Чемпион

Зазвонил телефон. Я сорвал трубку:

– Алло!

– Константин Андреевич? Это Кушнер!

– Да, Миша. Я тебя слушаю.

– Константин Андреевич, нам обязательно надо поговорить. Вы еще будете там? Я скоро подъеду!

Я не успел спросить, связано ли это с Ингой, как нас разъединили. Положив трубку, я несколько минут смотрел на аппарат в надежде, что Кушнер перезвонит. Но звонка не последовало. Двух копеек у него, что ли, нет? Или он посчитал, что мы договорились и я буду сидеть в тренерской хоть до утра, ожидая, пока он соизволит приехать?

Я достал украденные фотографии и стал их рассматривать. Сначала долго смотрел на Ингу в купальнике. Потом взял другой снимок и вглядывался в Добрынина так пристально, словно хотел убедить себя, что на картинке не он, а кто-то на него похожий. Но сомнений быть не могло, это был Добрынин собственной персоной. Только прическа была покороче той, с которой я его видел. Цыганков, кажется, говорил, что Добрынин осенью вернулся из армии? Видимо, снимок был сделан вскоре после его возвращения.

В ящике стола валялось увеличительное стекло. Я достал его и принялся изучать расплывчатые фигуры на заднем плане. Мне показалось, что в одном из склонившихся над костром парней я узнал Кушнера. Что ж, ничего удивительного… Только куда запропастился этот засранец? После его звонка прошло уже минут тридцать…

Я встал и подошел к окну. Вовремя: светя фарами, к крыльцу подкатил двухдверный «опель-рекорд», за рулем которого сидел Мастер. Кроме него, в кабине был кто-то еще, я не мог разглядеть, кто. Из машины Мастер вышел один. Постоял, глядя на освещенное окно тренерской, и стал подниматься по ступенькам крыльца. Я поспешил в вестибюль.

Мы поздоровались. Я был уверен, что мы пройдем в его кабинет и там обо всем подробно поговорим. Меня переполняло желание поделиться с ним последними новостями. Но у Мастера оказались другие планы:

– Ты один?

– Да, все ушли.

– А ты чего засиделся? Давай собирайся – и домой.

Это означало, что мне не следует видеть его пассажира и знать, какие между ними дела. Такое случалось и раньше, но очень редко. А ведь в тот момент я так нуждался в совете и помощи Мастера! Стараясь не показывать разочарования, я кивнул:

– Сейчас, только переоденусь, и все.

Но мои чувства, естественно, не остались для него незамеченными. Слегка улыбнувшись, он сказал:

– Обо всем поговорим завтра. Видишь, я приехал раньше, чем думал. Специально для того, чтобы закончить кое-какие дела. Их надо закончить сегодня.

Я быстро переоделся, повесил на плечо сумку с формой, которую хотел дома постирать, снова вышел в вестибюль. Мастер стоял, скрестив на груди руки.

– До свиданья…

Уходя от нашего зала, я услышал, как за моей спиной хлопнула дверца «опеля». Оборачиваться не стал, хотя и было любопытно узнать, кого же такого секретного привез с собой Мастер.

От зала до моего дома было десять минут по прямой и вдвое больше, если идти удобной освещенной дорогой. Я выбрал первый путь, хотя пользовался им не так часто, опасаясь подвернуть ногу или испачкаться, пробираясь через пустырь с котлованом замороженной стройки.

Я шел по тропинке, когда показалось, что кто-то движется параллельным мне курсом, стараясь оставаться невидимым в тени чахлых кустарников и беспорядочно наваленных строительных плит. Я остановился, прислушиваясь. С проспекта доносился шум машин и грохот трамваев, ближе к жилому кварталу лениво перелаивались собаки и какая-то мама кричала ребенку, чтобы он немедленно шел домой. Это были привычные, не предвещающие опасностей звуки, но я ощутил холодок в душе. Рядом со мной кто-то был, и его присутствие, похоже, не предвещало ничего хорошего.

Я попытался сосредоточиться и определить место, где он может прятаться. По мере того как я вглядывался, глаза адаптировались к темноте, а мозг отсекал лишние звуки. Получалось, что неизвестный мне человек находится или за штабелем строительных плит, или метрах в пяти от него, в темном пятне, образованном тенями от нескольких поваленных деревьев, груды мусора и тонких веток густого кустарника.

Я поднял обломок кирпича, примерился и запулил его в темноту. Бросок получился не очень удачным. Кирпич попал в какую-то бутылку, срикошетил и перекатился по земле. Сразу вслед за этим что-то зашелестело, низко у земли блеснули и пропали две горящие точки. Я успел вздрогнуть быстрее, чем понял, что напугал кошку. Мысленно чертыхнувшись, я подумал, что раз она спокойно сидела до моего кирпича, то человека там нет. Следовательно, если мне все это не померещилось, он может прятаться только за плитами.

Интересно, видно ему меня через горизонтальные щели? Или, чтобы контролировать обстановку, он вынужден выглядывать из-за угла?

Бесшумно ступая, я приблизился к штабелю. Снял с плеча сумку, слегка раскачал ее на длинном ремне и бросил направо, а сам обежал штабель с другой стороны.

И получил такой удар в лоб, что из глаз посыпались искры.

Вслед за этим меня ударили коленом в живот, но я принял удар на пресс и попытался разорвать расстояние, одновременно группируясь в низкой стойке. Я надеялся, что он повторит фронтальную атаку, и тогда я смогу захватить его за ноги. На случай, если противников несколько и кто-то попытается напасть сзади, я начал разворачиваться таким образом, чтобы бетонные плиты прикрывали меня.

Маневр не удался. Второй нападающий все-таки подкрался ко мне и ударил палкой по голове с такой силой, что палка переломилась, а я рухнул и остался лежать, не в силах пошевелиться.

Глава пятая. Допрос третьей степени

1

Меня привели в чувство нашатырем.

Я открыл глаза и подумал, что лучше бы еще повалялся в беспамятстве. Меня тошнило, но это еще можно было терпеть, а от вот от боли в затылке, буквально раскалывающей голову, хотелось выть и кусаться.

Выть и кусаться, потому что ничего другого я сделать не мог – меня накрепко привязали за руки и за ноги к какому-то стулу, а в рот загнали кляп размером с теннисный мячик.

В лицо мне светила яркая лампа. Она стояла так близко, что я лицом чувствовал исходящий от нее жар. Ничего, кроме этой лампы и сверкающего кружка отражателя вокруг нее, я увидеть не мог.

Мне не было страшно. Я чувствовал злость за то, что позволил ударить себя по затылку. Злость в первую очередь на самого себя. Как же я так прошляпил? В первую очередь сказался маленький опыт уличных драк. Вернее, практически полное отсутствие такового. На ковре я бы так просто не дался. Но и противник мне, надо полагать, попался достойный. Все-таки сколько их было, один или двое?

– Очухался?

Я утвердительно замычал и покачал головой. Из темноты появилась рука в черной вязаной перчатке и выдернула из моего рта кляп, оказавшийся скомканной грязной тряпкой.

Я сплюнул скопившуюся слюну и тут же получил по загривку:

– Не плюйся!

Значит, сейчас со мной, как минимум, двое. Наверное, и на улице их было столько же. Тогда, в «Сказке», я уделал троих. Потому что был готов к драке. И потому, что защищал Ингу. На улице я лопухнулся, но если бы сейчас удалось развязаться, я бы не подкачал. Я бы никому не позволил ударить себя по затылку и разорвал бы тех, кто подошел спереди. Потому что слишком унизительно сидеть связанным, с тряпкой во рту. И потому, что мне надо отыскать Ингу.

Я чувствовал, что ее исчезновение и нападение на меня связаны между собой.

Может быть, она где-то рядом? В соседней комнате?

Я напрягся, проверяя на прочность узлы и веревки. Это было замечено, и я получил еще одну затрещину, вызвавшую всплеск боли в раскаленном затылке.

– Пусть дергается. Не трогай его, Дёма… пока.

Это сказал тот, кто стоял где-то спереди и вынимал у меня кляп. Я вспомнил руку в черной перчатке и рукав выцветшей куртки. Вспомнил и мысленно выругался. Я должен был раньше сообразить! И цвет, и фактура ткани были мне знакомы. В таких куртках, или, как их еще называли, бушлатах, ходили некоторые офицеры в нашем военном городке. Это была новая форма, которую называли «афганкой», «эксперименталкой» или «песчанкой». В основном ее носили те, кто побывал «за речкой».

Значит, меня захватили товарищи Добрынина. Менты для них не авторитет, так что мое освобождение не произвело впечатления. Может, я откупился, решили они. А может, умело спрятал концы в воду. Скорее второе, потому что от обвинения в убийстве вряд ли можно так просто отделаться, дав следователю на лапу. Значит, менты просто не смогли меня расколоть. Слишком интеллигентно действовали, вот и не получилось. Надо исправить недоработку и передать меня в руки властям. Или, что скорее всего, закопать в ближайшей канаве.

Мастер встречался с кем-то из лидеров «афганцев». Поскольку он и сам пользуется авторитетом в этой среде, была достигнута договоренность не трогать меня. Мастера обманули? Вряд ли, скорее всего, эти черти решили действовать на свой страх и риск. В таком случае меня наверняка закопают вне зависимости от того, смогу ли я убедить их в своей невиновности.

– Понял, чего нам от тебя надо?

– Догадываюсь.