построений»[152 - Кейнс Д. Общая теория занятости, процента и денег // Антология экономической классики. Т. 2. – С. 286.].

Эта оценка творческого наследия Рикардо не изменилась до сих пор. Как и прежде, его творчество остается объектом жарких дискуссий. Как отмечает один из авторитетнейших знатоков учения Рикардо Марк Блауг, «за исключением, быть может, Карла Маркса, ни один из великих экономистов прошлого не становился объектом столь различных и противоречивых интерпретаций, как Давид Рикардо. В XIX веке некоторые видели в нем защитника “железного закона” заработной платы, другие отрицали, что он когда-либо поддерживал такие вещи. Одни обвиняли его в том, что он совершенно игнорировал роль спроса, в то время как другие утверждали, что он в действительности никогда не упускал из виду (проблемы) спроса. Одни упрекали его в том, что он так и не смог довести трудовую теорию стоимости до ее логического завершения, другие же были совершенно уверены в том, что он никогда не верил в истинность трудовой теории»[153 - Blaug М. What Ricardo Said and What Ricardo Meant // The Legacy of Ricardo. Oxford: Blackwell, 1985. – P. 3.].

Для жарких дискуссий были все основания. Ведь Рикардо одновременно изменил и предмет, и метод политической экономии. Так, для Адама Смита и Мальтуса предмет этой науки сводился к понятию «богатство народов» с той лишь, правда, разницей, что Смит был озабочен законами возрастания богатства, а Мальтуса, прежде всего, интересовали законы его убывания. Рикардо же полагал, что главный предмет политической экономии следует по определению искать за пределами экономической жизни, прежде всего в области распределения общественного продукта, т. е. в области социальной политики.

В письме к Мальтусу Рикардо дает следующее определение политической экономии: «Вы думаете, что политическая экономия представляет собой исследование природы и причин богатства. Я же полагаю, что ее предметом является, скорее, исследование законов, которые регулируют [determine] распределение продукта промышленности между классами, соревнующимися в образовании этого продукта (курсив мой. – С. К.)»[154 - Цит. по: Clair О. St. A Key to Ricardo. N. Y: Kelley, 1965. —P. 1–2.].

Из этого определения видно, что согласно Рикардо классовые отношения являются первичными по отношению к вопросам экономической жизни. Именно по этой причине основатель национальной политической экономии США Г. Ч. Кэри характеризует доктрину Рикардо как «систему раздора и вражды между классами». Современные критики творчества Рикардо также отмечают социологический подход, характерный для методологии Рикардо. Морис Добб, в частности, полагает, что акцент, который Рикардо сделал на проблемах распределения, означает следующее: «Теорию распределения нельзя сконструировать таким образом, чтобы она полностью вмещалась в сферу обмена. Ее нельзя объяснить только в терминах рыночных сил. В основе самой структуры объяснения должны лежать социальные или институциональные данные, полученные за пределами сферы рыночных отношений»[155 - Dobb M. Ricardo and Adam Smith // Essays on Adam Smith / Eds. A. S. Skinner A.S. and Th. Wilson. Oxford: Clarendon Press, 1975. – P. 330.].

В мировоззренческом плане Риккардо, так же как и Мальтус, представляет собой редкий тип исследователя, совмещающего пессимизм с филантропией. И банкир из лондонского Сити, и провинциальный пастор были «друзьями народа; они сами об этом заявляют»[156 - Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 103.]. Вместе с тем неправильно было бы, на наш взгляд, объяснять приверженность Рикардо трудовой теории стоимости симпатией к низшим классам. Его как банкира и предпринимателя трудовая теория стоимости интересовала в силу непреложных (для Рикардо) фактов.

Вероятно под влиянием Мальтуса, Рикардо живо представлял себе, к каким социально-экономическим последствиям должно привести неустанное размножение низших сословий. Ведь согласно логике Смита, разделяемой и Мальтусом, и Рикардо, труд наемного работника является определяющим составным элементом меновой стоимости товара. Следовательно, заработная плата работника, даже в форме «железного закона», в конечном итоге определяет уровень и динамику воспроизводства материальных благ.

Однако «закон Мальтуса о народонаселении», по убеждению Риккардо, свидетельствует о том, что размножение населения в основном обеспечивается низшими классами. Проблема в том, что этот прирост носит не только абсолютный, но и относительный характер. Другими словами, в совокупном населении планеты бедных в будущем будет становиться все больше, а богатых – все меньше. В терминах политической экономии это может означать, что среди элементов, составляющих меновую стоимость товаров, заработная плата будет занимать все более значительное место за счет уменьшения доли прибыли капиталиста и ренты землевладельца. Но не эти страхи были первичным мотивом исследовательских устремлений Рикардо. Если бы Рикардо в науке оставался только на уровне подобных сугубо буржуазных опасений, он не стал бы столь авторитетной фигурой классической политической экономии. Рикардо был озабочен судьбами человеческого прогресса, поставленного в такие условия, когда доля заработной платы в структуре меновой стоимости товара постоянно возрастает, а доля прибыли постоянно снижается. А что происходит с рентой? Можно сказать, что вся теория Рикардо представляет собой развернутый ответ на этот вопрос.

Рассмотрим все по порядку. Согласно классической политической экономии, «прибыль и рента являются остаточными»[157 - O'Donnell R. Adam Smith's Theory of Value and Distribution. L. – Basingstoke: Macmillan, 1990. – P. 9.]. Другими словами, сначала определяется и выплачивается заработная плата наемным работникам, а затем по остаточному принципу определяются прибыль и, наконец, рента. Но проблема в том, что заработная плата, по мнению всех классиков, никак не участвует в накоплении капитала. В этом накоплении участвуют только прибыль и рента. Если данные элементы меновой стоимости имеют тенденцию «падать», то будущее развитие капитализма и, по мысли Рикардо, развитие человеческой цивилизации находятся под угрозой.

Как видим, Рикардо поставил перед собой грандиозную задачу «не только показать, какими являются “законы”, регулирующие пропорции, по которым между заинтересованными классами распределяются доли ежегодного продукта нации, но также указать путь, по которому в результате этих законов будет происходить такое распределение в будущем»[158 - Clair O. St. A Key to Ricardo. – P. 2.].

Рикардо в политической экономии в какой-то степени наметил себе ту же задачу, которую в области философии решил Иммануил Кант и которую в области экономической науки с большим изяществом позднее разрешит Леон Вальрас. Как бы то ни было, именно Рикардо первым указал на границы политической экономии. Как мы знаем, он полагал, что невозможно вопросы распределения рассматривать только с позиций экономической науки. Необходим выход за ее пределы для того, чтобы приобрести социологическую, культурологическую, а также юридическую перспективу. Поэтому аналогия творчества Рикардо с творчеством Канта не может быть абсолютной. Более того, полная аналогия была бы крайне ошибочной. Ведь для Канта важно было уберечь исследователей философских проблем от попыток решать трансцендентные вопросы (жизнь после смерти, природа чуда и т. п.). Подобные задачи не являются человеческими, они запредельны для возможностей человеческого познания.

Рикардо же, напротив, фактически признавал необходимость выхода экономиста за пределы собственной науки, если только такой экономист во главу угла ставит исследование вопросов распределения, а не только лишь производства или ценообразования. Ведь распределение общественного богатства представляет собой сначала социальную и лишь затем экономическую проблему.

Итак, не только предмет исследования, но и методология Рикардо отличаются новаторством. Для Рикардо важным было сначала «открыть» законы распределения, а затем осуществить их интеграцию в теорию стоимости. Однако Рикардо чрезвычайно усложнил и себе, и читателю задачу экспликации новой методологии тем, что структурно подчинил свой главный экономический трактат логике «Богатства народов» Адама Смита. В результате, следуя этой логике, Рикардо также начинает изложение предмета с вопроса о стоимости, хотя главная интенция всего произведения заключается в попытке создать теорию распределения.

Уже ранние экономические произведения Рикардо показали, что он буквально одержим поисками идеи постоянной меры стоимости, которая была бы универсальной при любых обстоятельствах. Для того чтобы «открыть» этот постоянный масштаб, Рикардо изобретает предельные абстракции и идет на самые радикальные упрощения экономической жизни. Этим, в частности, объясняется та особая гносеологическая роль, которую он придавал бартерной, а не денежной экономике. Проблемами денег Рикардо, на наш взгляд, интересовался ex officio, по должности. Будучи банкиром, он и в качестве теоретика должен был уделить некоторое внимание монетаристской теме. Однако она не являлась доминирующей. Более того, многое свидетельствует о том, что Рикардо из корпоративных интересов не стремился исследовать реальный механизм банковских операций (в отличие от его большого поклонника постоянно «безденежного» Маркса, третий том «Капитала» которого уделяет много внимания как раз банковскому капиталу).

Еще в первой половине XX в. многие экономисты считали, что Рикардо безнадежно устарел, поскольку большинство его самых знаменитых прогнозов не находили подтверждения в действительности. Это прежде всего касается теории убывающего плодородия и железного закона заработной платы. Однако усилиями выдающегося экономиста современности Пьеро Сраффа во второй половине XX в. начался «рикардианский ренессанс», который – как и следовало ожидать – оказал особенно плодотворное влияние на неомарксистскую экономическую мысль.

В 1960 г. Пьеро Сраффа опубликовал на английском языке книгу под названием «Производство товаров посредством товаров». В этой книге Сраффа защищает тезис о том, что в своих ранних экономических сочинениях Рикардо исходил из т. н. односекторальной зерновой модели хозяйства (one-sector “corn model’). Более того, все последующее творчество Рикардо было попыткой «вернуться к простой логике этой зерновой модели»[159 - Blaug M. Op. cit. – P. 3.].

Среди классиков Рикардо, по всей вероятности, был самым последовательным защитником политической компоненты экономической науки. Он был убежден в том, что экономические законы нельзя рассматривать в отрыве от корпоративных интересов трех главных контингентов общественного производства: наемных работников, «капиталистов» (т. е. предпринимателей в современном смысле) и землевладельцев. Как мы видели, по мнению Рикардо, «закон о народонаселении» Мальтуса свидетельствует о том, что в составе цены товаров все большее значение будет приобретать заработная плата.

При этом Рикардо вовсе не интересуют абсолютные величины, ведь согласно «железному закону» заработной платы ее абсолютная величина всегда будет соответствовать прожиточному минимуму рабочего: «естественная цена труда есть та цена, которая доставляет всем вообще рабочим средства для существования и продолжения их рода, но так, чтобы он не увеличивался и не уменьшался»[160 - Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – C. 132.].

Хотя Рикардо был филантропом, он не допускал мысли о том, что политическая экономия совместима с социальной политикой. Необходимым является существование лишь определенного числа рабочих, которое соответствует потребностям индустрии. «Если же рабочее население клонится перерасти потребности индустрии, ничто не удержит тенденцию заработной платы к падению даже ниже минимума необходимых средств существования, ибо тогда нет больше необходимости в том, чтобы все были живы (курсив мой. – С. К.)»[161 - Там же. – С. 132–133.].

Мы видели, что Рикардо интересуют относительные пропорции в составе цены между тремя ценообразующими факторами. Другими словами, если доля заработной платы возрастает, то это неизбежно означает, что уменьшается доля одного или двух других элементов, входящих в цену. Но среди двух оставшихся элементов только прибыль является ценообразующим фактором, рента играет маргинальную роль в составе цены. Ни один продукт нельзя произвести без издержек на заработную плату и прибыль, но в некоторых случаях вполне возможно производить товары без издержек на аренду.

Как известно, Смит первым заявил о том, что рента не участвует в образовании цены продукта. Однако его замечания на этот счет не отличаются предельной ясностью: «Надо заметить, что рента входит в состав цены продукта иным образом, чем заработная плата и прибыль. Высокая или низкая заработная плата и прибыль на капитал являются причиною высокой или низкой цены продукта; больший или меньший размер ренты является результатом последней (курсив мой. – С. К.). Цена продукта высока или низка в зависимости от того, высокую или низкую заработную плату и прибыль приходится выплачивать для того, чтобы данный продукт доставлялся на рынок. Но цена продукта дает высокую или низкую ренту или не дает никакой ренты в зависимости от того, высока ли эта цена или низка, превышает ли она намного или незначительно или совсем не превышает сумму, достаточную для покрытия заработной платы и прибыли»[162 - Смит А. Указ. соч. – С. 206–207.].

Важно отметить, что Рикардо интересует только сельскохозяйственная рента, а не городская. Проблемами последней он вообще не занимался. Ренту Рикардо определяет следующим образом: «Рента – это та доля продукта земли, которая уплачивается землевладельцу за пользование первоначальными и неразрушимыми силами почвы. Ее, однако, часто смешивают с процентом и прибылью на капитал»[163 - Рикардо Д. Указ. соч. – С. 432.]. Таким образом, Рикардо однозначно встал на точку зрения, что «рента не является ценообразующим доходом, поскольку цена на сельскохозяйственную продукцию формируется на худших (из числа используемых) участках земли»[164 - История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 72.]. Рента представляет собой не что иное, как налог землевладельца на «капиталиста» (т. е. предпринимателя).

Казалось бы, здесь следует также вспомнить и о «страдающем большинстве», т. е. о наемном труде, но Рикардо остроумно доказывает, что в этом нет надобности. Одно из самых оригинальных и наиболее дискуссионных положений доктрины Рикардо сводится к тому, что землевладельцы и наемные работники, строго говоря, индифферентны друг к другу. Их корпоративные интересы не могут сталкиваться. «Для наемного рабочего безразлично, повышается рента или падает, потому что его денежная заработная плата повышается или падает параллельно с ней, а его натуральная заработная плата (курсив везде мой. – С. К.) остается без перемены. И наоборот, для землевладельца безразлично, повышается заработная плата или падает, ибо она не коснется его ни в том, ни в другом случае»[165 - Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 133.].

Рикардо полагает, что разгадка природы ренты одновременно является ключом к открытию законов распределения общественного продукта. На наш взгляд, теория ренты Рикардо явилась своеобразным ответом на политические требования английских землевладельцев в начале XIX в., когда в Англии активизировалась борьба вокруг т. н. хлебных законов, предусматривавших импортные пошлины на зерно. В этот период быстро росли цены на зерно и, следовательно, возрастала денежная заработная плата рабочих. Взяв за точку отсчета проблему ценообразования на зерно, Рикардо предпринял попытку открыть законы распределения общественного продукта.

Так возникла упомянутая выше «односекторная» зерновая модель хозяйства. Моделируя эту ситуацию, Рикардо делает следующие допущения. Предположим, что общественный продукт целиком состоит из зерна. Предположим также, что капитал по преимуществу используется для найма рабочей силы, т. е. отсутствует такой фактор, как накопление капитала. Иначе говоря, доля «капитала» в такой экономике совпадает с долей затраченного труда. Предположим также, что капиталовооруженность является одинаковой для всех хозяйствующих субъектов. Она состоит из «одинаковой для всех порции такого капитала – труда»[166 - История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 72.].

Наконец, Рикардо делает самое важное предположение о том, что участки земли строго ранжированы по критерию убывающего плодородия. В этих условиях приложение одинакового количества «капитала – труда» к различным участкам дает разный результат. По мере возрастания населения становится необходимым производить все большее количество хлеба. Следовательно, в хозяйственный оборот вовлекаются все менее плодородные земли. Для производства зерна, необходимого нации, привлекаются все новые и новые порции «капитала – труда». Однако результативность такого приложения падает по мере перехода к менее плодородным земельным участкам. Соответственно, по мере такого перехода будет возрастать общественно необходимое количество труда. Таким образом, рыночную цену определяет максимальное количество труда, необходимое и достаточное для покрытия эффективного спроса на хлеб.

Другими словами, закон рынка будет определяться себестоимостью зерна, произведенного в самых неблагоприятных условиях и доставленного на рынок с максимально допустимыми издержками. «Меновая стоимость всех товаров… никогда не регулируется наименьшим количеством труда, достаточным для их производства при особо благоприятных условиях. <…>

Напротив, она регулируется наибольшим количеством труда, по необходимости затрачиваемым на их производство теми, кто не пользуется такими условиями и продолжает производить при самых неблагоприятных условиях»[167 - Рикардо Д. Указ. соч. – С. 436.]. Впрочем, Рикардо делает существенную оговорку: «Правда, фабрикант, не пользующийся особыми удобствами, может быть совершенно вытеснен с рынка, если количество товаров, доставляемое рабочими, поставленными в благоприятное положение, будет покрывать весь спрос общества»[168 - Рикардо Д. Указ. соч. – С. 436.].

Таково в общих чертах содержание разработанной Рикардо теории дифференциальной ренты в ее экстенсивной версии (дифференциальная рента I в терминологии Маркса). Абсолютной рентой Рикардо не интересовался, так как рента, как он полагал, – это всегда соотносительная величина. Земля как таковая ренты давать не может, она становится «рентоспособной» лишь по поводу и ввиду появления других факторов. Об этих факторах Рикардо сообщает нам следующее: «Если бы воздух, вода, упругость пара и давление атмосферы были неоднородны по своим качествам, если бы они могли быть обращены в собственность и каждый разряд имелся бы только в ограниченном количестве, то и они, подобно земле, давали бы ренту по мере использования низших разрядов. С каждым переходом к низшему разряду стоимость товаров в той отрасли, где он применяется, повышалась бы, потому что одно и то же количество труда [в этом низшем разряде] давало бы менее продукта [по сравнению с трудом в более высоких разрядах]»[169 - Там же. – С. 437.].