Печать льда

– Уже перекусил. – Рин опустился на лавку и тут же почувствовал голод. Харчевня была полна, за столами стоял гул полуденного трепа и витали запахи, которые мгновенно смыли небогатый завтрак Хаклика не только из памяти, но и из желудка.

– Я не предлагаю перекусить, – махнул рукой Камрет, подзывая вельтского мальчишку с забранными под холстину вихрами. – Я предлагаю поесть, а едой тебя Хаклик обеспечить не в состоянии… Дружок! Принеси-ка большой кусок печеного мяса, теплую лепешку с сыром и кружку горячего вина. Да не вздумай разбавлять его водой! Ваше вино и так столь слабо, что скорее лопнет брюхо, чем окосеют глаза. И быстро!..

Рин попытался не согласиться с предложением, но Камрет скорчил гримасу:

– Не суетись, малыш, я угощаю. Хотя бы в память о твоем отце! Вчера траур закончился, но, надеюсь, память о славном Роде Олфейне не скоро выветрится из головенок жителей благословенной Айсы. Фейр уже был?

– Да, – кивнул Рин. – Забрал ключ от ворот Водяной башни, что-то опять искал. И пытался выяснить кое-что. Но я спал.

– Еще бы ты не спал! – хохотнул Камрет, вновь наклоняясь к горшку. – Я влил тебе в рот целую ложку травяного отвара на молоке! Сейчас у тебя должно ломить все тело. Не пугайся, никто не брал твое тело поносить и не использовал его на тяжелых работах и в гнусных забавах. Просто ты едва не сдох, малыш. А возвращение к жизни неминуемо должно повторить тот же путь, которым ты собирался ее покинуть. Боль скоро пройдет.

– Я не собирался умирать! – гордо выпрямился Рин.

– Ты всякий раз не собираешься, – кивнул Камрет. – Правда, забыл уже, наверное, сколько раз то мне, то Ласаху приходилось вытаскивать тебя из тени Единого? Не меньше сотни! Когда твой отец отмучился, я даже вздохнул с облегчением, что мой младший друг перестанет заглядывать в лицо смерти, пытаясь излечить недуг, который ему неподвластен. Ты не должен пробовать вычерпать из себя больше, чем в тебе есть, потому что по причине лекарского и колдовского невежества при всяком целительстве пускаешь в расход собственную жизнь. Так что ешь и не спорь! Я знаю, что тебе сейчас нужно.

Мальчишка уже притащил блюдо с куском мяса, и Рин в самом деле почувствовал, что, если немедленно не вонзит в аппетитное кушанье зубы, желудок начнет переваривать сам себя. Служка помаячил пару секунд возле стола, надеясь на монетку благодарности, но старик пригрозил ему щелчком по лбу, и маленький вельт счел за лучшее удалиться. Камрет отодвинул горшок, запустил за щеку указательный и большой пальцы и принялся ощупывать натруженные зубы, с интересом наблюдая, как Рин усмиряет собственный пыл, чинно упражняясь с двузубой вилкой и коротким ножом.

– Забудь про ключ от Водяной башни, – наконец сказал старик, когда с помощью запасенного шипа листовертки волоконца баранины были извлечены изо рта, а содержимое немалого кубка с бульканьем исчезло за рядами не по возрасту крепких зубов. – Ворота не закрывались уже лет двести, и я вовсе не уверен, что замок на них не рассыпался от ржавчины. Любой кузнец откует тебе ключ лучше прежнего, правда, придется заказать у него еще и замок. Хотя подъемные решетки в порядке. С тех пор как твой отец слег, старый Гардик не забывает их проверять. Больше ничего не хочешь мне рассказать?

– И рассказать, и спросить, – кивнул Рин, чувствуя наступление полузабытой сытости. – Не знаю только, с чего начать.

– Где ты ее взял? – прошипел Камрет, навалившись грудью на стол. – С этого начни, малыш!

– Кого? – не понял Рин.

– Девку эту! – Старик сузил злые глаза.

– Девку?! – удивился Олфейн, чуть не захлебнувшись вельтским вином. – Какую девку?.. Ты о Джейсе говоришь? Так я ее вовсе ниоткуда не брал. Об этом надо было у ее матери спрашивать, да я слышал, что она еще при родах умерла?

– Подожди! – раздраженно отмахнулся Камрет. – О Джейсе – потом! Откуда ты взял девку, которую сделал опекуншей?

– Девку?.. – Рин судорожно допил вино и взъерошил волосы. – Подожди! Ты хочешь сказать, что…

– Ты знал! – Старик ткнул Рина в грудь пальцем.

– Мелькнуло подозрение, – пораженно прошептал Олфейн. – Я даже подумал, не Хозяйка ли Погани вышла на мое колдовство, но потом уверился…

– И как же ты уверился? – Камрет скривил одну из своих отвратительных рож. – Спросил ее, что ли? Колдовство… Не было никакого колдовства!

– Как же не было? – прошептал Рин. – Я все сделал, как ты меня учил! В два часа ночи воткнул в перекресток меч, приладил на рукоять свечу, зажег ее, потом… принес жертву Погани, капнув крови в огонь, сказал нужные слова. Мой меч вспыхнул, Камрет! Он горел так, словно был вырезан из смоляного полена! Погань приняла жертву, но клейма мне не дала, я опять сжег руку… И тогда я сбросил с себя плащ, нарвал листовертки и устроил костер, чтобы привлечь какого-нибудь охотника – все, как ты велел! Я читал мольбу к Единому о ниспослании силы и крепости духа до тех самых пор, пока охотник или, как ты говоришь, девка не вышла ко мне со стороны Погани! Но это был охотник, Камрет! Иглы висели у него на поясе, они не растут ближе пяти лиг от города! Да и этот меч. – Рин сорвал с пояса и положил на стол эсток. – Я не знаю, почему он оказался у меня, но он вполне может заменить охотничью пику! Я попросил охотника о помощи и получил согласие, пусть он (или она) и говорил с акцентом. Кольцо приняло его, Камрет! Я одел перстень охотнику на палец и… и он упал. Он оказался вымотан, едва жив. И мне пришлось…

– Лечить ее? – мрачно усмехнулся Камрет.

– Да, – кивнул Рин. – Я взял его… ее за руки и… А потом потерял сознание. Я был слаб. На Западных воротах мне пришлось исцелить палец стражнику, один из дозорных узнал меня…

– Ты еще и на воротах вляпался в историю, – покачал головой старик. – А потом поменял меч, последний плащ и колпак на опекуншу, которая теперь прогуливается неизвестно где. Да, видно, надо было вести тебя за руку. Знаешь, молодой Олфейн, я иногда жалею, что пообещал твоему отцу присматривать за тобой. Но я не мог поступить иначе, а слово старый Камрет привык держать. Ты ничего не утаил от меня?

– Я сказал все, что мог сказать, – стиснул зубы Рин. – Но более суток выпало из моей памяти.

– Хотел бы я, чтобы некоторые дни выпали из моей памяти, – пробурчал Камрет. – А то и целые годы. Значит, ты настаиваешь на колдовстве? Может быть, и меня за колдуна держишь? Посмотри-ка сюда. Видишь?

Старик раскрыл ладонь.

– Что это по-твоему? – насмешливо прищурился он.

– Кости, – пожал плечами Рин, рассматривая два коричневатых кубика. – Это твои кости, Камрет. Обычные кости.

– Вот! – поднял палец старик. – Обычные кости. Я хотел бы, чтобы ты запомнил: обычные кости! Я знаю, тут многие считают меня колдуном, но я повторяю – это обычные кости! А это?

Камрет стиснул на мгновение кулак, а когда вновь разжал, на ладони уже лежали не две, а четыре костяшки.

– Ты колдуешь?! – прошептал Рин.

– Колдую? – удивился Камрет. – Нисколько. Я всего лишь хорошо владею собственными руками. И это тоже кости, дорогой мой. Только вот эти две костяшки всегда выпадают пятерками или шестерками вверх. Вопрос лишь в том, какие кости бросать самому, а какие давать сопернику!

– Ты мошенник, Камрет! – поразился Рин.

– Ничуть не больший, чем вот эти едоки, – повел рукой по шумному залу старик. – Я никого не обманываю. Разве я хоть раз бросал кости с друзьями? Только с незнакомцами и только с богатыми. Но я всякий раз, без единого исключения, предупреждаю смельчаков, что всегда выигрываю. Тем не менее они пытаются испытывать судьбу. Так кто кого обманывает? Они все мошенники, Рин, это город мошенников! Почему же я не могу чуток облегчить участь ветвей, согнувшихся от неправедных плодов? Ты не согласен?

Рин недоуменно пожал плечами. Его приятель, старик Камрет, который с младенчества поучал и наставлял будущего владетеля дома Олфейнов, только что признался в неправедности собственного промысла.

– Я думал, что ты держишь удачу за хвост, – наконец разочарованно промямлил он.

– Хвост, может быть, и держу, но разве теперь разберешь, удача ли его обронила или какая пакость? – недовольно пробурчал Камрет. – Мало ли хвостов виляет вокруг? Ты просто не был нигде, кроме Айсы. Конечно, всюду хватает бездельников и тунеядцев, но только в Айсе они правят городом и только в богатейшей Айсе их двое из каждых трех! Да, добытчики ходят рубить в Погань руду и собирать огненные иглы, которые прочищают мозги лучше любой выпивки. Охотники добывают желтого волка, горячих змей и иную гадость, что каким-то чудом умудряется проживать в Погани. Они же бродят по чащам Пущи. Откуда у нас вино, мясо, древесина?.. Да, торговцы рискуют жизнью, доставляя товары в процветающую Айсу! Каменщики пилят и кладут камень, ювелиры выковывают и отливают драгоценные безделушки, гончары замешивают с пеплом чудесную глину, которую с немалым трудом добывают из-под гнильской трясины, кузнецы машут молотами. Но они же все и мошенники! Все, кто живет за большой стеной, все, кто раз в год спускается в узкие штольни, пробитые под каждым домом, и снимает со стен драгоценные магические кристаллы. И даже те, кто сбывает собственный товар внутри города за деньги, полученные, заметь, опять же за волшебный лед! Они все как паразиты на отголосках тысячелетней магии! Возможно, что их предки, строившие Айсу, стерли на этих камнях ноги и руки в кровь, но их потомки просто сидят на краю блюда, кушанье на котором не иссякает, и жрут, жрут, жрут…

– Разве я не таков же? – осторожно спросил Рин.

– А я? – усмехнулся Камрет. – Я тоже мошенник, малыш! Просто у меня нет доступа к блюду, и я откусываю от толстых задов, сидящих на его краю.

– Пусть так, – мотнул головой Рин. – Но как ты тогда предсказываешь будущее? И мое будущее в том числе! Или у тебя и карты такие же?

– Карты те, что надо, – заверил старик, спрятал за пазуху камни, покопался там, но карты не достал. – Только дело не в картах. Нужно посмотреть в глаза, прислушаться к человеку, понять, куда он катится, да сказать ему что-нибудь, что можно истолковать и так, и сяк… А там уж смотри, что ему выпадает и как это похоже на правду. И думай, что говорить!

– А мне ты как советовал?

– Почти так же. Правда, за тебя у меня еще и сердце болит. Карты только одно сказали: выбор тебе надо делать, а там уж что советовать, если все и так ясно? Идти на перекресток да ждать, когда мимо пройдет кто-то достойный. Или думаешь, что встань ты у Водяной башни или в другом положенном месте, к тебе бы так и побежали будущие опекуны? Устроил бы тебе дядя твой смотрины… Вот я тебя и отправил куда подальше. Знал же, что охотники всю неделю по кабакам, что Погань бушует, что не встретишь там никого! А уж насчет клейма, вспомни, ты ж сам напросился еще на одну попытку клеймения. Видно, прошлые ожоги быстро зажили? И присказку я тебе обычную передал, ее всякий охотник знает. Она словно утренняя к Единому, по привычке бормочется. Вот только охотники после такой фразы свечку-то задувают, а твой огонечек, говоришь, меч твой спалил? А хорошо ли ты слушал мои рассказы? Забыл, чем охотничьи присказки оборачиваются? Потушить ты должен был свечу кровью, потушить! Не было такого никогда, но отчего-то считается, если не гаснет свеча, значит, не принимает твоей жертвы Погань! Гонит она тебя прочь, вот что это означает! А уж если оружие твое сгорело, так это… А демон его знает, что это! Не сгорало оно пока ни у кого. Предупредила тебя Погань, парень. Предупредила о чем-то…

– Зачем же ей было меня предупреждать? – побледнел Рин. – Не проще ли было сжечь меня да пепел ветром развеять? Я же руку в пламя сунул! Я еще по дороге к перекрестку чуть под Пламенную Погибель не попал, стена на части в шаге от меня разорвалась!

– О том ты меня не спрашивай. – Старик опустил плечи. – Я гадаю, но не выгадываю. Прислушиваюсь, но не всегда слышу. Устал я, малыш, засиделся в Айсе. А выберусь ли отсюда, уж и загадать-то боюсь!

– Говоришь, что не должно было мне никого встретиться? – удивленно пробормотал Рин. – Так встретился же! Или твоя ворожба помимо твоей воли действует?

– Да забудь ты эту ворожбу! – Камрет едва не подскочил. – Дружок мой вельтский, проверенный и надежный, перебрал чуток в поганском трактире, на десяток минут позже к перекрестку выбрался. Я с ним сговорился, что он на себя твое опекунство возьмет! Или ты думаешь, что я на карты да на удачу твою повелся? Нет, все подготовил, все продумал. Только толку от моих придумок не вышло, как видно. Приходит мой приятель на перекресток, а там уж костерчик догорает, и возлежат двое, ручками сцепившись. И перстенек-то на пальчике уж блестит у одного!

– Так все-таки у одного? – нахмурился Рин. – Или у одной?

– Ты обожди хмуриться-то, – раздраженно сплюнул на пол старик. – Хмуриться будешь, когда твой дядя опекуна твоего разыщет да укоротит его – тьфу! – ее на пару ладоней. Удобно укорачивать будет. Орлик сказал, что грива у нее такая, что и трем вельтам двумя руками ухватиться достанется!