Мишенью может стать каждый

С этими словами Михаил Сергеевич вышел, а Лина в растерянности так и осталась стоять посреди зала.

Через пару минут Михаил Сергеевич вернулся и покачал головой:

– Нет, не было ее, никто ее сегодня здесь не видел. А что стряслось?

– Мила, кажется, пропала, – тихо проговорила Лина, только теперь начиная осознавать весь ужас сложившейся ситуации.

– Как «пропала»? – не понял Михаил Сергеевич.

– Ее похитили, – уверенно проговорила Лина. – И я знаю кто. Нужно звонить в милицию.

Но тут раздался приятный мелодичный перезвон настенных часов. Под музыку, колокольным звоном они начали мерно отстукивать время.

– Я же говорил, что часы бить будут! – восторженно воскликнул юноша.

И тут неожиданно раздался оглушительный хлопок, и всю залу заволокло едким дымом.

Глава 4

Перед отъездом в Москву свой парижский дом и клинику, где лечились в основном арабы, Ахмед оставил на дядю Джамила. Того самого, с появлением которого жизнь усыновленного еще в младенчестве семьей русских эмигрантов Дашковых арабского юноши Ахмеда круто изменилась. Дядя Джамил, как и Ахмед, имел медицинское образование, и проконтролировать работу врачей для него не составляло труда. Джамил, отлично разбираясь в людях, был уверен, что руководителю или тому, кто его замещает, достаточно делать серьезное лицо и время от времени указывать на недостатки. Любые работники, а врачи в особенности, в таком случае начинают так активно контролировать самих себя и друг друга, что руководитель может отдыхать. Правда, в рассчитанной на мусульман клинике Ахмеда была одна особенность – она делилась на две половины и даже имела два входа. Мужчин принимали врачи исключительно мужского пола, а женщин – женского. И чтобы проконтролировать то, что происходит на женской половине, как предупредил Ахмед, нужно обращаться к доктору Мариам, миловидной, еще молодой женщине, в свое время с отличием окончившей Московский медицинский институт. Она была настоящим профессионалом, ей можно было доверять. За свою клинику Ахмед мог не волноваться.

А вот ему самому, как он понял со слов дяди, предстояло выполнить в Москве достаточно ответственную миссию.

После того как дядя Джамил по кличке Меченый стал ключевой фигурой в одной опасной исламистской группировке, его тут же взяли под особый контроль все спецслужбы мира. И «путешествовать», наблюдая за проведением в разных странах секретных операций и терактов, пришлось Ахмеду. Его, правда, тоже очень скоро вычислили. Но Ахмед, будучи талантливым практикующим врачом, умел шифроваться лучше Джамила. В Москве у Ахмеда были и свои планы. И, понимая, что за ним будут следить, он решил своими делами заниматься параллельно с делами Джамила. Хотя в этот раз дядя его ни о чем особенном-то и не попросил. Он хотел, чтобы Ахмед оценил возможность проведения терактов в центре Москвы. При этом он не уточнял, когда и где планируется их проводить. Главное, чтобы Ахмед свежим взглядом оценил, какие объекты наиболее сильно охраняются, то есть в принципе недоступны для бойцов, а какие находятся под меньшим контролем.

Ахмед, которому его приемная мать сумела передать трепетное отношение к русской культуре, решил, что в этот раз забракует все амбициозные планы возглавляемой Джамилом террористической организации. В память о своей приемной матери и ее родителях, которые отдали ему столько тепла, любви, сбережения и всю недвижимость, он считал обязанным отвести беду от русских. Поэтому все возможные места проведения терактов он решил даже не посещать. Доводов, почему именно сейчас целесообразнее перевести свое внимание из России, Москвы в другие части света, у него хватало. Он еще в самолете придумал, что напишет дяде из Москвы. Для Ахмеда было важно совсем другое.

В Подмосковье ему нужно было во что было ни стало отыскать могилу приемной матери – Екатерины Дашковой и по возможности договориться с кем-то из местных, чтобы они согласились ухаживать за могилой. Об этом дядя Джамил не знал, как не знал он и о том, что после смерти своей приемной матери Ахмед не выбросил, не продал, не уничтожил ни одной иконы, которых в доме было немало. Его усыновители, люди глубоко верующие, проявив такт, не стали принуждать Ахмеда принимать христианство. Даже став после появления в его жизни дяди Джамила глубоко верующим человеком, мусульманином, а можно сказать, исламистом, Ахмед не испытывал к христианству неприязни и тем более ненависти.

А все иконы Дашковых, которые после смерти приемной матери стали частыми гостями в его доме, ?XM?A перенес и развесил в бывшей спальне Дашковой. Он всегда держал ту комнату запертой. Туда, кроме него, заходила только его помощница по хозяйству Глаша, сама русская, очень аккуратная и глубоко верующая девушка. Но Глаша умела держать язык за зубами.

Пользуясь частыми, иногда довольно длительными отъездами Ахмеда, дядя Джамил, который еще не успел приобрести в Париже собственное жилье и жил на съемных квартирах, любил оставаться в бывшем доме Дашковых за хозяина. Он оборудовал там себе кабинет-спальню. Дядя Джамил был бы, наверное, не против переселиться к Ахмеду насовсем, но в целях конспирации удобнее было снимать отдельную квартиру. Ведь квартиру можно поменять. А новый дом так скоро не подберешь.

В этот раз Джамил после отъезда Ахмеда сразу переехал в его дом, расположенный неподалеку от клиники, за которой ему тоже предстояло присматривать.

Посещение клиники Джамил оставил на завтра. А в первый вечер он решил просто расслабиться и отдохнуть. Ахмед даже не подозревал, что его миссия – это всего лишь миссия прикрытия. Его приезд в Москву несомненно привлечет внимание всех спецслужб. И Интерпол, и ФСБ будут следить за каждым его шагом. А в это время совсем другие люди будут методично готовить то, что запланировано.

Связь с этими людьми осуществлялась через Интернет по очень сложной секретной цепочке. Сообщения, которые высылались, были понятны только посвященным.

Джамил был среди тех, кто контролировал проведение операции в Москве. Но и он не знал, где сейчас находятся исполнители. Однако дисциплина в их организации была настолько строгой, что сомневаться в том, что каждый точно выполнит возложенную на него миссию, не приходилось.

Сидя в уютном, обставленном по своему вкусу кабинете и вглядываясь в экран ноутбука, Джамил чувствовал себя звеном бесконечной, опутавшей весь мир цепи, которая не может быть разорвана ни при каких условиях. Звенья, выпадающие из игры по объективным причинам, сейчас же заменялись новыми. И Джамилу было приятно осознавать, что он принадлежит к тем, кого в ближайшее время заменять не будут. В Париже он был в безопасности. Он был нужен своим, как человек, умеющий организовывать самые сложные и почти невыполнимые операции, и он нужен был тем, кто хотел выследить и раскрыть их организацию. Интерпол воспринимал его как идеальную приманку, очевидно еще не раскусив, что уже не только он, но и его племянник Ахмед давно вышли из игры, точнее, находятся над игрой, диктуя правила и контролируя их исполнение. Среди игроков, которые были обязаны беспрекословно исполнять все указания, были не только мужчины, но и женщины. Именно это притупляло бдительность, а часто и обезоруживало потенциальных врагов исламистов. Восточные женщины до сих пор оставались загадкой и для Интерпола, и для ФСБ, да и для самих мужчин-исламистов.

Отправив несколько важных сообщений по Интернету, Джамил неожиданно обнаружил в своем почтовом ящике послание от недавно появившейся у него на горизонте Лейлы: «Прилетаю 7 ноября в 6 утра. Твоя Лейла».

Лейла – молодая длиннокосая красавица с влажными, похожими на спелые маслины глазами – тоже была по образованию медиком. Она умела ухаживать за больными и делать уколы. Но лучше всего, как успел однажды убедиться Джамил, у нее получался расслабляющий массаж. Ее мягкие проворные руки способны были дать ощущение счастья. Джамил познакомился с ней в Стамбуле, где она работала в одной из клиник и наверняка тоже была связана с их организацией.

Тогда, в Стамбуле, придя к Лейле на массаж, он передал ей флэшку. Лейла же, узнав, откуда он прилетел, призналась, что давно мечтала посмотреть Париж. И вот она прилетает. И возможно, захочет остановиться не в отеле, а в его доме, точнее, в доме Ахмеда. Во всяком случае, он просто обязан предложить ей такой вариант.

Джамил понимал, что в одной спальне с ним Лейла спать не станет. И нужно было приготовить ей отдельную комнату. А для этого обойти весь дом.

Дом был построен давно, но в начале двадцатого века, а потом уже в восьмидесятые годы модернизирован. На первом этаже, кроме светлого просторного холла, находилась кухня, комната для гостей, ванная и туалетная комнаты. Но Джамил знал точно, что Лейла, напуганная излишней активностью турецких ловеласов, на первом этаже жить побоится. На втором этаже, куда вела застланная ковровой дорожкой мраморная лестница, были расположены еще две ванные и туалетные комнаты, библиотека, кабинет и спальня Ахмеда, куда пускать Лейлу было неудобно, спальня-кабинет Джамила, просторная гостиная и еще одна, почему-то запертая комната, о которой Ахмед никогда ничего не говорил Джамилу. А сам Джамил любопытством не отличался. Но теперь, осмотревшись, Джамил понял, что удобнее всего Лейле будет остановиться именно в этой верхней комнате, рядом с его кабинетом. Но, чтобы отпереть двери, нужно было найти ключ. Поскольку домработница Глаша, помогавшая Ахмеду, а теперь ему по хозяйству, уже ушла, а на завтра откладывать то, что легко можно сделать сегодня, Джамил не привык, он отыскал в ящике стоящего в холле пузатого комода связку ключей и методично, один за одним, начал подбирать ключ к дверям единственной запертой комнаты.

Наконец замок со скрипом поддался и, как только дверь приоткрылась, на Джамила дохнуло каким-то непривычным, музейным запахом. То, что он испытал, когда открыл двери и зажег свет, можно было назвать состоянием шока. Хотя, возможно, это было нечто большее, чем шок.

Комната с плотно зашторенными окнами, очевидно, раньше была спальней хозяйки. Широкая кровать, шкаф-гардероб, пузатый комод с резными ножками в пару к тому, что стоял внизу в холле, небольшой письменный столик с удобным креслом у окна. Однако теперь эта комната больше напоминала музей или выставку. На стенах в несколько рядов висели иконы. Иконы стояли и на комоде и лежали на столе. Джамил от неожиданности даже зажмурился, абсолютно не зная, что ему делать.

Первой его реакцией было тут же позвонить Ахмеду и отчитать его так, чтобы запомнил на всю жизнь. Ведь если бы не он, а кто-то из руководителей организации узнал, что в доме Ахмеда хранятся христианские, православные иконы, его могли попросту уничтожить. Однако, подумав, Джамил, наоборот, решил ничего не говорить Ахмеду и до его приезда уничтожить святые знаки чужой веры. Но он понимал, что это означало ссору, а может, и разрыв с Ахмедом, который относился к воспитавшей его женщине, а значит, и ко всему, что с ней было связано, с особым трепетом. И тут у Джамила родился гениальный план. Он решил завтра же, не дожидаясь Ахмеда, продать все иконы какому-нибудь собирателю или в музей. А вырученные деньги перечислить на счет их организации. Ахмеду можно будет сказать, что иконы украли злоумышленники. Джамил, сам не зная почему, не хотел, чтобы прислуга видела, что он заинтересовался иконами. Поэтому сам начал снимать со стен и переносить их в свой кабинет. Утром Глаше останется только убрать комнату и подготовить ее к приезду Лейлы.

Когда последняя икона была снята со стены и вынесена в кабинет, Джамил вымыл с мылом руки и хотел уже, выключив свет, идти в свою комнату укладываться спать. Но, подойдя к комоду, он ради интереса вытянул верхний ящик и с удивлением увидел, что там находится не постельное белье, а папки с какими-то бумагами. На одной из них по-французски было написано «Ле Корбюзье». Будучи человеком образованным, Джамил знал, что Ле Корбюзье – один из основоположников современной архитектуры. Вытянув папку, он положил ее на комод и развязал шнурочки. Наверху лежал нарисованный от руки пожелтевший план, на котором карандашом по-французски были сделаны какие-то пометки.

Джамил развернул план и присмотрелся. Карандашом были нарисованы Кремлевская стена с башнями и кремлевские храмы. Джамил сразу узнал их, потому что уже несколько месяцев подробно изучал, измерял и вымерял именно Красную площадь и Кремль. Когда ему пришло распоряжение спланировать теракт в сердце Москвы, Джамил воспринял это как проверку или глупый розыгрыш. Но, изучив место возможного проведения теракта, он понял, что удобнее всего совершать его внаглую там, где из-за повышенной охраны никто этого теракта никак не ожидает.

Красная площадь с постоянной сменой караула, особо охраняемой территорией Кремля была идеальным местом. Единственной проблемой оставалось пройти туда незамеченным. И пронести взрывчатку. Но со временем появилось сразу несколько вариантов осуществления. В игру готовы были вступить шахидки-смертницы.

Случайно обнаруженная карта притягивала Джамила как магнит.

Удивление вызывало то, что поверх сделанного карандашом реального плана Красной площади Ле Корбюзье черной тушью набросал какой-то совсем другой план, со стоящими на месте храмов зданиями из стекла и бетона, ровными дорожками и выстроившимися вдоль их деревьями. Это была какая-то совсем другая, незнакомая Красная площадь. Джамил присмотрелся и заметил внизу дату – 1924 год.

– Странно, – проговорил он вслух и, еще раз присматриваясь и распутывая проведенные карандашом и тушью линии, понял, что первые обозначают объекты, которые в двадцатые годы реально находились в районе Красной площади, а тушью маэстро начертил какой-то свой собственный, так и не осуществленный новый план центральной московской площади, где не оставалось места храмам и старым постройкам.

Но самым удивительным было то, что словно существующий в реальности был обозначен подземный ход, который вел из одного из углов карты к храму Василия Блаженного. По предложению Джамила именно этот храм был выбран в качестве главного объекта планируемого теракта в Москве.

Джамил долго всматривался в план: рукой архитектора в самом его начале было ясно написано «подземный ход». Джамил сам не верил своей удаче. Ведь сколько раз, разрабатывая план, он думал о том, что хорошо бы в этот раз не подставлять людей, и упирался в одно и то же: «Вот бы был подземный ход!» Теперь его мечта, считай, сбылась. К храму Василия Блаженного действительно вел подземный ход, который, есть надежда, сохранился до нашего времени. И если сейчас передать эту карту тем, кто занимается подготовкой теракта, они на месте быстро сориентируются.

На какое-то время Джамил даже забыл о приезде Лейлы. Главным для него стало передать карту в Москву. Сначала Джамил решил сделать это через Ахмеда. Но Ахмеда несомненно пасут, и пасут очень тщательно. Так что карта, прежде чем попасть к нужным людям, может оказаться в ФСБ или в Интерполе. Поэтому придется искать другие пути передачи информации.

Скопировав нужный участок карты на компьютер, Джамил положил план на место. А затем, вернувшись в свой временный кабинет, перекачал нужную информацию на флэшку и, рассматривая скопированную карту на экране монитора, снова и снова начал прорабатывать новые, легко осуществимые варианты использования подземного хода. Уже под утро он начал излагать этот план в письменном виде, точнее, в виде шифровки, основой которой был Коран. Цифры, в которые выстраивался текст, были цифрами страниц и порядковым номером букв, из которых составлялись нужные слова. Если бы даже спецслужбы догадались, что текст шифруется по изданию Корана, им нелегко было бы понять, что Джамил нумерует страницы не с начала, а с конца книги.

Закончив шифровать, Джамил записал свой зашифрованный план на ту же флэшку, где уже был план Красной площади с подземным ходом.

Не дожидаясь Глаши, Джамил написал для нее записку с просьбой подготовить комнату для Лейлы, взял флэшку и собрался в аэропорт.

Прилет Лейлы был для Джамила делом настолько личным, можно даже считать, интимным, что он, не вызывая шофера, помчался в аэропорт.

Лейла вышла ему навстречу в легком, струящемся светло-лиловом плаще и накинутой на голову шали. Это была не девушка – свежее дуновение ветра. Ее ясная улыбка обезоруживала и завораживала. И Джамил, который на всякий случай взял флэшку с необходимой информацией с собой в аэропорт и даже имел дерзкий план уговорить Лейлу отправиться в Москву немедленно, с самолета на самолет, увидев ее, живую, трепетную, влекущую, не устоял и решил, что хотя бы на сутки продлит ее пребывание в Париже. Варианты теракта разрабатываются и без его участия. И пусть разрабатываются. А план с подземным ходом, если даже его не успеют осуществить в этот раз, настолько хорош, что еще пригодится.

– Лейла! – воскликнул Джамил, буквально бросаясь ей навстречу. – Как я по тебе скучал!

– Ну что вы, Джамил, – еще шире улыбнулась Лейла, обнажая ровные жемчужные свои зубы. – Вы такой занятой человек. А я всего лишь слабая женщина.

– Вы из тех слабых женщин, которые, обезоруживая мужчину, способны сделать из него героя. – улыбнулся ей в ответ Джамил.

– Ну, если так, то я спешу выполнить свою миссию, – кивнула Лейла.

Уже погрузив вещи в багажник, усаживаясь за руль и вдыхая пьянящий аромат ее духов, Джамил понял, что не сможет отпустить ее ни завтра, ни послезавтра, никогда.

Лейле, которая умело пользовалась своим магическим воздействием на мужчин, было лестно почувствовать, что и этот немолодой черноволосый и черноусый, подтянутый и наверняка жесткий мужчина делается рядом с ней мягким и податливым.