Адвокаты. Братство вражды

– Когда и какие суммы Рогаткин готов выплачивать моему доверителю? – сухо спросил Владимир. – Мне нужно все передать моему доверителю.

– Ну, вот предлагаемый нашей стороной график выплат, – сказал Красов и передал Владимиру лист с таблицей.

Пока Владимир всматривался и вчитывался в эти цифры, Красов подвинулся к нему ближе и сказал приглушенно:

– Владимир Всеволодович, а можно обсудить еще один вариант: Рогаткин заплатит вам пятнадцать миллионов, чтобы дело Чернокомова вы вели не так активно.

Владимир, услышав это, молча поднял голову от листа бумаги в сторону Красова, секунд десять молча смотрел на него, а потом не сказал и даже не заорал – а зарычал:

– Вон отсюда!!!!

И поскольку одновременно с этим Владимир стал вставать из-за стола, мощно возвышаясь над Красовым, тот как-то сжался от настоящего страха – настолько грозен был вид Владимира.

– Пошел вон отсюда, гнида!!!! – орал Синегоров.

Вот реально казалось, что он сейчас просто врежет своим кулачищем по скуле Красова – настолько он был разъярен предложением подкупа, сделанным тем.

Красов стал спешно собираться и встал со стула, чуть было не упав с него, споткнувшись о его ножку.

Владимир продолжал рычать:

– Вон отсюда, *****, *******!!!! Никто, *****, никогда не смел подкупать адвоката Синегорова! Мразь! ****** отсюда! Пошел, *****, ** ***, вон отсюда! А то въ*** тебе, *****, ** *****, ** ***!

Владимир не мог сдерживаться – не все слова были цензурными.

Красов стремительно подхватил все свои вещи и выбежал из переговорной.

Владимир уселся на стул, тяжело дыша от возмущения. Понятно, что он не стал преследовать Красова, хотя ему и очень хотелось врезать ему по его наглой подкупательной роже.

Ему потребовалось минут десять, чтобы успокоиться: настолько он был возмущен, буквально взбешен тем, что его пытались подкупить, чтобы он плохо оказывал помощь. Сейчас он вообще удивлялся, как смог сдержаться и не врезать этому мерзавцу Красову. Но хорошо, что сдержался: было бы очень обидно потом пострадать из-за этого подонка.

Он пошел из переговорной в свой кабинет (все сотрудники, не зная подробностей, но хорошо зная характер своего шефа, предпочитали вжиматься в стенки или вообще скрыться от его взгляда), там достал бутылку виски, налил стакан и залпом выпил. Потом еще раз налил и еще раз выпил – тоже залпом, чтобы окончательно успокоиться. Тянуть виски в таком состоянии он не мог. Если нужно будет делать поездки, он решил поехать с водителем.

Позднее, когда он вышел из кабинета, сотрудники рассказали ему, как они услышали его рык, а после этого из переговорной прямо-таки вылетел посетитель. Они, зная характер шефа, даже подумали, что Владимир придал ему ускорение ударом по заду: настолько быстро и коряво, спотыкаясь, он бежал.

Виктор позвонил Яну Всеокскому, представился, сказал, что представляет интересы Татьяны Тулуповой, и предложил встретиться. Встречу в адвокатском офисе тот мягко, но все-таки отклонил и предложил встретиться в небольшом ресторане в центре Москвы.

По пути от машины до ресторана Виктор размышлял, как построить беседу по такому деликатному делу.

Казалось бы – сошлись мужчина и женщина, сблизились, она забеременела, решила сохранить ребенка. От мужчины будущая мать ничего не требовала: ни жениться на ней сейчас, ни платить алименты в будущем. Почему же Всеокский так грязно поступает в отношении нее? Или он чего-то опасается с ее стороны? Адвокатский и житейский опыт Синегорова подсказывал ему, что от такой женщины, как Татьяна Тулупова, не стоит опасаться каких бы то ни было подлостей. Тогда чего хочет Всеокский? Если бы он хотел признать сына, то вопрос о фамилии можно было бы поставить позднее. Да и по-другому можно и нужно было ставить вопрос о присвоении сыну его фамилии: мирно, договариваясь, предлагая – а не идя в суд с иском так, чтобы женщина узнала о судебном процессе из судебной повестки.

Мамаша его, что ли, накрутила? Наверняка: единственный сын у матери, находящейся в разводе уже десятилетия три – не меньше. Она всю жизнь на него положила, а он, мол, так вот и так.

А он, наверное, вырвался ненадолго из-под пристально-опекающего крыла мамочки, да на радостях и расслабился.

Судя по всему, Всеокский и его мать могли оказаться людьми по-своему порядочными – но такой порядочностью, которая ни с чем и ни с кем не считается.

Ну, посмотрим сейчас.

Когда он приехал и подошел к столику и поздоровался с собеседником, у Яна уже был и заказан, и даже оплачен его кофе.

Выглядел он очень опрятно, с аккуратной ровной прической, одет был модно: неброско, но стильно и явно дорого. Помимо врожденной точности, пунктуальности и взвешенности слов и действий в нем чувствовалась какая-то уверенность победителя, привыкшего, что все происходит так, как ему надо. Еще было видно, что он не готов считаться с кем-либо, кроме себя самого. Но в то же время в нем чувствовалась какая-то несамостоятельная основа, как будто бы при всей своей внешней уверенности он был внутренне зависим от кого-то, вынужден учитывать чье-то мнение. Теперь, увидев Всеокского, Виктор уверенно предположил, что этот кто-то – действительно мама Яна. Если это так, если это предположение верно, Виктор был убежден, что мама держит Яна крепко. Но, по наблюдениям Синегорова, такие сыновья и не сопротивлялись зависимости от мам, тем более мамы всегда говорили им, что они – самые лучшие: самые умные, самые красивые, самые сильные, самые способные. Из-за подобной психологической установки такие сыновья нередко многого добиваются в жизни, но зачастую остаются одинокими, потому что любящие мамы растят из них эгоистов (а то и вообще растят их для того, чтобы эти любящие сыновья были только с ними – любящими их мамочками).

Виктор поздоровался, предъявил свое адвокатское удостоверение и доверенность от Татьяны, тоже заказал кофе и сразу перешел к беседе:

– Ян, моя доверительница уполномочила меня узнать, зачем вы подали этот иск? Чего вы хотите добиться?

– Того, что указано в иске – установления моего отцовства и изменения мальчику фамилии на мою, чтобы он был Михаил Янович Всеокский.

– Но вы настаиваете на экспертизе! Вы же знаете, что это ваш ребенок!

– Ну, да, – немного смутился Ян, но в целом он по-прежнему держался довольно уверенно. – Но я все-таки хотел бы убедиться.

– Ну почему?

– Ну, знаете, я работаю в сфере точных услуг – в банке – и поэтому привык все проверять и перепроверять.

– То есть словам Татьяны Борисовны, жившей с вами все предыдущие до беременности месяцы, вы не доверяете?

– Ну… нет. Нужно документальное подтверждение.

– Понятно, – сказал Виктор, – с этим понятно. Но почему для вас так важна фамилия?

– Ну, Вы же знаете, наша национальная традиция – фамилия по имени отца. Если окажется, что это мой сын, то он может стать продолжателем нашего рода, Всеокских.

Виктор не мог не отметить, что Ян Всеокский даже в случае подтверждения родства сына с ним не утверждает, что этот мальчик станет продолжателем их рода. Он аккуратно сказал, что он может стать