Дочь леса

– Да… – выдавил из себя Черок. Не такими представлялись ему задачи казавшейся до сих пор независимой организации, не этому его учили в академии. Да и с девизом на стене как-то не согласовывалось…

– Ну, вот и отлично, Квикфут! Не смею дольше задерживать. Желаю удачи, и держите в курсе – не забывайте об отчетах. И… еще раз удачи! – Даже напоследок он не удержался от повтора.

Снова и снова перебирая в памяти усвоенные материалы по Лесной, Черок убеждался, что придется самому докапываться до природы ее необычной флоры. Данные выглядели очень неоднозначно. Насколько он успел узнать, штат ксенологов там не насчитывал и шести десятков сотрудников, а его заверили, что будет «достаточно помощников и советников на месте». Никогда перед ним не стояло более важной, хотя и не вполне понятной задачи, зато дальнейшая жизнь наполнялась незнакомым прежде смыслом. Он разберется во что бы то ни стало. А уж потом с пониманием придет ясность, нужна ли защита Лесу от алчных людей, или, напротив, сама флора поможет людям выжить на этой планете.

НАЙТИ. ПОНЯТЬ. ОТВЕТИТЬ.

Влекомый лесом

Отец давно бубнил о необходимости взяться за ум и определиться после учебы с личной жизнью. Как ни представлялись сыну обидными и унизительными подобные разбирательства, от них нельзя было никуда уйти. И хотя Крайнов-старший не торопил с окончательным выбором, которого Роман пока для себя даже не представлял, впереди все настойчивее маячила необходимость поездки в метрополию с той же определенной целью. Но средств на это не имелось и не предвиделось в ближайшем будущем, разработки Леса застопоривались все больше. В семье подрастали еще двое детей – Надя и Фил-младший. Их судьба, в отличие от неясностей с выбором старшего брата, виделась вполне предрешенной, но самих пока нужно было кормить и воспитывать. Так что Роману не оставалось ничего иного, как с головой заняться отцовским хозяйством, благо на обширных полях и в загонах для скота работы хватало.

Если война с Лесом и утихала на время с каждым новым запретом ксенологов, то вскоре возобновлялась с прежним накалом. Фермеры не желали отступать, понемногу прибывали новые поселенцы, освоенных территорий представлялось недостаточно. Но главным оставалось желание получать больше строительных материалов и сырья для обработки и вывоза. Внешний рынок требовал ценную древесину, без экспорта никакое улучшение жизни не мыслилось. Да и заинтересованная в торговле компания «Экофлор», не считаясь с рекомендациями ксенологов, всегда поощряла поселенцев к расширению единственно прибыльного производства. Сопротивление Леса колонисты воспринимали, как тупую противодействующую силу, мешавшую росту их доходов и благосостояния.

Справедливости ради следует отметить, что точно так же неприязненно местные смотрели и на залетных ученых, безуспешно пытавшихся не первый год разобраться в отношениях с Лесом. Другое дело «Экофлор», державший все нити внешней торговли. Работа в компании представлялась надежным и престижным занятием. Ей принадлежал собственный институт с оборудованными по последнему слову науки лабораториями и опытными участками. Там изучались все проблемы, связанные с Лесом, но в первую очередь – практика добычи и обработки древесины. Роман надеялся на обещанный вызов именно туда, но оптимизма с каждым днем оставалось все меньше.

Внезапный для многих поселенцев полный запрет на вырубку воспринялся ими, как происки внешних неприятелей, не желавших развития и процветания колонии. Конечно же, это скрытые закулисные враги стараются изолировать Форестану от внешнего мира, точат зубы на ее лесное достояние! Хотя мало кто из колонистов осознавал действительное положение их захолустья в звездном сообществе, такие настроения находили все больше приверженцев, как и требование полного отделения от метрополии. Только экспорт древесины приносил прибыль и придавал значимость планете. Полная остановка производства вызвала рост симпатий к партии сепаратистов, ставшей самой влиятельной силой среди местных. Никакие общественные организации не пользовались прежде такой поддержкой разобщенных и далеких от политики фермеров.

Кроме инопланетных супостатов, только и мечтавших посильнее насолить колонистам, радикалы определили и внутреннего врага в лице агрессивной безмозглой флоры, которую призывали немедленно укротить. Изо дня в день множились байки, искажавшие ответные действия Леса и только сильнее возмущавшие фермеров. И хотя немногочисленные ксенологи продолжали настаивать на тщательном изучении всех фактов, их почти никто не слушал. Ставший привычным миф об угрозе от местной растительности устраивал слишком многих.

Не только обучение в поселке, но и природная смекалка помогли Роману Крайнову увидеть проблему в истинном свете. Несмотря на молодость, он понимал, в отличие от многих старших по возрасту и положению, что бездумное уничтожение Леса не даст ничего хорошего, лишь непродолжительную выгоду на внешнем рынке, а затем довольно сомнительное будущее. Планета оказалась бедна минеральными ресурсами, и ничто пока не указывало на скрытые в недрах залежи ископаемых. Впрочем, масштабная разведка не велась из-за отсутствия средств.

Лишь «Экофлор» проводил собственные исследования, но и этот единственный благодетель не спешил порадовать обнадеживающими результатами, которых, скорее всего, не имелось. Лес представлял собой реальное сегодняшнее богатство, без которого невозможна более-менее приемлемая жизнь для следующих поколений. Бережный подход к его ресурсам сулил гораздо большие и долгосрочные прибыли в будущем, нежели бездумная погоня за сиюминутной наживой. Хотели или нет поселившиеся на Форестане, они оказались неразрывно связаны с Лесом и уже не могли без него обойтись, тогда как сам Лес не очень-то в них нуждался, о чем свидетельствовало его существование задолго до появления людей.

Романа пока не посещала бредовая мысль о разумности Леса, но годы учебы не прошли зря. То, что местная флора представляет собой сбалансированную замкнутую экосистему, чутко реагирующую на любые вмешательства, для него представлялось несомненным. Теперь появилась надежда: если он успешно выполнит все задания, может, на зависть другим, его примут в исследовательский отдел «Экофлора»? Ему очень этого хотелось, другой возможности применить свои способности на Форестане он не видел.

С самого раннего детства, несмотря на запреты и наказания отца, Рома любил в одиночку прятаться и играть среди деревьев, подальше от сверстников и взрослых. Как только выдавалось свободное время, он углублялся в дебри не захватчиком или хозяином, а смиренным наблюдателем таинственной жизни. Его неодолимо влекло в чащу, только здесь его поджидали покой и расслабление. Все его детские проблемы, обиды, плохое настроение улетучивались без следа среди неохватных стволов, бросавших вызов гравитации. В Лесу у него возникало ощущение, будто он очутился дома после долгого отсутствия. Ему казалось, заросли вокруг воспринимают такое отношение и не просто терпят присутствие чужака, но давно принимают за своего.

Поверив всевозможным страшилкам, колонисты запрещали детям приближаться к чаще. Роману, выросшему тут и с детства любившему лазить по зарослям, это казалось нелепым и смешным. В Лесу он никогда не испытывал страха, чувствовал себя небывало свободно, и все окружающее воспринималось им давно знакомым и близким, тем, без чего просто невозможно жить.

Ему представлялось, и Лес отвечает тем же, становится понятнее и ближе. Он видел, что там, где люди особенно настойчиво уничтожали заросли, незамедлительно следовал решительный ответ, от которого страдали фермерские хозяйства. Поврежденная или уничтоженная растительность буйно восстанавливалась и с лихвой возвращала утраченные позиции.

Вдали от дома Лес начал осознаваться Романом почти родным. Все чаще ему хотелось бросить учебу и очутиться под сенью зеленых великанов, манивших с первых мгновений сознательной жизни. В Лесу даже воздух ощущался иначе – объемным до осязаемости, наполненным ароматами прелых листьев, медвяных цветов и душистых трав. Только здесь дышалось полной грудью, легко и свободно, как нигде в тех местах на равнине, которые ему успел показать отец.

Воздух заполнял легкие до альвеол, снимал усталость и придавал силы. Он пьянил то ли чрезмерным содержанием кислорода, то ли переполнявшими каждый его глоток живительными ароматами Леса, то ли чем-то еще неведомым. При этом не терялась четкость мышления, напротив, мысль становилась не только ясной, но многомерной и всеохватывающей. Роман воспринимал тогда многое совсем в ином свете, как бы со стороны, приобретая способность проникать в самую суть вещей. Жизнь вокруг становилась понятной и целесообразно устроенной в мельчайших проявлениях и множестве видимых связей причин и следствий. Неведомо каким образом, но он постигал здесь новые понятия, и многое до того расплывчатое и запутанное становилось для него простым и разгаданным, не теряя при том своей внутренней сложности.

Он не раз замечал, как подобное состояние многократно усиливалось вблизи, казалось, физически излучавших мощь кытов. Древесные левиафаны здешнего мира вызывали у Романа особое восхищение, он испытывал перед их почти осязаемой силой языческий трепет. Неохватные стволы с непостижимой легкостью, будто смеясь над силой тяжести, возносились вверх на десятки метров. Они служили главной опорой жизни Леса, его надежным живым каркасом.

Стоило обнять кыт, прижаться щекой к прохладной шершавой коре, как почти сразу начинал ощущаться прилив бодрости и переизбыток сил. Словно через каждый незащищенный сантиметр кожи передавалась не уловимая ни чувствами, ни человеческими приборами энергетика. Казалось невозможным, чтобы у кого-то могла подняться рука на подобное чудо.

Но именно древесина этих гигантов представлялась ценнейшей добычей для заготовителей. Кыт оставался единственным товаром, за который, не торгуясь, выкладывали баснословные суммы, цены на него только возрастали. Именно на его реализации держалась экономика колонии.

Снова очутившись в никогда не перестававших манить его дебрях, Роман чувствовал, что вернулся в свой подлинный дом, отсюда виделись все неправильности быта форестанцев, преступные ошибки, совершаемые ими по отношению к Лесу. Ему казалось, он чего-то недопонимает, не знает пока, как и другие, возможных радостей будущей жизни в согласии с природой, без хищнической траты зеленого богатства.

То, чему его учили в центральном поселке – способы беспощадного разграбления естественных запасов планеты, методы обработки древесины для товарного вида – все больше казались ему неправильными и непрактичными. Словно сам Лес пытался что-то донести, посоветовать, указать иной путь. Роман пока не мог воспринять его подсказок, только твердо решил, что врагом живого зеленого царства сам никогда не станет. Он сознавал, как много еще надо постичь, чтобы суметь жить по-новому. Но где взять таких учителей?

Часами он искал с помощью нового биокомпа от «Экофлора» ответы на множество подобных вопросов, но Астронет ничем не мог в этом помочь.

Предсказание

Утверждать, что перемена жизни явилась для Квикфута полной неожиданностью, было бы не совсем верно. Много лет назад, еще курсантом первого курса академии, Черок с товарищами забрел на один из немногих уцелевших загородных пустырей. Они добрались сюда с определенной целью: уже месяц на этой пустоши располагалась гастролирующая звездная ярмарка.

После высотных архитектурных изысков мегаполиса здешние приземистые шатры и балаганы смотрелись странно и совершенно неуместно. В век непрерывно совершенствующихся технологий подобные примитивные сооружения не могли не манить зевак нарочитой безыскусностью, и посетителей тут всегда хватало. Вот и Черок с приятелями явились исполненными любопытства и жажды поближе ознакомиться с экзотичной выставкой. Повсюду шла бойкая распродажа сувениров и необычных безделиц, как правило, вручную изготовленных на далеких планетах.

Но молодые курсанты не собирались тратиться на всякую ерунду. Им хотелось поражающих воображение зрелищ и щекочущих нервы развлечений, потому они, не сговариваясь, сразу устремились на голос зазывалы в космический зверинец. За сверхпрочными витринами клеток, приспособленных к естественным условиям жизни обитателей, их взорам предстали различные образины и чудища иных миров. Скорее всего, многие из них являлись всего лишь побочным результатом генной инженерии, но начинающие ксенологи отыскали среди паноптикума несколько узнаваемых экземпляров.

Пятнистый камнегрыз – хищник с пустынной планеты Сириуса – запомнился по голографическому изображению на уроке ксенобиологии. Теперь они смогли воочию полюбоваться жутким шестиногим монстром с удлиненной мордой крокодила. Мощные коричневые пластины чешуи и внушительные когтистые лапы придавали инопланетному порождению весьма угрожающий вид. Маленькие злобные глазки мгновенно осветились оранжевым огнем при виде подошедших двуногих, из раскрывшейся вместительной пасти с двумя рядами острых мелких зубов закапала дымящаяся ядовитая слюна.

Черок с облегчением вспомнил, что в пригодной людям атмосфере это исчадие ада не проживет и минуты, к тому же все отсеки имели тройную, если не большую степень защиты на случай внезапного приступа бешенства у непредсказуемых тварей. Светящиеся надписи заверяли, что всем без исключения в пищу подмешивались успокоительные средства, а нервные узлы агрессивных существ постоянно обрабатывались с той же целью ультразвуковым излучением с индивидуально подобранной для каждого вида частотой. Однако все трое облегченно вздохнули, когда камера жуткого чудища осталась далеко за спиной.

Чуть поодаль расположился цирк-шапито, где почти такие же, но чуть менее дикие уроды выполняли различные трюки под контролем внимательных дрессировщиков, между выступлениями акробатов, фокусников, танцоров-огневиков. Однокурсники устремились за новыми впечатлениями, но на этот раз Черок не составил им компании.

Он с детства терпеть не мог принудительные выступления любых животных, считая подобное форменным издевательством над лишенными свободы и выбора существами. Пусть такое оправдывалось отсутствием, по человеческим меркам, разума, он считал иначе. Квикфут отделился от приятелей и прошел дальше, его заинтересовала синяя палатка с незатейливыми золотистыми звездами, словно нарисованными детской рукой. У таинственно темнеющего входа косо приколотая табличка из пластика неодолимо манила небрежным начертанием общечеловеческого космолинга:

ГАДАЮ. ВОРОЖУ. ПРЕДСКАЗЫВАЮ СУДЬБУ.

Черок не верил в знакомые понаслышке астрологию с хиромантией, пережившие не одну из когда-то казавшихся вечными религий. Тем более в прорицателей и гадалок. Он лишь пренебрежительно усмехнулся, прочитав надпись, но любопытство пересилило и подтолкнуло войти внутрь. Времени, пока его спутники оставались в цирке, оставалось предостаточно, да и захотелось посмеяться в очередной раз над лжепророками, а то и посрамить их, если представится возможность.

– Входи, входи, мил человек, не бойся, – ободрил низкий женский голос с незнакомым акцентом.

Глаза быстро освоились с царившим внутри полумраком. Сначала он различил светящуюся голубым сферу над столом, затем восседавшую напротив смуглую женщину неопределенного возраста. Прямые черные волосы перехватывал золотисто поблескивавший налобный обруч, на котором на уровне бровей держалась небольшая стеклянная линза в оправе. Хозяйка палатки внимательно смотрела через монокуляр прямо на него, и как он ни пытался, не смог разобрать выражения ее затененных глаз. Когда же он рассмотрел в неярком отсвете шара черты незнакомки, она показалась удивительно похожей на него самого, вернее, на его далеких земных пращуров, цветом кожи, волос и бесстрастным, словно высеченным из камня лицом.

– Нет, Быстроногий, нет. Хотя и твои, и мои праотцы с матушки Геи, у нас нет ни капли общей крови. Я – цыганка. Поверь, и моему народу досталось не меньше, чем твоим соплеменникам. И все же, несмотря ни на что, мы оба живы: и ты, и я…

У Черока как-то сразу испарился ернический настрой. Как она смогла определить с первого взгляда и его фамилию, доставшуюся от какого-то шустрого прародителя, и принадлежность к почти полностью истребленным в дозвездную эру исконным обитателям североамериканского континента Земли? Такое совпадение не могло не поразить…

Подобная проницательность женщины пугала, представлялась необъяснимой, просто мистической. Наверняка монокуляр имел более сложное предназначение, чем просто увеличительное стекло. В нем мог скрываться тепловой сканер или еще что похлеще, позволяющее считывать и обрабатывать информацию с внешнего облика посетителей. Если технология гадательницы оставалась для него тайной за семью печатями, это не значило, будто не существует никакого рационального объяснения ее прозорливости. Ясное дело, оптическая штучка на лбу цыганки – вовсе не украшение, да и золотой обруч вполне мог таить в себе мощный компьютерный процессор с проецируемым на сетчатку глаза интерфейсом.

– Да не заморачивайся ты так! У нас даже носы разные! – улыбнулась хозяйка шатра, блеснув в приглушенном свете прекрасными для ее лет зубами. – Чего уж говорить о прочем… Но я знала, что ты сегодня придешь! И ждала тебя.

Черок непроизвольно коснулся двумя пальцами своей горбинки ниже переносицы. Некоторые называли ее «орлиной», впрочем, как он знал, многие племена индейцев любили украшать себя перьями этих ископаемых птиц. Так что же, неужели эта странная женщина могла свободно читать его мысли? Как такое возможно? Недавно усвоенные азы ментальных единоборств полностью исключали возможность столь точного считывания помимо его воли.

– Все не совсем так, как тебе представляется. Уж слишком ты себя мучаешь пустыми домыслами. Садись, Быстроногий, не стесняйся, позолоти ручку, и я открою тебе будущее. Ведь ты же за этим и пришел!

Перед столиком стояло сделанное под старину резное деревянное кресло ручной работы. Черок с опаской опустился на явно музейный экспонат и машинально протянул курсантскую кредитку, которую хозяйка тут же провела через прорезь терминала и вернула назад. Почему-то сейчас ему совсем не хотелось знать, насколько уменьшился его скромный счет. В неподвижном магическом шаре над столом, среди светящейся лазури, медленно крутились завихрения серебристой метели, и теперь, когда он внимательнее присмотрелся, то различил в них знакомые со школы очертания материков. «Это же прародина!» – безошибочно догадался Черок, но, как ни продолжал вглядываться, не мог обнаружить своими зоркими глазами скрытую нить, на которой держалась свободно парящая в пространстве сфера.

Цыганка отвернула монокуляр кверху, затем извлекла крупные удлиненные карты с непонятными картинками и символами. Каким-то образом Черок уже знал, что это Таро, самые древние гадательные карты Земли.

– Да неужели это сработает? Разве кому-то ведомо чужое будущее? – усомнился Квикфут вслух. Как он смог поддаться на такую дешевку, бред, да и только! Хотя то, с какой легкостью она определила его фамилию и происхождение, доказывало, что какими-то недоступными его пониманию психотехнологиями таинственная прорицательница наверняка владела.

– Ты же не сомневаешься, что прошлое записано в тебе, – утвердительно молвила гадалка, тасуя и раскладывая колоду. – Но и будущее уже всегда с нами, оно отпечатано в нас, понимаешь? Мы сами его не ведаем, но эти карты откроют сейчас твое неизбежное. Ты же знаешь всякие умные слова, вот и успокойся, у тебя будет еще много времени поразмыслить обо всем.

Черок не мог сказать себе после, не использовала ли поразительно прозорливая цыганка какое-то подобие психогенератора, не воздействовала ли на его подсознание светящимся «магическим» шаром – моделью Земли, или просто применила обыкновенный гипноз? Но в эти минуты он находился как бы в трансе, лишенный собственной воли, и не было ничего важнее в мире, чем уверенные завораживающие пассы ее ловких рук, по-хозяйски раскладывающих карты в непонятной для него последовательности. Против собственной воли он застыл, словно осужденный, безропотно ожидавший оглашения приговора.

Спустя вечность она завершила таинственный ритуал. Покачала головой, открыла несколько карт. Задумчиво помолчала. Как внутренне скептически ни относился Черок к ее действиям, он не улавливал никакой игры или фальши, хотя никак не мог отделаться от подозрения, что не имеющая возраста предсказательница просто дурачит его.

– Что ж, Быстроногий, – наконец произнесла она и, оторвавшись от сообщивших ей нечто картинок, посмотрела прямо ему в глаза. – Тебя ждет очень, даже очень интересная жизнь.

Черок тут же подумал, что это он знал и без ее фокусов, для чего же еще он выбирал профессию ксенолога?!