Не только детектив

Вдруг Скалозуб свернул в подворотню. С улицы подворотня выглядела как нора в теле дома. Пит быстро и бесшумно метнулся к ней, заглянул.

Скалозуб уже был в конце ее, он перепрыгивал островки какой-то липкой дряни, которой в изобилии в таких подворотнях. Его фигуру освещал робкий электрический фонарь.

– Стой, – хриплым голосом сказал Пит.

В руке он сжимал перочинный нож, ножичек для разрезания «Футбол-хоккея» и для очистки яблок. Скалозуб обернулся. Увидел Пита, мокрого, окровавленного, который бесшумно, как привидение, стоял на пороге подворотни, увидел блеснувший в его руке нож, и его острое рыбье лицо вдруг в одно мгновенье переменилось, как будто выбили из него какие-то внутренние подпорки. Оно стало подобострастным, жалким, жалким…

Пит еще никогда не видел такого жалкого лица.

Они стояли молча, друг против друга, по обеим сторонам глухой и длинной подворотни. Молчание длилось минуту. Пит швырнул в грязь, на середину подворотни, ножичек с перламутровой рукояткой, повернулся и, ни слова не говоря, вышел.

Дождь припустил снова, Пит шел по мокрым и глухим улицам, и ему хотелось плакать…

…Пит не заметил, как допил второй коктейль. Ничего не изменилось, только сознание покрылось легкой пленкой, как бы слоем полировки.

Музыка меж тем кричала вовсю. Публика танцевала. Рядом со столиком Пита плясал, образуя кружок, табунчик девочек. Они двигались хорошо – как заведенные куклы. Казалось, что идет работа какого-то скучного, четко отлаженного механизма.

В центре зала, как украшение, как гвоздь программы, элегантная пара вполне стильно выдавала рок-н-ролл.

Рядом с ними сорокалетний лысый гражданин, непонятно зачем забредший в это молодежное заведение, пытался изобразить что-то вроде вальса-бостона с юной толстушкой. Толстушка делала за его спиной страшные глаза окружающим и прыскала.

За столиком подле Пита двое угасали над коктейлями – один совсем обрубился и спал, уронив голову на стол, а второй напряженно пялился на Пита, и лицо у него было такое, как будто он только что забыл какую-то очень важную мысль.

– Я сто пятьдесят рублей! Вчера!.. – вдруг выкрикнул он и гордо повел головой – мол, ну-ка, что вы на это скажете?

– Все нормально, отец, – серьезно ответил Пит. Ему вдруг стало весело.

«Отец» был одет с дикой, вызывающей роскошью: кожаный пиджак цвета зернистой икры, под пиджаком – фирменная джинсовая курточка, под ней – батник немыслимой расцветки, да еще на толстых и коротких пальцах два огромных серебряных перстня. Лимита!

– Вчера с Норильска приехал! Пропил!.. Сто восемьдесят рублей!.. – приободренный вниманием Пита, снова выкрикнул тридцатилетний «отец». «Эге, – весело подумал Пит, – ставки повышаются. Только что было сто пятьдесят».

«Отец» еще немного посидел, важно тараща глаза, а потом церемонно изрек, ни к кому особенно не обращаясь:

– Я вас покину на несколько минут, – и, покачиваясь, пошел к выходу. В дверь он вписался с трудом. Его товарищ спал, уронив голову на стол. Пит улыбнулся.

Вдруг – грохот, звон!.. Пьяный товарищ «отца» бахнулся на пол, упало его кресло, звякнул разбитый бокал. Сладкая лужа коктейля расплылась по столу… Пит вскочил, поднял за шиворот пьяного, который даже глаз не открыл, встряхнул его (тот неудержимо вываливался из его рук, как куль с мукой). Подскочил откуда ни возьмись «отец», придержал своего товарища. И холуй Леша, толстая будка, тут как тут: