Н-да…
Если в таком выводе что-то и может быть для нас ценным, то это признание системной преемственности Советской России по отношению к тысячелетней России. Причём не могу не заметить – хотя бы вскользь, что говорить о системной преемственности «Россиянии» по отношению к СССР не приходится. А отсюда вытекает непреложный вывод о том, что ельциноидная «Россияния» никак не может считаться системной преемницей тысячелетней России.
Да и может ли быть иначе, если для Ельцина, Путина, Медведева и их «ратей» стольный русский град Киев является столицей «иностранного государства»?!
Впрочем, я опять увлёкся, а нам надо спуститься по шкале времени в русский 1917 год.
Уже произошла Февральская революция.
Уже была расстреляна мирная Июльская демонстрация в Петрограде.
Уже приехал нелегально в Петроград и скрывался на конспиративных квартирах Ленин…
На 22 октября (4 ноября по новому стилю) 1917 года в Петрограде был назначен казачий «крестный ход» – демонстрация казаков, которая задумывалась как смотр антибольшевистских сил.
21 октября представители казачьих полков были приглашены Петроградским Советом в Смольный на совещание полковых комитетов. На совещании казаки заявили, что не пойдут против рабочих и солдат, и в ночь на 22 октября Временное правительство вынуждено было отменить «крестный ход» – вместо демонстрации силы власти он грозил стать демонстрацией её бессилия.
А 24 октября 1917 года (6 ноября по новому стилю) Ленин с очередной конспиративной квартиры пишет письмо членам ЦК:
«Товарищи!
Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.
Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь всё висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооружённых масс…
<…>
История не простит революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять всё.
Взяв власть сегодня, мы берём её не против Советов, а для них.
<…>
Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
Промедление в выступлении смерти подобно».
В тот же день поздно вечером Ленин нелегально прибыл в Смольный и взял руководство восстанием непосредственно в свои руки. И в ночь с 6 на 7 ноября по новому стилю «социалистическая революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась». Именно взятыми в кавычки словами Ленин сообщил об этом делегатам II съезда Советов и всему миру.
А что, если бы Ленин до Смольного не дошёл? Что – не было бы Октября?
А вот посмотрим!
Ещё до того, как большевики взяли власть, в конце сентября 1917 года, Ленин, находясь в Выборге, начал писать работу «Удержат ли большевики государственную власть?». Он закончил её 1(14) октября, и в октябре же 1917 года она была опубликована в № 1—2 журнала «Просвещение». И как писал сам Ленин в предисловии ко второму изданию 1918 года: «Революция 25 октября перевела вопрос, поставленный в этой брошюре, из области теории в область практики».
Не всё в ленинской работе выдержало испытание реальной историей. Так, расчёты Ленина на мировую революцию, которая придёт на помощь русской революции, не оправдались. Но в главном Ленин не ошибся – большевики не только взяли власть, но и удержали её.
Почему?
В своей работе Ленин писал:
«После июльских дней (когда была расстреляна Июльская демонстрация большевиков. – С.К.) мне довелось благодаря особенно заботливому вниманию, которым меня почтило правительство Керенского, уйти в подполье. Прятал нашего брата, конечно, рабочий. В далёком рабочем предместье Питера, в маленькой рабочей квартире подают обед. Хозяйка приносит хлеб. Хозяин говорит: «Смотри-ка, какой прекрасный хлеб. «Они» не смеют теперь небось давать дурного хлеба»…
Меня поразила эта классовая оценка июльских дней. Моя мысль вращалась около политического значения события, взвешивала роль его в общем ходе событий, разбирала, из какой ситуации проистёк этот зигзаг истории и какую ситуацию он создаст, как мы должны изменить наши лозунги и наш партийный аппарат… О хлебе я, человек, не видевший нужды, не думал…
А представитель угнетённого класса, хотя из хорошо оплачиваемых и вполне интеллигентных рабочих, берёт прямо быка за рога, с той удивительной простотой и прямотой, с той твёрдой решительностью, с той поразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко. Весь мир делится на два лагеря: «мы», трудящиеся, и «они», эксплуататоры. Ни тени смущения по поводу происшедшего: одно из сражений в долгой борьбе труда с капиталом. Лес рубят – щепки летят.
«Какая мучительная вещь, эта «исключительно сложная обстановка» революции» – так думает и чувствует буржуазный интеллигент.
«Мы «их» нажали, «они» не смеют охальничать, как прежде. Нажмём еще – сбросим совсем» – так думает и чувствует рабочий».
Эта цитата длинна, но она показывает, что, даже если бы Ленин не дошёл до Смольного, рабочие всё равно «нажали» бы и поставили во главе страны только того, кто готов был возглавить этот «нажим».
То же можно сказать и о крестьянах… Ленин писал в сентябре 1917 года:
«Довели в крестьянской стране дело до того, что всюду разливается широкой рекой крестьянское восстание! Подумайте только: в демократической республике с 80 процентами населения из крестьян довели их до крестьянского восстания…»
Спору нет, из всего большевистского руководства Ленин был наиболее решителен и последователен, наиболее подготовлен к обеспечению успеха социалистической революции. Но сама такая революция к концу 1917 года была в России неизбежной, потому что лишь она спасала Россию, потому что Февральская буржуазно-демократическая революция не оправдала надежд народа.
Февраль подготовили не силы Добра, и он не строился на принципах Добра. Линия Февраля вела страну к катастрофе, к краху! Поэтому большевики без Ленина, возможно, и упустили бы власть в Октябре, реакция на время в России, возможно, и победила бы, но – не более, чем на недолгое время. Возможно, власть получило бы Учредительное собрание. Но если бы это Собрание не оправдало надежд народа – а оно их не оправдало бы, то всё равно продолжались бы волнения рабочих (всё более вооружённых рабочих!), продолжались бы крестьянские восстания, питаемые уходящими с фронта «окопниками», опоясанными пулемётными лентами и с винтовками в руках…
И катастрофа нарастала бы, а результатом всё равно оказалась бы победоносная социальная революция – только произошла бы она в ещё более разорённой стране. И лишь Гражданской войны могло бы уже не быть, потому что народная масса – если бы агония старой России затянулась – поверила бы большевикам более быстро, более решительно и безоговорочно.
Разве что иностранная интервенция была бы по-прежнему возможна, но во главе с партией масс – партией большевиков российская масса разбила бы и интервентов.
Наконец, Ленин к тому времени уже обессмертил себя в том смысле, что его дело неизбежно продолжалось бы и без него. Были созданные Лениным партия, её руководящее ядро, методология борьбы. Слова Маяковского: «Мы говорим «Ленин», подразумеваем «партия»…» – были не фразой, а констатацией факта.
То есть как ни крути, а силы Зла в России уже не прошли бы – слишком велики были тогда уже силы Добра, впервые получившие в России реальный шанс на победу!
МАРКС называл революции локомотивами истории, но точнее говорить о понёсших лошадях, вырывающихся из-под контроля и несущих человечество с бешеной скоростью. Да, вперёд… Но вряд ли этот способ преодоления исторического пространства можно считать оптимальным. Однако у всех революций есть ведь и объективные предпосылки. Если не ошибаюсь, Сильвен Марешаль предлагал чувствительным людям, проливающим потоки слёз над ужасами революции, пролить хотя бы несколько слезинок над ужасами, её породившими. Ведь массы выходят на улицы и идут навстречу опасностям тогда, когда не обеспечиваются или попираются какие-то ОЧЕНЬ существенные, абсолютно неотъемлемые их права, и прежде всего – право на жизнь.
При этом те, кто честно знает и излагает историю двух революций 1917 года, не может не признавать, что главная тогдашняя «заслуга» в революционизировании России принадлежит не большевикам, а «кадетам», конституционалистам-демократам. Именно эта партия крупной буржуазии и «элитной» интеллигенции, «партия профессоров», своей политикой в предвоенные и военные годы целенаправленно вела к подрыву самодержавия, уже не устраивавшего правящую верхушку, и особенно ту её часть, которая приобретала все более космополитический, то есть вненациональный характер.
Замечу, что для России космополитизм во все времена был синонимом не просто вненациональных сил, но – сил активно антинациональных. Поэтому неудивительно, что кадеты тесно взаимодействовали с вдохновлявшими их агентами всемирной «золотой элиты» типа английского посла Бьюкенена или американского сенатора Элиху Рута. Последний – бывший государственный секретарь – приехал в Петроград в начале июня 1917 года во главе особой миссии и полтора месяца накачивал Керенского и КО с целью продолжения Россией войны как средства окончательного нашего закабаления западным капиталом.
Немалый вклад в возникновение кризиса внесла «творческая» и либеральная «интеллигенция».
Это кадеты, имея в руках рычаги власти, организовывали перебои в снабжении городов; зимой в одночасье вывели из строя по всей железнодорожной сети России тысячу паровозов (в морозы не была слита вода из системы паровой конденсации) и т.д. Позднее, в конце 80-х годов, точно так же горбачёвцы и их западные наставники «организовали» в СССР пустые прилавки, талоны на колбасу, одновременно вагонами сваливая эту колбасу в овраги, и т.д.
Между прочим, как раз кадет, товарищ министра путей сообщения Ломоносов загнал царский поезд в тупик на станции с символическим, явно заранее выбранным названием «Дно» и блокировал продвижение императора из Ставки к столице. Там, в Дне (или «на Дне»?), Николай и подписал акт отречения.
Кадеты умело создавали неразбериху и разруху в экономике, а целью их было обрушение царизма и установление буржуазной республики или конституционной монархии по типу английской. Не приводя здесь соответствующих аргументов и подтверждающих цитат (в моих прошлых книгах их имеется в достатке), просто скажу, что вся эта кадетская «перестройка» свелась бы к тому, что Россия превратилась бы в полуколонию Запада уже к началу 20-х годов. Ведь одни краткосрочные внешние долги царской России в результате изнурительной и ненужной России войны составляли три годовых довоенных бюджета!
Так или иначе, кадеты совершили Февральскую революцию и низложили царя. Не матрос Железняк, а ярые монархисты Владимир Шульгин и Владимир Родзянко писали текст отречения последнего российского императора.
Однако кадеты успешно низложили царя лишь потому, что сама структурная перестройка Российского государства была необходима и обусловлена коренными интересами России. При всём при том заниматься строительством новой России в интересах народов России буржуазные либералы не собирались. И наиболее активная и развитая часть народной массы перед Октябрём осознавала это всё отчётливее. Соответственно, в течение 1917 года лишь одна политическая партия не теряла голоса избирателей, а набирала их.
И это была партия большевиков.