И чем же он так нагрешил, что ему вдруг послано такое испытание?
А ещё говорят, что Бог каждому посылает лишь тот крест, который тот может вынести…
– Михаил, ты можешь нейтрализовать влияние Виктории на восставших? – спросил я.
– Мне для этого необходимо оказаться рядом, – ответил он.
– А на расстоянии?
– На расстоянии я смогу сдержать одного-двух… Если она бросит против меня хотя бы десяток – восставшие меня растерзают.
– Она на главном посту охраны, там всё просматривается с камер, – сказал Пётр. Но в голосе его послышалась надежда. – Электропитание автономное, хватит на трое суток.
– Совсем нет возможности подобраться поближе? – очень по-деловому спросил Михаил.
– Можно что-то придумать. Инспектор Бедренец, не стоит ли позвать ещё кваzи?
– Не все кваzи одинаково эффективны в управлении восставшими. У вас ведь были кваzи в персонале?
– Трое, – кивнул Протоиерей.
– Они умели управляться с восставшими. Но они не справились. Нет, Михаил, не будем плодить сущности сверх необходимого.
– Одному тебе всё равно не справиться, – сказал я.
– А я и не сомневался, что ты пойдёшь, – ответил Михаил. – Владислав, вы поможете нам с оружием и бронежилетами?
Владислав кивнул. Сказал, сморщившись:
– Но своих людей не дам. У меня прямой запрет на вход в здание…
– Ваших людей не надо, – сказала Анастасия. – Я пойду с ними.
Она обвела нас дерзким взглядом, будто ожидая споров. Но никто не спорил. Владислав только окинул её придирчивым взглядом, будто оценивал требуемый размер бронежилета.
– Ваше… э… высокопреосвященство… – начал я.
– Высокопреподобие, – поправил Пётр. Его лицо расслабилось, стало спокойным и собранным. – Да, конечно. Я пойду с вами, вам нужен проводник. Всё, что можно сделать снаружи, сделает мой помощник.
Хорошо выдержанный восставший – это не полуобглоданный труп, обретший способность двигаться и желание жрать живую плоть. Все съеденные и повреждённые части тела со временем регенерируют. Половину тела восставшие регенерируют за два-три года, если их, конечно, кормить. Это уже не прежняя плоть, она бледно-сероватая, но в принципе и у людей бывает такой цвет кожи. В их жилах медленно течёт густая псевдокровь, в которой нет эритроцитов, но которая прекрасно переносит кислород. В капилляры эта мерзость протиснуться не может, но восставших это не смущает. Если пищи нет – они впадают в летаргическое забытьё, в котором могут находиться годами. Уморить голодом, насколько я знаю, за десять лет так никого и не удалось. Обычно восставшие двигаются медленно, даже не очень координированно, но когда чуют пищу – обретают стремительность движений.
В общем-то они не многим отличаются от кваzи. Тоже сильны и выносливы. Только разума нет и не вегетарианцы.
Я застегнул бронежилет, поднял и закрепил твёрдый кевларовый воротник. Зарядил дробовик.
Снарядились мы все одинаково. Для противостояния восставшим никто не придумал ничего лучшего, чем многозарядный дробовик с крупной дробью, пистолеты с тупоконечными пулями, имеющими высокий останавливающий эффект, и мачете – как последний довод. Автоматы, гранаты – это всё от лукавого. Огнемёт эффективнее, конечно, но восставшие боли не чувствуют и могут долго сражаться, сгорая заживо.
Команда, конечно, у нас собралась удивительная. Протоиерей, кваzи, полицейский офицер и девушка-эксперт.
– Если бы мы были в компьютерной игре, – сказал я, – то вы могли бы немножко колдовать, Ваше Высокопреподобие.
Протоиерей проверил магазин в дробовике и сухо сказал:
– В компьютерных играх колдуют маги, а священники исцеляют и призывают божественную силу. Насчёт исцеления я вам ничего не гарантирую, а молюсь с утра и так непрестанно.
Признаюсь – я не нашёлся что ответить.
Мы стояли в бойлерной, расположенной где-то на границе между помещениями собственно храма Христа Спасителя и подземными помещениями приюта. Шумела вода в трубах, щелкали какие-то реле. Десяток молчаливых полицейских, караулящих здесь, прятали глаза. Они останутся в относительной безопасности, а мы пойдём навстречу полутора тысячам голодных восставших.
– Эта дверь ведёт в нижнюю бойлерную, а оттуда – в помывочную, – сказал Протоиерей, указывая на крепкую железную дверь, запертую изнутри на замок и внушительный засов. – В помывочной нет видеокамер, нас заметят не сразу.
– Почему нет? – удивился Михаил.
– Настояло общество защиты прав восставших, – объяснил Протоиерей. – Среди пациентов ведь есть несовершеннолетние.
– О Господи, – вздохнул я.
– Если вас утешит, я тоже считаю это глупостью, – ответил Пётр. – Но в данный момент это нам на руку. После помывочного зала мы выйдем в пятое отделение, пройдём мимо палат… – говоря, он водил пальцем по разложенной на шатком пластиковом столике схеме. – Потом лаборатория микробиологии, кухня…
– Кухня? – Меня охватил нервный смех.
– Так её называют. Потом коридор, комнаты персонала и главный пост охраны.
– Скажите, а чего требует Виктория? – поинтересовался Михаил. – То, что она отпустила людей, – обнадёживающий признак. Быть может, если мы пойдём на её условия…
– Она требует вертолёт с заложниками, которым обещает сохранить жизнь и позволить выпрыгнуть с парашютом, личные вещи покойного мужа и три миллиона рублей.
Я присвистнул и покрутил пальцем у виска.
– Да, любопытно, – сказал Михаил задумчиво. – Возможно, у нас тоже бывают психические расстройства. Значит, три миллиона рублей…
– Что-то тут не то, – сказал я. – Идиотское требование в ряду вполне разумных… отвлекает внимание от того, что ей действительно нужно?
– Проще всего будет спросить у неё самой, – сказал Протоиерей. – Идёмте, братья и сёстры.
Михаил двинулся вперёд – и мы не стали с ним спорить.
За железной дверью был короткий коридор. За ним – гулкая железная лестница, ведущая на четыре пролёта вниз. Там – ещё одна дверь.
– С Божьей помощью начнём… – сказал Протоиерей.
Михаил провёл по кодовому замку ключ-картой (нам всем выдали по экземпляру). Замок мигнул зелёным, заблокировать допуск Виктория то ли не смогла, то ли не сочла нужным. Я понадеялся, что не смогла. Потом Михаил осторожно открыл дверь, и мы вошли в ещё одно помещение с трубами и котлами, уменьшенную копию верхней бойлерной.
Здесь тоже никого не было. Негромко, успокаивающе гудела автоматика.
– Восьмой этаж, полёт нормальный, – сказал я. Протоиерей укоризненно посмотрел на меня. Я заметил, что дробовик он держит уверенно, так, будто готов в любую секунду палить. Видимо, все те переживания, которые делали для него невозможным хладнокровное убийство не способных сопротивляться восставших, ничуть не мешали схватке с монстрами лицом к лицу.
Ещё одна дверь, совсем уж коротенький коридор, скорее – тамбур, и мы оказались в помывочном зале.