После взрыва

– На юг. А вы давно тут живете?

– Лет пять уже. С востока пришли. На юг, это на Балхаш что ли? Вы разве не слышали, что высох он? Осталась маленькая лужа. Мы, правда, там сами не были, путники рассказывали.

– Слышали, но мы там только транзитом. Часто здесь путники проходят?

– Раньше часто бывали, в последнее время не очень. Крайний раз три месяца назад видели группу из десяти человек. Только они к лагерю не подходили. Шли с востока на запад.

– Понятно. Спасибо. Еще просьба одна есть.

– Говорите.

– У нас вода кончается. Нам бы набрать. Где у вас колодец?

– Колодец у нас на территории лагеря. Но старик вас туда не пустит. Подождите, я схожу, принесу.

Мужчина развернулся и зашагал ко входу. Ворота за ним, на удивление, не захлопнулись. Но подходить ближе, чтобы посмотреть внутрь лагеря разведчики не решились. Уж больно негостеприимным оказался местный староста. И хотя помощник попытался сгладить впечатление от общения со своим шефом, неприятный осадок все-таки остался.

– Слушай, командир, что-то не нравятся мне эти люди, – сказал Ашот. – И, честно говоря, не очень-то мне хочется брать у них воду. Вдруг гадости какой нальют.

– У нас выбора нет. Черт его знает, когда удастся найти следующий источник. Наших запасов хватит от силы на сегодня и завтра. При таком темпе ходьбы расход воды повышается, – рассудил Сергей.

В воротах показался Валентин. Он нес металлическое десятилитровое ведро. Наполнено оно было до самых краев. В другой руке у него была алюминиевая миска. На вопросительный взгляд Сергея он с улыбкой объяснил:

– Для собаки вашей. Тоже, небось, пить хочет. Вы не переживайте, вода у нас хорошая, – словно бы услышав разговор Ашота и командира добавил помощник старосты.

Разведчики набрали воду во фляжки и хорошенько приложились к ним. Затем набрали снова. Потом наполнили миску и поставили перед Шариком. Пес с жадностью набросился на воду, вылакав всю емкость.

– Давно пил, наверное? – спросил Валентин, еще раз наливая воду в миску.

– Утром, как и мы. Просто собаки не умеют скрывать своих эмоций. Мы тоже очень рады воде. Спасибо вам.

– Вы попейте еще.

– Да, пожалуй.

Напившись вдоволь и пополнив запасы, группа распрощалась с Валентином и двинулась дальше. Возвышенностей в округе не было, чтобы залезть на них и осмотреть внутреннюю территорию лагеря хотя бы издалека. Несколько раз обернувшись, Сергей прикинул, что поселение достаточно крупное. Там внутри, должно быть, не менее сотни палаток. И если даже отбросить блеф старосты на счет сотни бойцов, то пятьдесят наберется точно. Почему тогда он испугался всего-то четверых разведчиков и не пустил их вовнутрь? Наверное, и вправду крыша поехала.

Вообще жизнь после взрыва наложила свой отпечаток на каждого выжившего. В основном это выразилось в том, что люди стали черствыми. У отдельных эта черствость переросла в безжалостность. Никому ни до кого нет дела, каждый занят собственным выживанием.

Слабые характером не смогли приспособиться к новым условиям и просто погибали. Некоторые, особенно те, кто потерял детей, не переносили горя и сходили с ума.

Странно. Всегда было принято считать, что после ядерной войны смогут выжить тараканы да какие-нибудь грызуны вроде крыс. Но сейчас их нет. Зато остались люди, которые оказались куда живучее. Непонятно лишь одно – сколько мы сможем продержаться при таких условиях? Когда снова начнем драть друг другу глотки за остатки пищи и воды? Ведь даже сейчас, когда запасы еще есть, никто никому не доверяет, никто не пытается объединиться и создать хотя бы какое-то подобие цивилизованного мира. Выживать маленькими группами, конечно, проще. Но вот демографию эдак не поднимешь. Мы умираем как вид.

До самого вечера разведчики не разговаривали. Только Шарик время от времени ластился к каждому из мужчин, по щенячьи повизгивая от восторга, когда его гладили, и этим отвлекал от неприятных мыслей.

Километров через десять искусственная пустыня закончилась. Причем также неожиданно, как началась. Группа снова вошла в заросли высокого густого кустарника. До наступления темноты как обычно расчистили небольшую полянку, и принялись готовить еду.

– Нет, командир, все-таки наш пес раньше однозначно жил с людьми, – после ужина, расположившись у костра и поглаживая лежавшую рядом собаку, сказал Ашот.

– Может, и нет. Просто сейчас почувствовал доброе отношение, вот ему и понравилось, – предположил Андрей.

– Да какая уже разница? – отозвался командир. – Судя по всему, он решил остаться с нами. Честно признаться, я этому рад. И дело не в том, что он постоянно приносит мясо. Просто его присутствие поднимает настроение. Потреплешь его по шерсти и как-то приятно на душе. Даже Андрюха вон и то проникся.

– Да, мне теперь даже стыдно, что я его на суп пустить хотел, – признался разведчик.

Объект обсуждения в это время уже крепко спал.

– Командир, можно задать тебе личный вопрос? – неожиданно перевел тему Ашот.

– Задавай, – удивленно поднял брови Сергей.

– Ты нам как-то раз про отца своего рассказывал. Ну что он военным был, что болел перед смертью сильно. А вот про мать мы от тебя почти ничего не слышали. Что с ней случилось?

Командир замолчал и уставился на огонь. Потом тяжело вздохнув начал рассказ.

– Я в Новосибирск переехал за два года до взрыва. В Бишкеке жил с мамой, в родительской квартире. Мы решили продать ее и на вырученные деньги купить жилье в Новосибе. Я уехал первым, а мама осталась досматривать бабушку. Тащить ее с собой было бы глупо, ведь ей уже под девяносто лет стукнуло. Но и оставить одну никак нельзя.

Договорились, что мама приедет потом. Я после переезда несколько раз наведывался в гости. Там у меня еще много друзей оставалось. Последний раз приезжал за несколько месяцев до взрыва.

Когда шарахнули боеголовки, мама все еще жила в Бишкеке. И с тех пор я ничего о ней не знаю. Жива ли она? Пятнадцать лет прошло. Но, знаешь, я верю, что ей удалось спастись, что у нее все хорошо. Может, это глупые фантазии, просто я хочу в это верить. Верю, что когда-нибудь я снова увижу ее и смогу обнять.

Сергей замолчал. Молчали и разведчики. Каждый вспомнил о своих родителях. Мать и отец Ашота, скорее всего, погибли в Москве. Женька, также как и Сергей уехал из родного города, а родители остались там. Он тоже ничего не знал об их судьбе. Единственным, чьи близкие достоверно остались живы после взрыва, был Андрей. Они всей семьей смогли убежать от падающих боеголовок. И волею случая оказались в Солнечном. С его отцом Сергей ходил в разведку в первые годы образования поселения. Он умер от воспаления легких. Мать похоронили лет шесть назад.

– Я тоже верю, что мои живы, – сказал Ашот. – Если была бы хоть одна возможность найти их, то даже бы и не думал.

– Так бы поступил каждый из нас, дружище. И Женька вон тоже об этом думает.

– Да, и часто.

– Честно говоря, не знаю что хуже, – сказал Андрей. – Похоронить своих близких, как я или быть в неведении, как вы. Все-таки мне, наверное, легче. Я со своими до конца был. До последней минуты.

– Да, Андрюх. Не знать – это хуже всего, – заметил Ашот. – Каждый из нас терзается надеждой. Вот только все чаще мне кажется, что она останется напрасной.

– Надежда, на то и нужна, чтобы до последней минуты ждать чуда. Так что не вешай нос, парень, – подбодрил командир.

***

Следующие два дня путешествия прошли также спокойно, как и предыдущие. Поселений по дороге не встретилось. Разведчики болтали на разные темы, Шарик радовал их своими охотничьими талантами. Причем в довесок к ящерицам он умудрился поймать и суслика. К тому же пару раз удавалось подстрелить добычу и Ашоту. Командир смеялся, что если бы провести состязания между ним и псом, последний явно вышел бы победителем.

Растительность стала заметно реже. Однако следы вырубки нигде заметить не удалось. Вероятно, группа входила в другую климатическую зону.

– По самым скромным подсчетам мы должны были пройти двести семьдесят километров, – во время ужина девятого дня подсчитывал командир. – Завтра к обеду выйдем к берегам Балхаша.

– Точнее к тому месту, где они раньше были, – поправил Андрей.

– Мы ведь не знаем, в каком состоянии сейчас озеро. Все только по слухам.

– Ты никогда прежде там не бывал?