Вкус жизни. Мир, в котором мы живем

***

Память уносила её в прошлое, дальнее, кажется, совсем забытое прошлое. И на волнах Нинкиной памяти маячил бумажный кораблик её детства, который она пускала по весенним ручьям с мальчишками своего двора. Они бегали босиком по лужам, поднимая фонтаны брызг, которые тоже превращались в радугу её детства, как одно из лучших воспоминаний.

Мальчишки уважали и даже побаивались Нинку и за косички никто не дёргал. Только один мальчишка осмелился поцеловать её в щёку в школьной раздевалке, но это было потом. Жизнь, как будто изначально готовила её к трудностям. Она лучше всех прыгала, лазила через забор, играла в салки, ныряла и плавала, ловко управлялась с коровами и доила, и ещё с удовольствием рыбачила, и никто не смел, нарушать её охоту. Так говорила она, когда шла на рыбалку. Этому мудрёному занятию научил её отец. Он брал её с собой, выстрогав ей маленькую удочку, сделал снасти, объяснил, как насадить червяка, как подсекать.

Рано утром, когда едва рассветало, она будила отца, и они шли на реку, по траве, ещё мокрой от росы, вдоль извилистых улочек, потом по песчаному берегу, к её заветному любимому мостику. Стрекочут кузнечики, просыпается алая заря, сонно плещутся волны о песчаный берег, над рекой плывёт туман, а на душе у Нинки радуга чувств, от предстоящей удачной рыбалки. Благодать! Недалеко маячил отец, иногда поглядывая на дочку, – не отвлекал.

Отец – это самое доброе и лучшее воспоминание о нём. Но как все деревенские мужики, он пил самогон и бил мать. Пьяный он превращался в неуправляемого монстра, и из доброго, ласкового, щедрого человека превращался в «дебошира». Больше всех доставалось матери. Бил жестоко, не за что, просто от пьяной «дури». На следующий день после запоя, которые продолжались три дня, он не знал, куда себя деть от стыда, свалившегося на него прозрения.

Ему прощали и на работе и дома. Работник он был отменный – столяр-плотник, резчик по дереву. Выпиливал ажурные наличники на окна и двери, изящные балясины на крыльцо, а ради забавы мог сделать бусы из куска дерева, и ни одного стыка и соединения. Ради шутки мог прибить стекло к стене гвоздём. Многие соседи могли похвастаться украшением на своём доме, прорезной резьбой, которую охотно дарил им её отец. А их дом по красоте был один из лучших. Приезжали из местной газеты корреспонденты, чтобы запечатлеть это прекрасное рукотворное творение мастера. Расспрашивали, восхищались, любовались, а отец отмахивался от их назойливых вопросов, но с удовольствием показывал свою мастерскую, инструменты. А потом говорил:

– Вот мой главный инструмент, мои руки! И показывал свои жилистые, натруженные руки.

Но, беда всякого российского мужика в том, что рассчитывались с ним за проделанную работу – самогонкой или водкой. И сгорел Максим Иванович пятидесяти трёх лет отроду, заживо в прямом смысле слова. Когда мама Полина Ивановна спрятала очередную его «зарплату» на сеновале, он полез её искать с керосиновой лампой, которая опрокинулась и солома вспыхнула, как порох. Пламя мгновенно охватило чердак, от невыносимого огня Максим Иванович забился в угол. Искры пламени разлетелись по всему двору. Огонь пожарища перекинулся на дом. Сухая крыша дома мгновенно вспыхнула. Весь дом охватили жадные языки пламени. Разбудил их дежурный – ночной сторож. Были у них на селе такие люди от каждого дома, которые дежурили по очереди по ночам. До утра ходили с колотушкой – это такое нехитрое сооружение, деревянный футляр с шариком внутри. Ночной сторож ходил по посёлку, постукивая колотушкой, и если надо предупредить об опасности. В тот день дежурил Сёмён Ершов, который ходил добросовестно, не торопясь, останавливаясь у каждого дома и постукивая колотушкой: я на службе. Он очень гордился порученной ему работой. Учиться он не любил, больше пропадал с отцом на покосах. Отец трепал его по рыжей голове и говорил:

– «Бестолочь» ты моя, но, работящая.

Вообще разбудил их Семён. Выскочили они на крик, похватали, что успели. Нинка выгнала овец, козу и дико воющего пса Кузьму. Набежали соседи, ломали окна, выкидывали, что смогли.

Утро застало их тоскливо сидящих на пепелище. Нинка сидела на чёрном от копоти стуле и прижимала к груди спасённые учебники и тетради, а мама плакала тихо невдалеке, на остатках спасённой мебели. Нинка смотрела с болью на кучу ещё горячих и тлеющих головешек, которые вспыхивали злыми огоньками утихающего пожара.

Было страшно и одиноко.

– Ох, отец, отец, что же ты натворил, – тоскливо причитала мать, оглядывая то, что осталось от их красавца -дома.

Обгорелый труп Максима Ивановича нашли среди груды сгоревших брёвен. Соседи помогли организовать похороны, на первое время их приютили соседи, а потом от леспромхоза выделили жильё: заброшенный дом, который надо было ещё отремонтировать, обжить. Помаленьку обжились. Опять помогли добрые люди.

– Слава Богу, есть крыша над головой и то хорошо! – гладила по голове дочь Полина Ивановна.

Когда мама была на работе, Нина уходила с удочками на реку, находила тихое местечко под кустами ивы, и под тихий плеск волны размышляла о жизни, которая у ней складывается, и что ждёт её впереди. Злость на отца, (не отсюда ли у неё зародилась неприязнь к мужчинам), который не только унижал мать, но и лишил семью крова. И благодарность людям, которые помогали им после пожара.

Мало-помалу старое забывалось. Теперь они жили в старом, но крепком деревянном двухэтажном доме, в котором жило восемь семей. Поселковое руководство выделило им одну из квартир на втором этаже, так как дом, который им предложили сначала, подлежал сносу. Больше всего Нинке нравился балкончик, маленький, но уютный, где она поставила складной стульчик и, вдыхая дурманящий запах сирени в саду, огороженный палисадом, читала книгу о любви. Сейчас она читала роман Джил Грегори – «В ожидании счастья». Жизнь не щадила Мэгги Клей. Казалось, что её преследует рок – всякий раз, когда рыжеволосая техасская красавица находила, если не счастье, то хотя бы душевный покой, всё рушилось, как карточный домик. Но однажды фортуна улыбнулась ей, она встретила Джейка Рида. Бесстрашный стрелок, мужественный защитник, неотразимый мужчина, верный друг и пылкий возлюбленный. Нина читала и перечитывала заново некоторые страницы романа и забывала обо всём на свете. Ей мечталось, что когда-нибудь к ней приедет рыцарь на белом коне, и увезёт в чудесный розовый край с луговыми цветами и золотыми рыбками в озёрах.

«Мечты, мечты, где ваша сладость», – как сказал поэт.

Однако Нина в жизни была сторонница справедливости. Был такой случай. На первом этаже дома, где раньше был сельсовет, поселили многодетную семью из пяти человек. Мал мало меньше. Старшей девочке тринадцать лет, младшая в люльке с соской. Они по случаю переезда затеяли ремонт. Муж с женой клеили обои, а дети гуляли, лишь малышка с соской при них. Возле окна крутились мальчишки, окно было открыто (дело было летом), они с завистью посматривали на подоконник, на котором красовался жёлто – зелёный арбуз. Надо сказать, что окна первого этажа были очень низко к земле, и взять арбуз, выбрав момент, не составило труда. Что они и сделали. Они, было, пустились наутёк со своей добычей, но тут перед ними, словно из-под земли выросла Нинка.

– А ну, стоять! – скомандовала она. – Сейчас же вы вернёте арбуз на место! Но не через окно, а как положено, через дверь. Вернёте и извинитесь. Это для вас хорошим уроком будет!

Нехотя, но, подчиняясь властному приказу Нины, они вернули арбуз и извинились перед хозяевами.

Таких и подобных историй было много.

После смерти отца мама как-то быстро постарела, и ей скучно было без подворья, а заводить заново не на что. Правда, потом козочка нагулялась и пришла к ним, а овечка пропала. Мама попросила отремонтировать сарайку для неё, соседа, которая находилась через дорогу, рядом с дровяником. Марта с удовольствием обживала новое место и, кажется, была довольна.

Нинка изо всех сил старалась помогать маме, и в школе хорошо училась, чтобы не огорчать мать. Когда она заходила в магазин за хлебом, то с удовольствием разглядывала стеклянные витрины, за которыми лежала халва, шоколадные вафли и карамельки в разноцветных обёртках. Но, денег купить не было. Самым доступным лакомством для них была халва. В день зарплаты мама заходила в магазин и приносила халву, раскрывала упаковку, и запах рассыпчатой ароматной халвы мгновенно наполнял комнату душистым запахом подсолнечного масла и других специй. Потом они пили травяной ароматный чай с кусочками халвы. Было уютно и празднично. Окна открыты нараспашку, щебечут птицы, воркуют голуби с соседской голубятни, цветёт сирень и яблоня так и просится в окно.

Недалеко шикарное озеро, вокруг которого зеленые холмы и кустарники. Всё лето на озере не смолкают детские голоса. А взрослые с мостика стирают и полощут половики. Пока Полина Ивановна полоскала бельё, Нинка купалась, спасаясь от назойливых комаров, мошек и слепней. Купаться она любила и умела. Глубоко ныряя, она плыла под водой с раскрытыми глазами, пытаясь разглядеть подводный мир озера. Потом она выскакивала и падала на горячий песок, и долго-долго лежала на спине, разглядывая бездонное голубое небо, пытаясь представить себя белой птицей, парящей в просторах бескрайнего синего моря. У неё даже временами кружилась голова, как будто она там, среди ватных облаков, а не на земле. Песок обжигал руки, спину. На другом берегу дремал пастух, а коровы, спасаясь от жары и пережевывая сочную траву, заходили в воду и стояли там, наслаждаясь прохладой.

Полина Ивановна издалека любовалась дочкой:

– Какая ты у меня стройная, красивая, гибкая, – обнимала она дочь, присев рядом на песок, – и кому ты достанешься? Не доживу, я до этого дня… не увижу…

– Ну, что ты мамочка, моя любимая, зачем ты об этом, – обняв маму, шептала Нина, – мы будем жить долго – долго… хорошо – хорошо… и ты будешь нянчить внуков и никаких других забот…

– Дай Бог, дай Бог – проговаривала Полина Ивановна, смахнув солёную слезу и обнимая любимую дочь крепко- крепко.

А через месяц её не стало. Просто не проснулась и всё. Ушла тихо, спокойно, без физических мук и страданий, как будто знала, что её дочь сможет постоять за себя и быть счастливой. Никто не знает, когда придёт смерть и человеческое тело останется на земле, а душа улетит на небо.

Так они остались с братиком Артёмкой вдвоём.

Потом Нина поведала Вадиму историю своей любви и о том, как она любит своих маленьких детей.

Воцарилось молчание. Даже было слышно, как капает вода из крана на кухне. А за печкой тренькал сверчок.

Вадим легонько коснулся плеча Нины. Она прижалась к ней щекой и тихонько заплакала. Тело её вздрагивало от каждого всхлипа, слёзы текли по щекам. Она даже не вытирала их.

Вадим легонько, обнял её за плечи, прижал к себе, а потом поцеловал в макушку и сказал:

– Всё будет хорошо!

– У вас родовая программа на бедность и тебе надо изменить отношение к мужчинам. Всё поправимо. Бог не даёт непреодолимых трудностей. Но, для начала мы научимся любить себя. Мы не в силах изменить наше прошлое, но мы в силах изменить отношение к нему, наши мысли о прошлом. – бережно, держа Нинину руку в своей, Вадим пытался донести до сознания девушки что-то важное, что согреет её душу, даст силы жить и любить. Если мы будем думать негативно о жизни, то она такой и будет. Вселенная поддерживает нас, и наша жизнь действительно превратится в кошмар, но так не должно быть.

Нина уже проплакалась, и с благодарностью смотрела и слушала внимательно Вадима. Рука его по-прежнему мягко держала её руку, и у неё не возникало желания освободиться от неё. Наоборот, как будто невидимая связь понимания пролегла между ними и живительная энергия от рук Вадима перетекала в её душу, наполняя её свежестью и радостью.

Она пристально смотрела в глаза Вадима и не увидела там хитрости, лукавого обольстителя женских душ, но мудрого и верного друга, который хочет помочь ей стать счастливой.

Вадим, видя, что расположил девушку к себе, продолжал:

– Даже думая о Боге, мы должны знать, что он за нас, а не против нас. Мы не брошенные на произвол судьбы марионетки.

Вадим внимательно посмотрел на Нину:

– А ты веришь в Бога?

Нина пожала плечами.

– Понятно, – улыбнулся Вадим, но это поправимо. Мы не видим воздух, но задыхаемся, когда нам его не хватает. Бог есть и он везде, и во всём. Можешь воспринимать его, как Вселенский Разум, он невидимая субстанция и в каждом из нас частица его. Мы все объедены Вселенской энергией. Наше вчера – это наше сегодня, а наше сегодня – это наше завтра.

– Как это? – удивилась девушка.

Мысли формируют наше сознание, отношение к миру, к жизни и себе. Мысль наша – это энергия, а куда энергия, туда и кровь. Жизнь, в конечном итоге это то, что мы думаем о ней. Думаем плохо – она плохая, думаем хорошо – она хорошая.

Вадим отпустил руки девушки, прошёлся по комнате. Встал напротив, улыбнулся.

– Ты понимаешь это, Нина? – сделал он ударение на слове «ты понимаешь».

Нина внимательно слушала Вадима, но сказать, что понимает его или нет, она не могла. Слишком было необычно для её понимания, слишком далека она была от его рассуждений, его мировоззрения.