Оправа для бездны

К тому времени Багди вовсе от молодых отстал, да и что с него было брать: он и сам толком ничего не умел. Да и деревне пользы от охоты больше было, чем от деревянного стука на поляне да синяков и ушибов у собственных сыновей. К тому же и молодые не особо рвались кости ломать да сухожилия рвать: они уже к тому времени тайком вытаскивали отцовские или дедовские мечи, мерились длиной и остротой клинков и мечтали о посвящении в воины да о победах над врагами, кои должны были происходить быстро и без сильного вреда для их здоровья. В этих заботах у них и времени на насмешки над ненормальным «зверенышем» вовсе не осталось. Тут и привел одноглазый к Марику однорукого корепта из соседней деревни, который то ли заинтересовался чудаком, что лопату вместо наконечника на древко насаживал, то ли прибытка для семьи своей, в сеторских лесах обретенной, искал. И то дело: одноглазый-то за годы обучения не меньше трех оленей общим весом поимел с Марика, с полбочонка меду да фазаньих яиц за тысячу. Уж как его глаз-то недостающий добычу и умение ни половинил, и то одноглазый в прибытке от ученика оставался, так что однорукому был прямой резон прибыток урвать.

Свардом корепта звали. С хмыканьем он смотрел, как Марик крутит и тычет своим «веслом», потом взял в левую руку палку и встал напротив молодого баль. Встал и так и не сдвинулся с места: если только шаг ногой в сторону сделал, но и этого хватило, чтобы и весло железное остановить, и синяков на бедрах да боках у зазнавшегося «мастера бальской глевии» наставить. Так и появился у Марика новый учитель, а значит, и новые подопечные, в числе которых оказалась молчаливая улыбчивая балька с двумя старшими детишками и двумя мелкими, уже от Сварда прижитыми. Новый наставник хоть и случился одноруким, как Багди, но калекой был на правую сторону и отличался от ветерана всем – начиная с того, что предстал, несмотря на увечье, веселым и молодым. Ох, нелегко было его выкрутасы мечом левой рукой Марику на правую перенимать, а потом и левую в том же порядке разрабатывать! Опять же, и Сварду с одной рукой попотеть выпало, когда Марик в ответ учил его ставить силки и ловушки, плести верши для рыбы, разыскивать подлиственные грибы да медовые корни, воровать соты у диких пчел и ореховые запасы у лесной мелочи.

По весне же Марик помог Сварду вскопать кусок земли за его хижиной, и тот посадил семена желтой репы. Вот тут как раз два прибытка вышло – и репа, которая свардовское семейство в достаток вывела, и кабаны, которые к огородику как к солончаку шли. Тогда Марик себе новые сапоги справил. Свард хотел ему и сыромятный доспех сладить, да до посвящения в воины не успел. Зато успел обучить парня не только, как говорил сам, очень неплохому владению мечом, но и всякого другого умения в парня добавил, для чего обошел всех пришлых да и бальских ветеранов и из каждого по совету, а то и по учению в день-два за десяток семян репы вытребовал. Что уж говорить: Свард парня и по-корептски болтать приучил. Один он и провожал Марика в путь. Вот только меча он не смог дать ученику-приятелю своему: у самого меча не было – только умение да зимние боли в потерянной на войне с хеннами руке.

– А лодка где? – раздался насмешливый голос.

– Утонула, – ответил спокойно Марик и, опустив копье, присел на траву.

Знала бы девчонка, сколько раз он слышал шутку насчет железного весла, – придумала бы чего лучше. Пот катился с Марика градом, заливал глаза, но он только смахнул капли со лба и приятно удивился, что не почувствовал боли в заживающей руке. Кессаа стояла напротив, словно хотела что-то сказать, но замерла на полуслове. Серое домотканое платье прилипло к ее телу, и Марик разглядел и то, чего увидеть не думал: и девичьи грудь и талию, и крепкие плечи и бедра, скорее бы подошедшие молодой бальской матери, жизнь в которой бурлит родником, а время не успело еще растереть ее молодость между каменными ладонями. Вот только глаза у Кессаа были немолодыми. Именно немолодыми: словно передавались они с лица на лицо, и каждый предыдущий хозяин ничего, кроме горя и боли, этими глазами не высматривал.

– Я тебя не вижу, – сказала Кессаа негромко, и голос ее был таким усталым, что Марик почти разуверился, что именно она танцевала на мелководье.

– Ослепла? – не понял Марик.

– Нет… пока. – Она прищурилась и покачала головой. – Должна видеть, а не вижу. Должна чувствовать, а не чувствую. У тебя есть амулеты? Впрочем, я и представить такого амулета не могу.

– Нет у меня ничего. – Марик выдохнул, успокаиваясь. – «Весло» от кузнеца-неумехи, да и то после юррга едва держится, конец ему пришел. Рубаха и порты от Оры. Сапоги от деревенского скорняка. Колпак от опекуна моего, но магии в нем нет, точно говорю.

– В оружие против юррга нужно или магию, или нитку серебряную вплетать… – Она все еще жмурилась. – Ты и магию видишь? Да, видишь. Насьта сказал. И про мой отворот, и про реминьскую выморочь вокруг долины. Видишь, но сам не плетешь. Отчего же я тебя не вижу, а ну-ка…

Она шагнула вперед, опустилась на колени рядом и, пока Марик млел от смешанного с запахом реки запаха женского тела, прижалась щекой к его щеке, зачем-то лизнула его в лоб, провела ладонью и удивленно вскрикнула.

– Что такое? – не понял Марик, выныривая из захлестнувшего его блаженства.

– Да ты сам… амулет, – восхищенно прошептала Кессаа. – И заряжаешь себя сам.

– Не понимаю. – Марик нахмурился.

– Смотри. – Она прошептала что-то в ладонь и резко ударила Марика по предплечью. Баль недоуменно вскрикнул, но тут же замер. На покрасневшей коже выделились черные знаки. Их было множество, буквы перемежались линиями и точками – казалось, что тысячи мелких червячков избороздили плоть Марика, словно он был дубовым грибом.

– Это Лируд, – отчего-то поторопился объяснить Марик. – Он накалывал эти… значки четыре года. Сказал, что они должны были меня защитить.

– На всем теле? – уточнила Кессаа.

– Да, – покраснел Марик.

– И как же ты это выдержал? – Кессаа смотрела на баль так, словно он только что выпил Ласку до самого дна.

– Ну не в один же день… – Марик сморщил гримасу. – Так, опухало немного, но мошкара больней кусает. Да и не видно же ничего, он какой-то древесный сок брал!

– Ты не понимаешь. – Кессаа удовлетворенно кивнула, словно непонятливость Марика все объясняла. – Чтобы я защитилась так, как ты, я должна была бы повесить на себя лучших амулетов столько, сколько не увезти на подводе, запряженной двумя лошадьми. Да и то… не была бы столь защищена. Но ни один человек не может выдержать той ворожбы, что на твоем теле. Она должна высосать тебя без остатка за полдня. А если тебе придется защищаться от могучего мага – и того раньше.

– Вряд ли, – отмахнулся Марик и встал на ноги. – Лируд бы такого не допустил. Он был… мудрым, хоть и старым. Да и я не столь слаб. Вон меня юррг зацепил, и хоть бы что!

– Юррг, – кивнула Кессаа, медленно обходя Марика. – И не в первый раз?

– Да, – согласился Марик, медленно поворачивая голову вслед за Кессаа. – Откуда знаешь?

– Догадалась, – прошептала Кессаа и раскрыла ладонь.

На крайних фалангах пальцев замерцали голубоватые огоньки, и вдруг из центра ладони выстрелила ветвистая молния и оплела колено Марика. Баль охнул, отпрыгнул в сторону, но уже через мгновение понял, что боли не ощутил, хотя тут же с подозрением стал осматривать подаренные Орой порты. Кессаа снова подошла к нему и как ни в чем не бывало поймала его лицо в ладони.

– Так, значит? – удивленно расширила она глаза. – Подпитываемся извне, но тварь живую не трогаем. Кровушку да силу у животинки не отсасываем. Довольствуемся лучами Аилле, ветром, огнем, водой, солью земли да соком древесным. Интересно. Боюсь, что мне нужно твою кольчужку невидимую по точечке разобрать!

– Ну не стоит заморачиваться, – покраснел Марик. – Никакой надобности…

– Как, ты говоришь, звали этого умельца? – сдвинула Кессаа брови.

– Он… умер, – буркнул Марик, которому начала надоедать быстрая, ослепительная, но холодная красавица. – Лирудом его звали.

– Я не знаю такого мага… – Кессаа с досадой прикусила губу. – А он был великим магом: я никого не знаю, кто бы мог сравниться с ним. Если только… сами боги? Сето, Сади или Сурра?

– Боги не умирают, – скривился в усмешке Марик. – Ну если сами не захотят. Нет, Лируд богом не был. Он даже не был великим. Он сам мне говорил, что великим суждено быть не всем. Он говорил, что не только шапка к голове подходить должна, но и шея, чтобы голову держать. И чем голова тяжелее, тем шея должна быть крепче. А уж если и шапка велика… Тут уж лучше вовсе без шеи… Вот только без шеи по сторонам смотреть трудно.

– Вероятно… – Она почему-то согласилась и отпустила его лицо.

Марик невольно отшатнулся и вспомнил:

– А еще говорили, что Лируд был учителем самого Эмучи!

– Все верно. – Кессаа словно говорила сама с собой. – Эмучи и написал мне, что ты придешь. И поможешь.

– Как написал? Когда? – Марика затрясло. – Он же уже больше четырех лет как мертв.

– Иногда он приходит сюда. – Кессаа постучала себя по лбу и рассмеялась так, что у Марика похолодело в груди. – И пишет у меня на руке. Видишь?

Она медленно оттянула к локтю рукав платья, и Марик увидел вычерченное багровыми сайдскими рунами слово «Суйка».

– Демон меня задери. – Во рту у Марика пересохло, потому что вспомнил похожие буквы на руке Лируда. – Это вытравлено? Или выжжено?

– Спроси Ору, – опустила рукав Кессаа, глядя на Марика исподлобья. – Как-то по моей просьбе она караулила мой сон и видела, как буквы сами появляются на руке.

– Почему? – прошептал Марик омертвевшими губами. – Почему же он просто не скажет тебе, чего ему надо?

– Он не может говорить. – Кессаа смотрела в глаза Марику, не отрываясь, и ее взгляд казался баль взглядом безумной. – Сайды зашили ему рот перед казнью. Он и пишет-то неровно. Посмотри, как разъезжаются буквы. Трудно написать ровно левой рукой, да еще обрубком левой руки.

– Почему же левой? – почти прохрипел Марик.

– Потому что правой он держит собственную голову, – отрезала Кессаа.

Глава 8

Совет

Насьта нашел Марика у навеса. Тот уже успел натаскать воды, нарубить хвороста и даже пройти вместе с почти оправившимся Вегом вдоль прибрежных кустов с волосяной сеткой. Улов оказался небольшим, но двух десятков рыбешек хватило на аппетитное варево. Большой котел с горячей водой по этому случаю перекочевал в приготовленное для него углубление, а над огнем повис котел поменьше, который как раз и служил источником соблазнительного запаха. Насьта пошевелил ноздрями и даже потянулся к сапогу, за голенищем которого торчала вырезанная из дерева ложка, но, столкнувшись с возмущенным взглядом Оры, виновато раскланялся.

– Не готово – значит, не готово, – пробурчал он с досадой и, оглянувшись, добавил: – Однако, как с мудрейшим переговорим, пробежаться придется, а то хромой репт полкотелка в одно хлебало сольет!