Городская сюита

Жена проводила его ненавидящим взглядом.

«Сама виновата, – думал Олег, спускаясь в лифте. – Работа, болезни, вес… А мне все это терпеть! Как будто я ей злейший враг. Младше меня на семь лет, а ведет себя так, будто ей семьдесят. Я уже забыл, когда мы были близки в последний раз. Если бы не Диана…»

Лифт остановился, и Дольников вышел на улицу под слепящие лучи солнца. Утро было восхитительное, словно выбранное на заказ, и обещало несомненный праздник. Олег заставил себя не думать о семейных проблемах и быстрым шагом двинулся к трамвайной остановке.

Он удачно жил – в пятнадцати минутах езды от работы, в Зеленом Луге, что позволяло лишний раз не брать машину. По такой погоде, как сегодня, было здорово проехаться в гулкой полости трамвая, наполненного светом и воздухом, покачаться на поворотах и подумать о том, сколько хорошего его ждет впереди. А еще это напоминало ему юность, постоянную легкость во всем, чем бы он ни занимался, и веру в то, что однажды, на таком вот трамвае, он въедет в счастье. И сейчас, глядя в окно на пестро одетую молодежь и щурясь на залитые солнцем улицы, он готов был поверить, что его надежды полностью сбылись.

Но вдруг припомнилось выражение лица Ирины, когда она смотрела на него за завтраком. Это несколько охладило его радость и вернуло к тому, о чем он меньше всего хотел бы сейчас думать.

«Как все-таки быть с Ириной?» – размышлял он. Выйдя из трамвая на Сурганова, пошагал вдоль магазина «Спорттовары» в сторону работы. Так и не найдя ответа, со вздохом вошел в прохладный холл здания, в котором размещалась редакция газеты. Знакомый охранник встретил его улыбкой, но Дольников, машинально махнув ему рукой, вызвал лифт и нажал кнопку шестого этажа.

«Все как-нибудь устроится, – решил он, не ощущая, впрочем, особой уверенности. – И всем будет хорошо. И мне, и Диане, и Ирине – в первую очередь».

Минут через двадцать после планерки Олега вызвал к себе редактор.

«Что-то срочное», – понял Дольников.

Он ощутил небольшое замешательство, которое стало появляться всякий раз, когда шеф неожиданно вызывал его к себе. Раньше такого не было. Во всяком случае, до того как сблизился с Дианой, Олег в себе никаких нежелательных реакций не замечал. Нет, шеф не казался человеком, который станет учить его морали. И времена не те, и он уже не мальчик. Но все же…

Придав лицу беспечное выражение, Олег вошел в кабинет редактора.

– Что случилось, Илья Захарович?

В кабинете уже сидела Филонова, второй заместитель. Спрятав под столом длинные стройные ноги, она с прищуром смотрела на Дольникова и чуть заметно улыбалась. Улыбка эта бесила Олега несказанно, тем более он отлично знал, чем она вызвана. Но в интересах работы вынужден был изображать Мистера Безупречные Манеры, поэтому держался со своей коллегой в высшей степени предупредительно.

– После обеда к нам приедет замглавы Администрации, – сказал Илья Захарович.

– Как после обеда? – опешил Дольников. – Договаривались на следующей неделе.

– Что-то у них там переигралось, – сказал редактор. – Только что позвонили. Будет после обеда, в три. Надо срочно организовать встречу.

– Понял, – кивнул Дольников.

– Кто будет беседовать с гостем?

– Головков, – сказал Олег. – Как намечали.

– Он на месте?

– Должен быть…

– Уточни. И если отъехал, срочно пусть возвращается.

– Понял.

– И проследи, чтобы все было на уровне. Кофе, чай, вода, печенье.

– Может, коньяк? – улыбнулся Дольников.

– Это лишнее, хотя… На всякий случай надо поставить бутылочку в шкаф. Мало ли что.

Редактор замолчал и принялся раскуривать трубку. Медовый запах табака разнесся по кабинету. Олег и Светлана Андреевна почтительно ждали. Когда шеф раскуривал трубу, мешать ему не следовало.

Илья Захарович Слуцкий был журналистом старой школы. Он начинал еще в шестидесятые и знал о газетной работе все. В брежневскую эпоху прославился как блестящий фельетонист – белая кость среди серой газетной братии. Во времена перестройки он направлял свое едкое перо против тех, кто эту перестройку тормозил, а позже, в хаосе девяностых, его усилиями держалось шумное сопротивление «режиму».

Войдя в немолодые лета и решив, что нет ничего лучше, чем спокойная и обеспеченная старость, Илья Захарович сменил политическую ориентацию, принял на себя руководство одной из правительственных газет, и в этом качестве последние лет пятнадцать чувствовал себя превосходно. Он носил шитые на заказ пиджаки, курил трубку, позволял себе не тушеваться перед сильными мира сего и делал свою работу с размахом истинно талантливого человека. Подчиненные его побаивались и уважали. Дольников испытывал к нему едва ли не сыновьи чувства и готов был за старика в огонь и воду. Тот это знал и ценил, хотя при случае спуску не давал – работа прежде всего.

– Плохо только, – сказал Илья Захарович, пустив несколько голубоватых клубов дыма, – что этот Сахно не очень разговорчивый мужик.

В кругу приближенных редактор в выражениях себя не ограничивал – слабость всех старых газетчиков.

– Головков разговорит, – заверил Дольников. – У него есть опыт по этой части.

– Надо, чтобы разговорил, – сказал Илья Захарович. – Темы уж больно важные. А если этот надуется и начнет играть в молчанку?

– Я слышала, Сахно любит красивых девушек, – подала голос Филонова.

– И что? – спросил редактор. – Их все любят. Даже я.

– Хорошо бы, – продолжила свою мысль Филонова, – чтобы кофе гостю подавала Князева.

Она взглянула при этом на Дольникова, и тот ощутил такой прилив ненависти к ее красивому, обрамленному черными локонами лицу, что едва удержался от резких слов.

– Князева? – переспросил Илья Захарович. – Хм, это вы неплохо придумали. Действительно, глядя на Князеву, любой начнет соловьем заливаться. Как думаете, Олег Петрович?

Дольников, боясь, что покраснеет, с трудом выдержал испытующий взгляд шефа.

«Знает, – понял он. – Все знает и проверяет. Поди, Филонова и наболтала. Не может простить…»

– Идея неплохая, – проговорил он, тщательно подбирая слова. – Но Князева после обеда занята.

– Чем это? – спросил подозрительно редактор.

– Делает рейд с гаишниками. Давно согласовано, отложить нельзя.

– А другого послать нельзя вместо нее?

– Нельзя. Князева сама с ними созванивалась, обо всем договаривалась, они ждут только ее.

– Понятно, – кивнул редактор и пристукнул ладонью по столу. – Подводишь редакцию?

– Ну почему, Илья Захарович! – вскинулся Дольников. – Разве кофе кто другой не может подавать? Ваша секретарша, например. Чем она хуже Князевой?

– Да ты не волнуйся так, Олег Петрович, – успокоил его редактор. – Видишь, как он свою Князеву защищает?

Последние слова адресовались Филоновой, и та в ответ только усмехнулась, глядя на Олега прозрачными светло-серыми глазами, полными мстительного торжества.

– Никого я не защищаю, – забормотал Дольников. – Просто говорю, что Князева занята…