Всемогущий

Егор машинально взял кружку, сделал глоток, ощутил терпкий приятный вкус. Ему вдруг словно стало дышать полегче, и глаза будто шире открылись.

– А может, – поднял он голову, – мне на время куда-нибудь спрятаться? Подальше от людей.

– Куда, например? – поинтересовался отец Кирилл.

– Ну, не знаю… В монастырь какой-нибудь.

– По-твоему, монахи не люди?

Отец Кирилл улыбнулся, улыбкой сглаживая грубость вопроса.

– Нет, – осекся Егор. – Я не то хотел сказать. Я думал, может, в лес, как жили отшельники, чтобы совсем никого. Может, мне там станет легче?

Отец Кирилл покачал головой, как качают головой взрослые люди, слушая речи ребенка, рассуждающего о том, о чем он имеет самое далекое представление.

– Кажется, Аристотель сказал: «Чтобы жить в одиночестве, надо либо во многом походить на Бога, либо во всем – на скота». На последнего ты, безусловно, не похож, но и схима не для тебя. Не думаю, что ты смог бы жить в изоляции. Да и зачем? У тебя свой путь, Егор, и не стоит его менять ни на чей другой. И пото€м – ни себя, ни Бога не обманешь. Поэтому смири сердце и живи среди людей. Авось тут и найдешь свое счастье. Один раз ведь уже нашел. Будет и второй.

Лицо старого священника осветилось улыбкой, в которой одинаково присутствовали доброта и лукавство. Он взял свою кружку и принялся допивать чай с видом человека, сделавшего свою работу и заслужившего право на маленькое удовольствие.

– Как у вас все легко, – сказал Егор. – Я думал, вы станете призывать меня к покаянию.

– Каяться тебе пока не в чем. Разве что в небольшой забывчивости.

Егор снова покраснел:

– Простите, отец Кирилл.

Священник поднял руку:

– Не винись. Лучше приходи еще. Ты знаешь, двери мои всегда для тебя открыты.

– Да, знаю, – пробормотал Егор. – Спасибо.

– А книги твои последние я читал. Сору много, но писано сильно. Молодец. – Отец Кирилл одобрительно кивнул.

Только Егор собрался ответить, как дверь открылась и в келью заглянула не старая еще женщина, туго повязанная платком вокруг худого, большеглазого лица.

– Я там убралась, батюшка, – сказала она, коротко и ласково поклонившись Егору. – Пойду домой.

Егор вздрогнул, и отец Кирилл быстро глянул на него.

– Хорошо, Настасья, ступай.

Женщина еще раз поклонилась и затворила за собой дверь.

– Что? – повернулся отец Кирилл к Егору.

Тот замялся.

– Увидел что? – спросил священник.

– Да…

– Что?

– Может, не надо? Все равно без толку.

– Говори, – спокойно потребовал отец Кирилл.

– Эта женщина, Настасья… Ее муж ночью будет курить пьяный в постели, уснет, подожжет матрас, и начнется пожар. Их дом сгорит, и они оба погибнут.

– Когда это произойдет? – спросил отец Кирилл.

– В следующую ночь.

– Хорошо, я скажу ей.

– И все?

– А что еще?

– И вы не спросите подробности? Откуда я это знаю, как я это увидел? Может, я все просто сочинил, а вы взяли и поверили.

– Ты и так сказал все подробности, – возразил отец Кирилл.

– Какие?

Отец Кирилл покачал головой.

– Во-первых, – загнул он палец, – Настасья живет вдвоем с мужем, их дети разъехались кто куда. А ведь про погибших детей ты ничего не сказал, верно?

Егор кивнул, чувствуя, как долгожданное облегчение входит в его душу.

– Во-вторых, – продолжал священник, загибая пальцы, – муж у нее и вправду пьет горькую, частенько без меры. В-третьих, у них дом в подмосковной деревне, и они иногда туда приезжают. Ничего этого ты знать не мог, но увидел все в точности. Как же я могу тебе не поверить?

– Да, действительно, – вынужден был согласиться Егор.

– Говорю тебе: не мучайся напрасно. Там, где твоему дару суждено примениться, он применится. Ибо и на это есть воля Божья.

– Возможно, – пробормотал Егор.

Он посмотрел на отца Кирилла с каким-то новым чувством, в котором явственно забрезжил лучик надежды.

– А вам она поверит? – спросил он, сделав ударение на слове «вам».

– А как же, – удивился отец Кирилл наивности его вопроса. – Кому же ей еще верить, как не мне?

И столько в его словах было уверенности, прежде всего не в себе, а в своей прихожанке, что Егор не нашелся, что ответить. Да и что он мог сказать? Отец Кирилл владел одним из величайших даров – даром убеждения. Без видимых усилий, казалось, одной только добротой души, он менял ход мыслей человека и давал им совершенно иное направление. Егор вспомнил, каким раньше он приходил к отцу Кириллу: встрепанным, больным, загнанным, а уходил спустя час или того меньше с полной уверенностью в том, что все идет как надо, и он сумеет добиться своего. Как это удавалось отцу Кириллу, он не пытался понять. Ему достаточно было того, что тот выслушивал его и возвращал ему утраченную надежду. И, похоже, сейчас происходило то же самое. Егор еще не покинул стен храма, а уже чувствовал, что выйдет на улицу без былого страха и, возможно, сумеет противопоставить своим сомнениям некую иную суть, основанную прежде всего на новом понимании хода вещей. И на знании той отрадной истины, что где-то на земле живет скромный священник, который всегда примет его, обогреет и поймет.