Дети отцов

– Оказалось, что папа создавал бизнес, оформив его на своего отца. Папа занимал такую должность в таком ведомстве, что не мог сам владеть им. Когда дед умер, папа оформил бизнес на себя: к тому моменту он уже ушел в отставку и мог владеть бизнесом. Его братья все знали – что их отец лишь номинально являлся владельцем компании «Никея» – и к нотариусу они даже и не приходили. Папа оформил все на себя как единственный наследник.

Ласкарина перевела дух. Синегоровы видели, что в ней закипает гнев, но она делает все, чтобы не дать этому пару выплеснуться.

– И вот сейчас, когда папа умер, мои дяди заявили, что после смерти деда они будто бы фактически приняли его наследство, поэтому компания должна делиться на шесть частей – и каждый из них требует себе по одной шестой доле.

Виктор спросил:

– То есть при жизни вашего папы его братья ни на что не претендовали?

– Нет, они утверждают, что узнали о нарушении своих прав лишь после смерти моего папы, когда выяснилось, что вся компания принадлежит ему. Но они все знали с самого начала!

Пар возмущения бунтом дядей, который Ирина Федоровна тщательно старалась сдержать в себе, с этой последней фразой все-таки прорвался вовне. Синегоровы отнеслись к этому с полным пониманием. Владимир, будучи криминалистом, довольно равнодушно слушал повествование, а вот Виктор как цивилист слушал внимательно, стараясь отстраниться от эмоций.

Он спросил:

– То есть после смерти вашего деда ваши дяди совсем ни на что не претендовали?

– Нет. Все знали – и молчали. Папа их вот где всех держал!

Ласкарина подняла жестко сжатый кулак.

– Они все зависели от папы: они работали у него на хороших позициях, получали большие зарплаты. Те, кто поспособнее, как раз дядя Леша и дядя Ваня, работали директорами, он поручал им вести отдельные проекты. Остальные просто являлись членами правления без конкретных должностей, жили спокойно и богато. Управлял всем папа. Он был сильный и волевой, когда нужно – жесткий, когда нужно – понимающий. Он и меня такой научил быть, чтобы передать мне управление бизнесом. Дяди это знали, и всех их все устраивало. Что с ними случилось – не знаю.

– А до подачи иска они к вам не обращались, не беседовали с вами, не просили ничего?

– Нет! Вообще ничего.

Ласкарина уже успокоилась. Как женщина эмоциональная, но волевая – настоящая бизнесвумен – она явно считала себя обязанной быть сдержанной. Создавалось впечатление, что она искренне недоумевает, что случилось с ее дядями, почему они начали войну с нею.

Виктор уже успел прочитать исковое заявление ее дядей – и удивился:

– Здесь говорится о каких-то совершенно простых вещах вашего деда, которые ваши дяди будто бы забрали после его смерти. Вы знаете что-то об этих вещах?

– Да нет, ничего не знаю об этих вещах, – сказала Ласкарина, взяв еще раз иск и посмотрев его.

– Понятно.

– Поможете?

– Конечно, поможем! – уверенно ответил Виктор, а Владимир уверенно кивнул.

После начала совместной работы братья Синегоровы стали иногда по возможности, когда они оба в середине дня находились в офисе и имели свободное время, вместе обедать в каком-нибудь ресторане, находящемся неподалеку от офиса их адвокатского бюро. По настоянию Виктора чаще всего они ходили туда пешком. Обсуждали они и личные дела, и рабочие. Если между ними возникал какой-то спор, но его обсуждение и разрешение можно было отложить – они откладывали его как раз до ближайшего совместного обеда. Братья все-таки оставались совершенно различными, во многих случаях по-разному смотря на возникавшие ситуации, поэтому споры были неизбежны. Руководителям всегда ценна возможность поговорить приватно, конфиденциально. В своих сотрудниках Синегоровы не сомневались, но все равно о многом сотрудникам лучше не знать, особенно – о спорах между руководителями.

Заодно они и прогуливались. Как настоящие коренные москвичи, родившиеся и выросшие в столице, братья Синегоровы любили свой город, но как-то ненавязчиво, отстраненно и незаметно, мимоходом, и они не ценили его, а подчас даже и не замечали его. Они лучше знали площади, улицы и проспекты, по которым ездили, чем музеи, памятники и парки, в которые можно было бы ходить. Да и времени не хватало для неделовых поездок по родному городу – а уж тем паче для прогулок по нему. А так хоть ради обеда они могли прогуляться.

На следующий день как раз выдалась такая возможность, и они пошли в ресторан обедать.

– Давай по делу Ласкариной поговорим, – предложил Виктор, когда они сделали заказ.

– Давай, – нехотя согласился Владимир.

– Да ладно тебе, я возьму ведение этого дела на себя, с тобой только советоваться буду, – посмеиваясь, сказал Виктор.

– Да ладно, ладно, надо работать, – так же нехотя, как и полминуты назад, отделался репликой Владимир.

– Что же сподвигло дядей пойти против племянницы? – стал размышлять Виктор. – Понятно, что ее отец держал своих братьев под жестким контролем. Но почему они сейчас взбунтовались? Ждали его смерти? Ну так они могли и не дождаться – могли не пережить его, умереть раньше него. И главное, все пятеро разом в суд пошли: и активные, и бездеятельные… С чего вдруг?

Официант принес салаты.

– Хочешь, я наведу справки – попробую узнать, кто стоит за ними? – предложил Владимир.

Неясность с мотивами выступления истцов даже для него сделала интересным ведение этого гражданского дела. Поиск неизвестной информации всегда невыразимо сильно вдохновлял его. Именно он смог найти завещание Тамары Бобровой, составленное в нотариальной конторе в одном из городков Ярославской области, что сильно удивило и его брата, и всех дочерей Тамары Антоновны (которые от души благодарили его за обнаружение завещания их мамы и с радостью помирились) – хотя нотариус, открывший наследственное дело, не смог его обнаружить. Владимир потом рассказал брату алгоритм своих предположений, путем которых он вышел прицельно на ту сельскую нотариальную контору, и Виктор цепочкой этих предположений искренне восхитился даже еще больше, чем самим фактом обнаружения завещания.

– Давай! – поддержал эту идею младший брат. – Я сообщу тебе фамилию адвоката, подписавшего иск братьев Ласкариных – может быть, это поможет.

Официант принес супы.

– Спасибо, – поблагодарил его Виктор.

– Слушай, а ты когда будешь связываться с Василием Синегоровым? – спросил Владимир.

С того момента, когда Виктор получил подписанный В.В. Синегоровым иск, и оказалось, что это не Владимир Всеволодович Синегоров, а некий Василий Всеволодович Синегоров, оба брата озадачились скрываемыми, но все же очевидными переживаниями. Брат он им – или не брат? родной он им человек – или не родной? И если брат – то как общаться с ним? Отец ушел из их семьи еще в их детстве, на грани подросткового возраста, они слышали, что вроде бы он вновь женился, но точно о его семейной жизни ничего не знали. Мама абсолютно никак не препятствовала им встречаться и общаться с отцом, но он особо и не стремился к встречам с ними, а когда они изредка виделись, разговор склеивался с трудом. Отец только хотел, чтобы оба сына стали адвокатами.

И вот – еще один Синегоров. Кто он?

Даже Владимир, вообще-то мало склонный (или даже совсем не склонный) к рефлексированию, тут погрузился в размышления; он явно неуютно чувствовал себя в этих размышлениях, но они оказались значимыми для него.

Но в этот момент он, чтобы скрыть свое смущение, уже со смехом спародировал Императора из мультфильма «Три богатыря» в великолепном исполнении Олега Табакова:

– Здравствуй, брат наш названный!

– Тебе бы только шутки шутить! – осерчал Виктор, явно выдавая свое внутреннее беспокойство. – А мне с ним дело вести.

Но все же улыбнулся – так как Володя слова Императора произнес очень похоже.

– Ну и что?

Официант принес горячее.

– Спасибо, – поблагодарил его Виктор, и продолжил мысль, – Ну как что? Как с братом судиться?

– Ты же не по личному делу с ним судишься, – резонно парировал Владимир. – И потом, ты – знаменитый Виктор Синегоров, а он – начинающий Василий Синегоров. Это он должен трепетать в ожидании встречи с тобой.

– Ну не знаю.

– Да ты созвонись с ним! – горячо увещевал старший брат младшего.

Младший молчал.