Напряжение магии вокруг было чудовищное. Здесь сходились нити реальностей, рвущихся в будущее. Перекресток ста дорог, точка, в которой мир решает, куда он пойдет. Не из-за меня, не из-за Дикаря, не из-за мальчика. Все мы – часть капкана. Все мы статисты, одному велено сказать «кушать подано», другому – изобразить падение, третьему – с гордо поднятой головой ступить на эшафот. Вторично эта точка Москвы становилась ареной незримой битвы. Но я не видел Иных – ни Темных, ни Светлых. Только Дикарь, но он даже сейчас не воспринимался Иным, лишь на груди его искрился сгусток Силы. Вначале я подумал, что вижу сердце. Потом понял, что это оружие, то самое, которым он убивает Темных.
Да что же такое, Завулон? Меня охватила обида, нелепая обида. Я пришел! Я ступаю в твою ловушку, смотри, нога уже занесена, сейчас все произойдет, где же ты?
Или Темный маг прятался так искусно, что мне не по силам было его обнаружить, или его здесь вообще не было!
Я проигрывал. Проигрывал еще до развязки, потому что не мог понять замысел врага. Здесь должна быть засада, Темным ведь надо уничтожить Дикаря, едва тот убьет Егора.
Как убьет?
Ведь я уже здесь. Я объясню ему все происходящее, расскажу о Дозорах, которые следят друг за другом, о Договоре, что заставляет нас хранить нейтралитет, о людях и Иных, о мире и сумраке. Расскажу ему все, как рассказывал Светлане, и он поймет.
Поймет ли?
Если он и в самом деле не умеет видеть Свет!
Мир для него – серая безмозглая овечья отара. Темные – волки, что кружат вокруг, выхватывая барашков пожирнее. А он сам – сторожевой пес. Не способный увидеть пастухов, ослепленный страхом и яростью, кидающийся из стороны в сторону, один против всех.
Он не поверит, не позволит себе поверить.
Я бросился вперед, к Дикарю. Дверь подъезда уже была открыта, и Дикарь говорил с Егором. Почему он вышел так поздно, в ночь, этот глупый пацан, уже прекрасно знающий, какие силы правят нашим миром? Неужели Дикарь способен подманивать свои жертвы?
Говорить бесполезно. Напасть из сумрака. Скрутить. И только потом объяснять!
Сумрак взвизгнул на тысячу раненых голосов, когда на бегу я врезался в невидимый барьер. В трех шагах от Дикаря, уже занося руку для удара, я ударился о прозрачную стену, распластался на ней и медленно сполз на землю, тряся звенящей головой.
Плохо. Ой как плохо! Он не понимает сути Силы. Он маг-самоучка, он психопат от Добра. Но когда идет на дело – закрывается магическим барьером. Непроизвольно, но мне от этого не легче.
Дикарь что-то сказал Егору. И вытащил руку из-за отворота пиджака.
Деревянный кинжал. Что-то я слышал про эту магию, одновременно наивную и могучую, но сейчас не время вспоминать.
Я выскользнул из своей тени, вошел в человеческий мир и прыгнул на Дикаря со спины.
Максима сбили с ног, когда он занес кинжал. Мир вокруг уже окрасился серым, движения мальчишки стали замедленными, он видел, как неторопливо опускаются ресницы в последний раз перед тем, как широко распахнуться от боли. Ночь превратилась в сумрачный подиум, где он привык вершить суд и выносить приговор, который ничто не могло остановить.
Его остановили. Сбили, швырнули на асфальт. В последний миг Максим успел подставить руку, перекатился, вскочил.
На сцене появился третий персонаж. Как Максим его не заметил? Как тот подкрался к нему, занятому важной работой, всегда огражденному от зрителей и лишних участников самой Светлой в мире Силой, что вела его в бой?
Мужчина – молодой, чуть младше Максима, пожалуй. В джинсах, свитере, с сумкой через плечо – сейчас он небрежно ее сбросил, шевельнув плечом. С пистолетом в руке!
Как нехорошо.
– Остановись, – сказал мужчина, словно Максим собирался куда-то бежать. – Выслушай меня.
Случайный прохожий, принявший его за банального маньяка? А пистолет, а та ловкость, с которой он подкрался незамеченным? Спецназовец в штатском? Такой стрелял бы или добил, не дал подняться с земли.
Максим вгляделся в незнакомца, обмирая от страшной догадки. Если это еще один Темный, ему никогда не доводилось сталкиваться сразу с двумя.
Тьмы не было. Вот не было, и все, вовсе!
– Кто ты? – спросил Максим, почти забывая о мальчишке-маге. Тот медленно отступал к неожиданному спасителю.
– Дозорный. Антон Городецкий, Ночной Дозор. Выслушай меня.
Свободной рукой Антон поймал пацана и задвинул за спину. Намек был вполне прозрачен.
– Ночной Дозор? – Максим все пытался уловить в незнакомце дыхание Тьмы. Не находил, и это пугало еще больше. – Ты из Тьмы?
* * *
Он ничего не понимал. Пытался зондировать меня: я чувствовал этот свирепый, неукротимый и в то же время неумелый поиск. Даже не знаю, возможно ли было закрыться. В этом человеке, или Ином, тут годились оба понятия, чувствовалась какая-то первобытная сила, безумный, фанатичный напор. Я и не закрывался.
– Ночной Дозор? Ты из Тьмы?
– Нет. Как тебя зовут?
– Максим. – Дикарь медленно подходил ближе. Вглядывался, будто чувствовал, что мы уже встречались, вот только я имел другой облик. – Кто ты?
– Работник Ночного Дозора. Я все объясню, выслушай меня. Ты – Светлый маг.
Лицо Максима дрогнуло, окаменело.
– Ты убиваешь Темных. Я знаю это. Сегодня утром ты убил женщину-оборотня. Вечером, в ресторане, прикончил Темного мага.
– Ты тоже?
Может быть, мне показалось. Может быть, в его голосе и вправду дрогнула надежда. Я демонстративно засунул пистолет в кобуру.
– Я Светлый маг. Не очень сильный, правда. Один из сотен в Москве. Нас много, Максим.
У него даже глаза расширились, и я понял, что попал в цель. Он не был безумцем, вообразившим себя Суперменом и гордящимся этим. Наверное, ничего он так сильно не хотел в жизни, как встретить соратника.
– Максим, мы не заметили тебя вовремя, – сказал я. Неужели удастся решить все миром, без кровопролития, без безумной схватки двух белых магов? – Это наша вина. Ты принялся воевать в одиночку, ты наломал дров. Максим, все еще исправимо. Ты ведь не знал о Договоре?
Он не слушал меня, ему плевать было на неведомый Договор. То, что он не один, было для него главным.
– Вы боретесь с Тьмой?
– Да.
– Вас много?
– Да!
Максим опять посмотрел на меня, и вновь пронизывающее дыхание сумрака сверкнуло в его глазах. Он пытался увидеть ложь, увидеть Тьму, увидеть злобу и ненависть – то, что только и дано было ему видеть.
– Ты ведь не Темный, – почти жалобно сказал он. – Я вижу. Я не ошибался, никогда!