– Дай, дай, – повторял безумно.
И Косте тоже сказал – дай.
– Я видел там на улице машину. Это ваша машина? Не могли бы вы… ну, может быть, вы одолжили бы машину. Я верну, я отвечаю.
– Машину? – о жил мужик. – Что ты! Машина – это все, что у меня осталось. У меня больше ничего нет. Я всю жизнь старался жить правильно, а теперь что… кусок железа на последнем ходу.
Костя подумал, что машина все равно не спасет мужика.
– Понимаете… я должен добраться до одного места.
Он хотел рассказать, но не стал. Чем он мог помочь, этот пропитой мужик. Казалось, дотронься до него – упадет. Ватная мякоть, резиновый корпус. Вот кому нужно умирать.
Трещала проводка, и моргал назойливо свет.
– Дай, дай, – снова повторил безумный мужик.
– Что тебе дать? – рявкнул Костя.
– Дай, – кряхтел тот судорожно и страшно.
На всякий случай пошарил в карманах. Вытащил сложенную напополам пятихатку и сунул в передний карман кителя. Вбежал дембель. За мгновение до прощального полета мужик вдруг рассмотрел наконец Левчика. Потянул уже руку, рыбий рот задвигался, и выскользнула немота, понятная, может, одному только дембелю. Но тот ничего не ответил. И мужик не смог объяснить.
Дембель уверенно нащупал в его кармане ключ, обнаружил Костину пятихатку и, засияв, предложил взять в дорогу пива.
– Нет, оставь, – возразил Костя, – есть у меня деньги.
Старенькая «Волга» радостно заурчала, когда Костя занял водительское место.
Не поняли пацаны, что мужик ничего не просил. «В рай, в рай, рай…» – долго еще шептал он.
6
Он думал, ведут к начальнику. После какого-то по счету карцерного застоя Денис решил завязать с чернотой и добить оставшиеся два года без авторитетного розжига, козырной масти, кастовой требухи. Корявил желудок – местный врач попросил плюнуть в стаканчик, после чего на глаз определил язву.
– Меньше курить, больше зелени и фруктов.
Денис напомнил, что тюрьма хоть и дом родной, только не курорт. Он решил завязать с табаком. Тяжело прощался с единственной здешней радостью. На сигареты играли в карты. За сигареты можно было чиркануть строчку в соседний корпус. Ради сигарет дрались. Драки иногда заканчивались ножом. Иногда нож заходил так глубоко, что начинала кипеть жизнь. Возбуждали дело, кошмарили хаты опера, уводили основных, и те молчали, молчали, молчали. Какое-то время зона дрожала, а потом мокруху вешали на суицид, отписывались рапортом в Москву и трубили прежним скучным ритмом.
Сидел Денис с зеленой щелочью, молодыми кайфоманами, реже – с бытчиками химии. «Два-два-восемь, папиросим». Говорил он коротко, говорить было не с кем, слова попусту не тратил, ждал.
– Ты кто по жизни? – спросил его один.
В бычьи игры Денис не играл. Ответил раз и навсегда:
– Я с той станции, куда ты не доедешь.
Его не трогали. Его не боялись и не уважали. Его старались не замечать. Жил он сам по себе, без суеты и спешки.
Рассмотрев комнату краткосрочных свиданий, когда завели его, пропащего, для встречи с кем-то из мира живых, Денис обрадовался.
– С какой стати? – с просил дежурного. Тот развел руками – откуда мне знать. Мое дело маленькое: наблюдай за порядком, слушай, о чем говорят.
Ни о чем таком не говорили.
Денис спросил, как дела у матери. Костя ответил «нормально» и долго-долго всматривался в брата, пока тот не психанул.
Его прорвало: как с неба дождь, загрохотали стеклянные капли объяснений. Они бились и разбивались и звучали с такой силой (пойми же), что Костя глянул на дежурного сержанта (сделай хоть что-нибудь), но тот ничего не мог сделать, ведь порядок Денис не нарушал.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: