Оценить:
 Рейтинг: 3.6

Берия. Лучший менеджер XX века

Год написания книги
2017
Теги
<< 1 ... 38 39 40 41 42 43 >>
На страницу:
42 из 43
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

3) Ежов организовал и провел «Большой террор» в массах и провел также массовые чистки неугодных-де Сталину людей в партийно – государственном руководстве.

4) Когда это было сделано, «палача» Ежова, скрывая-де «тайну преступлений» Сталина, убрали и заменили «палачом» Берией.

По поводу последнего звена этой схемы замечу, что вряд ли Сталин мог предполагать, что в будущем его соотечественники падут так низко, что допустят до власти Горбачевых, ельциных, Яковлевых и до средств массовой информации – волкогоновых и радзинских, а те начнут гнусно на него клеветать. Так что «прятать концы преступлений в кровь» ему не было никакой нужды. Он ничего не прятал, потому что нечего было прятать – репрессии в высшем эшелоне власти сразу же становятся известны не только в стране, но и во всем мире.

Относительно третьего звена мы знаем уже достаточно, чтобы помнить о роли в «низовых» репрессиях не Ежова, а Эйхе,

Хрущева и всей партократической рати, а также – о необходимости репрессий среди самой этой «рати»…

Что же до первых двух звеньев…

Вот, скажем, «тайны» пресловутого ГУЛАГа – Главного управления лагерей НКВД. В его истории есть одна фамилия – Яков Давыдович Рапопорт. Родился в 1898 году в Риге в семье служащего, учился в Дерптском университете. В январе 1917 года вступил в РСДРП(б), а это было время, когда в партию большевиков вступали исключительно по идейным соображениям. С августа 1918 года следователь, а потом – заведующий отделом и заместитель председателя Воронежской ЧК. В 1922 году был секретарем наркома иностранных дел Чичерина, служил в Экономическим отделе ОГПУ, а с 9 июня 1932 года стал заместителем начальника ГУЛАГа и с тех пор занимался одним – строил: Беломорско-Балтийский канал, Рыбинский и Угличский гидроузлы… Во время войны командовал саперной армией.

С именем генерал-майора инженерной службы Рапопорта мы, хотя и вскользь, еще встретимся во времена решения Атомной проблемы в СССР, потому что он работал в МВД и в сороковые годы, и в начале пятидесятых. Уволили его в запас 6 июня 1953 года. Дожил же Рапопорт до 1962 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище.

Он знал о «тайнах», а точнее, о деятельности ГУЛАГа – с самого начала его организации, все. И никто его не «убирал». Рапопорт был способным организатором, хорошо ориентировавшимся и в технических вопросах. В «политику» не лез, хотя ценил себя высоко. Вот почему он уцелел при всех чистках НКВД, хотя слово «уцелел» здесь некорректно, вернее сказать: остался на своем месте. Потому что он всегда был на своем месте.

Так же без каких-либо проблем и при Ягоде, и при Ежове, и при Берии – до 1947 года – работал на различных должностях (начальник работ на Беломорканале, начальник БАМлага, строившего вторые пути Транссибирской магистрали, заместитель начальника ГУЛАГа) Нафталий Френкель. В 1947 году он в 64 года ушел в запас по болезни и спокойно, получая генеральскую пенсию, жил в Москве. Умер в 1960 году, не дожив два года до восьмидесяти.

И Френкель, и Рапопорт работали. А вот многие их сослуживцы имели, да, и политические замыслы, почему и были впоследствии репрессированы. Однако и у них вряд ли были некие «тайны», связанные с репрессиями конца двадцатых и начала тридцатых годов. Тогда у нового строя внутри и вне страны было так много реальных врагов, что Объединенному Главному Политическому Управлению Менжинского – Ягоды не было никакой нужды «выдумывать» заговоры, акты саботажа и вредительства. Дай бог с реальными-?? разобраться!

Как только началась социалистическая реконструкция – с конца двадцатых, так сразу же активизировалась и контрреволюция, и ничего иного быть не могло. Поэтому делать из Ягоды некого провокатора-фальсификатора могут лишь злостные клеветники.

Вот заговор он готовил. И признал это в последнем слове на суде, отвергнув лишь обвинения в шпионаже: «Если бы я был шпионом, то десятки стран мира могли бы закрыть свои разведки».

Причем Ягоду вначале сняли по причинам чисто деловым, а заподозрили его в заговоре несколько позднее. И все объяснение можно найти на двух страницах «Переписки Сталина и Кагановича»…

25 сентября 1936 года Сталин и Жданов (ручку держал конкретно последний) направили Молотову и Кагановичу из Сочи шифровку, где писали:

«Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистски-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года (если учесть, что саботаж «старых специалистов» после 1930 года пошел «на нет», зато пик дезорганизации экономики, саботажа и вредительства силами именно оппозиции пришелся на 1932–1933 годы, то временные рамки Сталин определил точно. – С.К.). Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова.

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по Наркомсвязи и назначить на пост Наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно…

Четвертое. Что касается КПК ^Комиссии партийного контроля при ЦК. – С.К), то Ежова можно оставить по совместительству председателем КПК с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал Наркомвнуделу, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича.

Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.

Сталин. Жданов.

№ 44 2 5/IX-36 г.

Шестое. Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК».

В тот же день вечером, в половине десятого, Сталин продиктовал в Москву по телефону записку для Ягоды: «Тов. Ягоде. Наркомсвязъ дело важное. Это наркомат оборонный. Я не сомневаюсь, что Вы сумеете этот наркомат поставить на ноги. Очень прошу Вас согласиться на работу Наркомсвязи. Без хорошего Наркомата связи мы чувствуем себя, как без рук. Нельзя оставлять Наркомсвязь в ее нынешнем положении. Ее надо срочно поставить на ноги. И. Сталин».

И шифровка, и записка – чисто внутренние, оперативные документы, не на публику. Тут не было смысла чего-то недоговаривать, наводить тень на ясный день… И поэтому все россказни об отстранении Ягоды и назначении Ежова как акте подготовки пресловутого якобы «Большого террора» можно отправить на свалку.

Ягоду тогда отстранили не с целью устранить вообще, а потому что он – как считал Сталин – провалился. Но поскольку Ягода не мог не провалиться, ибо его целью был заговор, то уже через четыре месяца после нового назначения его вывели в резерв – когда подозрения возникли. А 28 марта 1937 года арестовали. 27 апреля был арестован Петерсон, и что-то для Сталина и Ежова стало проясняться, ниточка потянулась…

Ежов, назначенный НКВД 26 сентября 1936 года, виделся хорошей кандидатурой. Он ведь действительно работал неплохо на всех постах, на которых оказывался. А об атмосфере в НКВД сразу после прихода туда Ежова можно судить по тому, что писал о ней Каганович Сталину 12 октября 1936 года:

«…5) У Ежова дела идут хорошо. Взялся он крепко и энергично за выкорчевывание контрреволюционных бандитов, допросы ведет замечательно и политически грамотно. Но, видимо, часть аппарата, несмотря на то, что сейчас притихла, будет ему нелояльна. Взять, например, такой вопрос, который, оказывается, имеет у них большое значение, это вопрос о звании. Ведутся разговоры, что генеральным комиссаром остается все же Ягода, что-де Ежову этого звания не дадут (27 января 1937 года Ежов его получил. – С.К.) и т. д. Странно, но эта «проблема» имеет в этом аппарате значение. Когда решали вопрос о наркоме, этот вопрос как-то не ставился. Не считаете ли, т. Сталин, необходимым этот вопрос поставить?»

И потом Каганович прибавляет:

«В остальном стараемся исправить недостатки и ошибки, на которые Вы указываете, и работаем на всю силу тяги. Очень рады, что Вы чувствуете себя хорошо. Сердечный Вам привет и наилучшие пожелания.

Ваш Л. Каганович…»

Это ведь тоже не на публику писалось и не в расчете на будущих историков. Это – текущая деловая переписка, и из нее видно – движущей силой тех дней были для Сталина и его верных соратников не интриги, а проблемы, которые надо было решать. И то, что Ежов сам был впоследствии репрессирован, объяснялось не принципом «Мавр сделал свое дело, мавра надо уходить», а личностными его качествами.

Знаменитый авиаконструктор Александр Сергеевич Яковлев вспоминал разговор со Сталиным, когда тот сказал: «Ежов – мерзавец! Был хорошим парнем, хорошим работником, но разложился… Звонишь к нему в наркомат – говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли…»

К слову, на момент ареста Ежов был вдовцом – жена покончила самоубийством, а жену он любил.

Нет, Ежов отнюдь не был «исчадием ада» и серым аппаратчиком. Я с интересом читал, например, стенограмму его выступления перед мобилизованными на работу в НКВД молодыми комсомольцами и коммунистами 11 марта 1937 года… Это было выступление не по бумажке, но это было обширное, конкретное, деловое и информативное с позиций именно профессиональной ориентации выступление.

В начале его (а разговор был «домашний», причем с людьми, которым предстояло работать не столько в центральном аппарате, сколько «по преимуществу в больших городах») Николай Иванович говорил: «Мы со своим аппаратом всеми щупальцами опираемся на большинство нашей страны. На весь наш народ…»

А позднее повторил: «Разведка наша народная, мы опираемся на широкие слои населения…»

В конце же им было сказано вот что:

«С введением Конституции (1936 года. – С.К.) многие наши вещи, которые мы сейчас делаем походя (пометка стенограммы «смех в зале». – С.К.), они не пройдут даром. Имеется законность, поэтому нам надо знать наши законы, следователь должен знать досконально наши законы, тогда исчезнут все взаимоотношения с прокуратурой. Главная наша драка с прокуратурой пока что идет просто по линии незнания законов, незнания процессуальных норм…»

Не удержусь и приведу и такое, между прочим, замечание Ежова:

«Двое приятелей, члены партии или не члены партии, собрались и начинают рассказывать… а у чекистов соблазн рассказать историю… вроде охотника, всякие сказки. Я знаю, например, от разных чекистов, по крайней мере 15 вариантов поимки Савинкова…»

Читаешь это и думаешь – а сколько же подобные любители «охотничьих историй» запустили «дез» о службе Берии у мусаватистов?

Уж наверное, побольше, чем пятнадцать!

ПРИ ЕЖОВЕ в НКВД начался и некий процесс, необходимость в котором назрела давно.

В 1934 году, при первом наркоме Ягоде, в руководстве НКВД (по данным историка Игоря Пыхалова) из 96 человек было 30 русских, 37 евреев, 4 поляка, 7 латышей, 2 немца… Как видим, ОГПУ – НКВД превратился тогда в некий междусобойчик «избранного народа». И роль многие из его представителей играли сомнительную… Причем – не только в НКВД.

Чтобы не быть голословным, я спрячусь за такой авторитет, как академик Вернадский, записавший в дневнике 10 августа 1928 года:

«Бросается в глаза и невольно раздражает всюду находящееся торжествующее (разрядка В.И. Вернадского. – С.К.) еврейство. Еще в санатории ЦЕКУБУ Щентральная комиссия по улучшению быта ученых, в санатории которой в Кисловодске отдыхал Вернадский. – С.К.) их число не так велико – но всюду в парке, на улице местами они преобладают. Редко встречаются тонкие, одухотворенные, благородные лица – преобладают уродливые, вырождающиеся… лица. Они сейчас чувствуют власть – именно еврейская толпа».

А с учетом тяготения представителей этого народа к таким лидерам, как Овсей-Герш Аронович Зиновьев-Радомысльский, Лев Борисович Каменев-Розенфельд и Лев Давыдович Троцкий-Бронштейн, репрессивные органы СССР при Ягоде имели и вполне определенную политическую окраску.

Потому эти органы и «опоздали» на четыре года… Троцкистов, конечно, арестовывали (есть на сей счет интересные мемуары убежденного троцкиста Александра Боярчикова), ссылали и даже расстреливали. Но их ведь тогда насчитывалась не одна сотня тысяч человек. Да плюс «раскаявшиеся». Так что массовая база троцкизма сохранялась и через восемь, и через десять лет после того, как Лев Давыдович был в 1929 году выдворен за пределы страны.

К осени 1936 года, когда Ягода из НКВД ушел, там из 110 руководителей было 33 русских, 43 еврея, 5 поляков, 9 латышей, 2 немца.

При Ежове же к 1 сентября 1938 года из 150 руководителей НКВД русских было уже 85, а евреев – 32. Но дело было не в политике Ежова как таковой. В мае 1938 года вышло указание Е(К об удалении из органов всех сотрудников, имеющих родственников за границей и происходивших из мелкобуржуазных семей. А таковых было много как раз среди евреев.
<< 1 ... 38 39 40 41 42 43 >>
На страницу:
42 из 43