Противостояние России и Финляндии: истоки, факты, неизбежность Часть 2 (после 1918 г.)

Финляндия в 30-е годы: от одной войны к другой

Надо четко себе представлять, что государственные образования наподобие Финляндии, получившие самостоятельность относительно недавно, а перед этим десятилетиями тешившие свое уязвленное самолюбие древними легендами и предсказаниями будущего величия, просто не могут существовать без внешнего врага и без некой внешней цели для агрессии под благим предлогом. Только в этом случае им удается сплотить свое население и убедить его не обращать внимание на социальную несправедливость и разного рода экономические сложности. Часто указанная убежденность в величии собственной нации, несправедливо оттертой на задворки прогресса, высмеивается более зрелыми соседями и служит темой для анекдотов.

Высокомерная ирония в отношении финской государственности и финских национальных традиций никогда не исходили со стороны СССР, да и в имперский период до 1917 года именно в таком ключе шутить в России было не принято, совсем наоборот (см. предыдущие главы). Зато это было традиционной составляющей шведского и вообще скандинавского юмора – и тогда, и сейчас – см., например, карикатуру на иллюстрации ниже.

Автор неизвестен, но, судя по всему, он из Норвегии. Общественное достояние.

Для Финляндии тут особого выбора не было – Норвегия, Дания или Швеция на роль извечного врага не годились, несмотря на традиционно высокомерное отношение к финнам как к лесной деревенщине, оставалась только Россия. Из предыдущих глав читатель, по идее, уже должен был уяснить, насколько абсурдной являлась такая постановка вопроса, но именно в указанном варианте она и была необходима финской политической элите и представителям крупной буржуазии – для удержания населения от левых настроений, для отвлечения внимания от социальных и экономических проблем.

Поскольку вопрос с независимостью с повестки дня был снят еще в 1917 году, «образ врага» был густо замешан на «коммунистической угрозе» – поминали минувшую гражданскую войну, «порабощенных братьев-карел» и описанный в предыдущей главе бунт рабочих на лесозаготовках, презрительно именуемый «сальным».

Насколько данная угроза была реальной и насколько она исходила именно из СССР? Мы не будем сваливаться в крайности и утверждать, что никаких оснований для подобных опасений не было вовсе. Однако учтем, что Коминтерн, солидарность трудящихся, борьба их за свои права легальными и нелегальными способами в 20—30-х годах XX века были объективной реальностью для большинства европейских стран, революции или близкие к ним события, сопровождавшиеся массовыми вооруженными выступлениями, отгремели в Германии, Австрии, Венгрии и Болгарии, в меньшей степени «красная волна» затронула страны Антанты, но и им досталось.

Да, все началось с Октябрьской революции в России, да, опыт СССР вдохновлял многих, да, территория СССР служила часто базой для политической эмиграции левого толка (хотя и не только СССР36), да, СССР в значительной степени финансировал международное коммунистическое движение. Отметим только, что курс на «мировую революцию» окончательно был отменен с высылкой Троцкого и заменен ориентацией на установление торговых связей с капиталистическими странами и достижение официального признания СССР их правительствами. Это являлось необходимым условием проведения индустриализации в стране, выхода ее на новый производственно-технологический уровень, без чего выжить в капиталистическом окружении было решительно невозможно, раз уж не сложилось с всеобщим освобождением трудящихся одной сметающей старый мир волной.

Международно-правовое признание СССР европейскими странами преимущественно состоялось в 1924—1926 годах, а США – только в 1933. Таким образом, обострять ситуацию и провоцировать капиталистический мир на новую агрессию или экономическую изоляцию еще толком неокрепшей республики политическое руководство СССР совершенно не имело намерений, избавляясь от слишком рьяных революционеров и притормаживая искусственно некоторые процессы. Проще говоря, немедленно проводить в Финляндии социалистическую революцию, вводить следом войска и присоединять ее к СССР в тот период никто из имеющих вес в партийном или военном руководстве Страны Советов не собирался, за исключением, разве что, упомянутого ранее Троцкого и его последователей. Другое дело, что иметь «своих людей» не в виде агентуры, а в виде организованной и сплоченной политической силы на территории такого беспокойного и опасного соседа как Финляндия, было просто необходимо и вполне разумно.

«Красные финны» существовали бы и без участия СССР просто потому, что в этой стране были рабочие, были социальные проблемы рабочих и имелся перед глазами вариант их решения – советская власть в России. Именно рабочие, сосредоточенные преимущественно в городах, были социальной базой левых сил в Финляндии, а крестьяне – с точностью до наоборот, обеспечивали широкую поддержку консервативных сил. Так было в финскую гражданскую войну, так было и в период формирования финского коммунистического подполья в 1923—1928 годах.

В августе 1923 года была запрещена деятельность Социалистической рабочей партии Финляндии. Это решение финского правительства практически парализовало коммунистическое движение в стране, поскольку его нелегальные структуры были тесно связаны с запрещенной партией и тут же подверглись репрессиям. Финским коммунистам (КПФ) пришлось заново выстраивать свою организацию по совершенно иной схеме.

В этот период коммунисты начали постепенно создавать на территории Финляндии нелегальную сеть подпольных ячеек. При этом имелись и официально действующие организации левого толка – например, так называемые «Рабочие дома», профессиональные объединения и пр. Одни и те же люди могли участвовать в работе легальных структур и входить в состав коммунистического подполья.

Так сказать, скелетом структуры КПФ после 1923 года стала сеть тайных ячеек, количество членов в которых могло быть разным, конспиративный стандарт «троек» не всегда соблюдался. Члены ячеек, в свою очередь, контролировали публичные организации, в которые входили, главным образом, рабочие левых взглядов. Территориально ячейки должны были привязываться к фабрикам и заводам в промышленных районах, в соответствии с требованиями Коминтерна о переносе деятельности нелегальных организаций непосредственно на места производства. Левые идеи в Финляндии исповедовали по большей части городские и портовые рабочие, крестьянство же влиянию коммунистической агитации оказалось мало подвержено и всячески поддерживало консервативно-клерикальные круги, часто разделяя крайне националистические настроения. Этому, в частности, способствовала установившаяся в Финляндии еще с дореволюционных времен система образования.

В то время рабочее движение набирало стремительно силу во всем мире, к тому имелись объективные предпосылки, хотя многое зависело от численности пролетариата и его сплоченности. Финляндия же была скорее аграрной страной, и в 1927—1928 годах финское коммунистическое подполье было практически разгромлено. Прошли суды над его участниками, многих подпольщиков выдал полиции арестованный нелегал-коммунист Я. Расси. Так, например, в сентябре 1928 года прошел процесс над Адольфом Тайми37, прибывшим в Финляндию для нелегальной партийной работы в 1927 году. Он получил 15 лет тюрьмы, но был освобожден финнами в 1940 году по требованию советской стороны.

Проще говоря, именно «коммунистическая угроза» в виде потенциально подрывной подпольной структуры ячеек нелегалов на момент интересующих нас событий зарождения фашистского движения Лапуа ОТСУТСТВОВАЛА. Имелись лишь слухи в агрессивной, темной и страдающей от сухого закона крестьянской среде, усиленно поддерживаемые местными клерикал-националистами.

Возникновение движения Лапуа вполне закономерно. Желание буржуазии радикально и навсегда (или очень надолго) оградить себя от поползновений левых сил, как правило, в той или иной форме выливается в создание политических структур правого толка с опорой на какие-нибудь «традиционные ценности» и необразованные слои населения, которыми легко манипулировать, чтобы не бросалась так в глаза классовая направленность. Естественно, у носителей подобных настроений обязано было со временем возникнуть крайне правое крыло, которое должно было решить, что борьба с коммунизмом существующей властью ведется недостаточно активно и следует ее (власть) заменить. Проще говоря, финский национализм-антикоммунизм должен был породить (и породил) финский же фашизм.

В качестве символа такого движения был выбран в общем-то рядовой эпизод: в ноябре 1929 года учащиеся обшей школы в деревне Лапуа38 разогнали сходку местных левых и изгнали их со своей территории побоями и угрозами. Этот случай получил у властей неоднозначную оценку, более зрелые жители деревни даже опасались за судьбу разбушевавшейся молодежи. В декабре того же года возникла пока никому неизвестная и малочисленная радикальная организация «Дверной замок», которая взяла на себя функцию раскрутить вышеприведенный деревенский конфликт до уровня национальной идеи, ради чего даже поменяла название на Лапуа.

Весьма амбициозный герб нынешнего города Лапуа – видимо отсылка к «славному прошлому». Лишний раз убеждаемся, что финны бережно хранили свои традиции все эти годы. Общественное достояние.

Эмблема движения (организации) Лапуа в 30-х годах XX века. Общественное достояние.

Обычно это клерикально-фашистское течение культурно определяют как имеющее резко антикоммунистические установки с националистической и религиозной окраской. Оно всячески поддерживалось, кстати, местной лютеранской церковью. Его лидером стал весьма примечательный персонаж – Вихтори Косола. Этот человек вырос в крестьянской семье, изначально имевшей ярко выраженные националистические настроения. Кроме организации перевалочного пункта для желающих вступить в германскую армию членов движения финских егерей и участия в Гражданской войне на стороне финских «белых», в его послужном списке присутствует руководство этаким агентством штрейкбрехеров под названием «Экспортный мир». Данная структура создавалась на деньги финских капиталистов и должна была скомпенсировать существенный ущерб от забастовок портовых рабочих и служащих.

Вихтори Косола (Vihtori Kosola, 1884—1936) – лидер движения Лапуа. Дом его семьи с 1915 года был тайным пунктом переправки участников егерского движения в Германию, замаскированным под трактир. За такую подрывную деятельность будущего финского фюрера при царе арестовали. Из тюрьмы его освободила революция 1917 года. Общественное достояние.

Не менее показателен в плане сущности «финского духа» путь идеолога, точнее «идеологини» движения Лапуа Хильи Рийпинен, директора местной школы, усиленно защищавшей юных погромщиков, и участницы женской военизированной организации правого толка Лотта Свярд39. Она и вовсе была дочерью полицейского, что лишний раз доказывает наличие националистических настроений в Финляндии повсеместно, в том числе среди блюстителей порядка имперского периода. Госпожа директор прекрасно знала русский язык, переводила Тургенева, но в период финской гражданской войны на почве своего лютеранского воспитания и базовой русофобии превратилась в радикально настроенную, агрессивную и жестокую личность, про которую финский же политик Карл-Август Фагельхольм как-то сказал:

«Рийпинен была самым фанатичным политиком, какого я когда-либо встречал. И поскольку этот политик – женщина, у этого фанатизма нет границ».

Каким образом эта решительная женщина умудрялась совмещать традиционные христианские (в лютеранском толковании) ценности с ярым феминизмом, читателю лучше будет узнать из ее жизнеописаний на финском или в переводе на другой язык. Мы на это время тратить не будем.

Финская национал-феминистка Хилья Элизабет Рийпинен. На вороте блузы у нее эмблема женской военизированной организации Лотта Свярд в виде свастики. Общественное достояние.

Прочие основоположники финского фашизма были не менее яркими личностями с не менее четко выраженными установками, устраивавшими вполне местную буржуазию.

Постепенно движение Лапуа стало обрастать собственными штурмовыми отрядами и проводить силовые акции в виде погромов в типографиях и рабочих клубах, разгоняя собрания и избивая активистов левых партий. Социальная база Лапуа – преимущественно крестьяне и мелкие буржуа. Главным финансистом движения являлся предприниматель Рафаэль Хаарла. В 1930 году это уже была внушительная политическая сила, способная вынудить своими акциями типа «Крестьянского марша» уйти правительство в отставку. Лапуасцы требовали полного запрета коммунистических течений во всех вариантах, для чего спровоцировали роспуск парламента и его перевыборы.

На пике популярности своего движения лапуасцы даже попытались осуществить «акцию возмездия» в отношении бывшего президента Финляндии Карла Юхо Стольберга – его похитили боевики Лапуа, затем планировалось изгнание Стольберга из страны. В вину политику ставилось объявление амнистии финским красногвардейцам. По каким причинам от своего намерения исполнители отказались, автору неизвестно.

Радикальное крыло Лапуаского движения практически открыто заявляло о своем желании видеть В. Косола главой государства. Пастор К. Р. Карес провозгласил его «богоизбранным вождем народа Финляндии» – так что насчет фюрера в подписи к соответствующей иллюстрации это не шутка была. Все к тому и шло, окрыленный успехом Косола и его сторонники решили войти во власть по образцу своего старшего идейного брата – Муссолини. В полном соответствии с примером дуче они планировали устроить марш на столицу, собрав для этой цели вооруженный отряд. Уверенности финским фашистам добавляла очередная победа: место критически высказывавшегося о методах Лапуа президента Стольберга занял известный финский националист Свинхувуд, ранее пытавшийся сделать Финляндию монархией, но по причине неудачи ушедший на время с политической арены.

Окончательно распоясавшиеся лапуасцы перешли после смены президента к методам открытого террора против левых политиков: 27 февраля 1932 года боевики Лапуа обстреляли собрание сторонников депутата от социал-демократов Мико Эриха в общине Мянтсяля. Такой чести депутат удостоился за выход из правоцентристской коалиции и переход к социал-демократам – лапуасцы объявили его предателем. Эрих, как законопослушный гражданин, обратился в полицию и нашел полное понимание со стороны крайне возмущенного таким откровенным пренебрежением к закону министра внутренних дел Эрнста фон Борна40. Депутат получил полицейскую охрану, полиция приняла меры к розыску стрелявших. В ответ лапуасцы объявили общий сбор и призвали своих сторонников прибыть в Мянтсяля с оружием.

Руководство боевиками Лапуа первоначально принял на себя инспектор Шюцкора (Охранного корпуса) Пааво Суситайвал, но затем командование быстро перешло к харизматичному лапуаскому активисту лейтенанту Шюцкора Арттури Вуоримаа41. Утверждается, что он был автором декларации, направленной президенту Свинхувуду:

«Мы, законопослушные патриоты, поднялись не против государственной власти, а против красного марксизма, ради победы над которым мы уже пролили много крови… Если правительство не хочет нас слышать, если правительство продолжает попустительствовать проклятой марксистской социал-демократии, если Яландер и Борн ведут к гибели страну и народ – мы не можем этого позволить.

Мы не отступим в борьбе с марксизмом. Мы сожалеем о событиях в Мянтсяля и нарушении закона. Правительство еще может восстановить мир и порядок. Быстрые и решительные меры спасут страну от гражданской войны. Правительство может одолеть наши войска, но не одолеет массу патриотов. История еще оценит и нас, и наших противников».

«Быстрые и решительные меры» со стороны Свинхувуда действительно последовали. Но не в том направлении, которое имели в виду лапуасцы. Правительство постепенно осознало угрозу, ведь лапуасцы задействовали некоторые подразделения Шюцкора и даже попытались провести мобилизацию. Они имели определенную поддержку среди военных, в частности к мятежникам примкнул К. Валлениус – тот самый, что был автором плана захвата советской Карелии в период «братских войн». Фактически поддержал лапуасцев и командующий Шюцкором Лаури Мальмберг.

Против мятежников был задействован механизм «Закона о защите республики», по иронии судьбы принятого для противодействия коммунистической угрозе. Был издан приказ об аресте руководителей Лапуаского движения и закрытии его печатных органов, однако у лапуасцев оставалась еще надежда на личное участие президента Свинхувуда, склонить которого на свою сторону намеривались и мятежники, и члены правительства.

Пулеметная команда членов движения Лапуа. Общественное достояние.

Наконец, 2 марта 1932 года наиболее радикально настроенные мятежники таки перешли к активным действиям, заняв военный штаб в районе Сейняйоки. Президент Свинхувуд в ответ выступил со следующим заявлением:

«Никто не должен слушать тех, кто подстрекает к вооруженной борьбе против законного общественного порядка. Всю жизнь я боролся за торжество права и справедливости, и не могу допустить попрания закона и вооруженной междоусобицы. Стране будет причинен неисчислимый ущерб, если часть Охранного корпуса забудет свою присягу и выступит против порядка, который они поклялись защищать.

На собственную ответственность я принимаю меры по восстановлению мира. Любое деяние против конституционного порядка явится выступлением лично против меня. Людям, которые сожалеют о своей ошибке и опасаются надвигающихся последствий, я обещаю: если они вернутся в свои дома, то не будут подвергнуты никакому наказанию. За исключением зачинщиков мятежа».

Еще пару дней события развивались по инерции, но потом, начиная с 4 марта, умеренные участники мятежа начали сдаваться, рассчитывая на амнистию, обещанную президентом. Собиравшиеся было дать «последний бой» у лютеранской церкви и войти в историю героями радикалы все же передумали в последний момент погибать. Валлениус согласился сдаться только лично командующему Охранным корпусом (Шюцкором), при этом процесс сопровождался, по слухам, грандиозной пьянкой.

Суд над лидерами мятежа прошел в июле 1932 года. Приговоры были на редкость мягкие. Максимальный срок получил Арттури Вуоримаа – целых два с половиной года, а многие подсудимые и вовсе были оправданы.

Арттури Вильхо Вуоримаа (фин. Artturi Vilho Vuorimaa, 1890 – 1972) Автор фото неизвестен. Martti Ahti: Aktivisterna och Andersson. Helsingfors 1991, Schildts., Общественное достояние.

Такая поразительная гуманность по отношению к мятежникам определялась не только желанием властей предупредить дальнейшее обострение ситуации и переход Лапуа в подполье, но и планами по переформатированию движения в более цивилизованное и управляемое. Именно это и произошло в самом скором времени, на смену Лапуа пришло в том же 1932 году Патриотическое народное движение (Isänmaallinen kansanliike, IKL), имевшее ту же самую эмблему и то же самое руководство. Разница заключалась лишь в том, что финские правые отныне не пытались выступать против правительства, а выполняли его указания – явные и неявные.

Лидеры IKL принимают от итальянской делегации ценный подарок – бюст Муссолини. 7 июня 1935 года, Хельсинки, ресторан «Черный медведь». Справа стоят как раз финские «патриоты». Фото имеет статус «общественное достояние».

У финских правых была и своя молодежная организация – Sinimustat, они же «сине-черные». Название определялось цветом униформы этого движения – черная рубашка и синий галстук. Лидером «сине-черных» стал А. Ойайярви, кстати, будущий философ. Молодые радикалы пережили успешно путч 1932 года и плавно интегрировались в IKL, создав там молодежное крыло. С этого момента ведущую роль в нем играл лютеранский пастор и один из идеологов «великой Финляндии» Э. Симайоки, позже погибший во время Зимней войны.

В организацию принимали с 10-летнего возраста, обязательным предметом, кроме всего прочего, было изучения биографии и работ Муссолини. В качестве гимна «передовая финская молодежь» использовала композицию «Maamme», что означает «Моя страна», являющуюся неофициальным гимном Финляндии по сей день. Интересно отметить, что текст первой версии был написан на шведском языке Людвигом Рунебергом, шведом по национальности, а музыка – композитором Фредриком Пациусом, эмигрантом из Германии. Удивительно, но факт – многие финские знаменитости, создавшие в дальнейшем культурное явление под названием «фенномания» (фин. Fennomania), были изначально шведами и только позже стали финскими национальными авторитетами, носителями «финского духа».

Молодежное крыло IKL в 1936 году рискнуло поучаствовать в восстании «вапсов»42 – эстонских националистов, что переполнило чашу терпения правительства, распустившего «финский Гитлерюгенд» в том же году43.

Все 193244 году возобновились работы по созданию укреплений на Карельском перешейке, позже вошедших в историю как «линия Маннергейма». Строительство фортификационных сооружений, по идее, свидетельствует о потенциально оборонительном характере военной доктрины государства, но это только с бытовой точки зрения. Такие укрепления позволяют сдерживать малыми силами противника на одном направлении, сконцентрировав войска для проведения наступления на другом.

К середине 30-х СССР был уже явно «не по зубам» Финляндии, оттяпать какие-либо территории нечего было и думать. С другой стороны, финны допускали, что наша страна может попытаться выправить положение и как-то скомпенсировать неудачи 20-х годов. И это было вполне вероятно с учетом нарастающего год от года напряжения в Европе, в условиях которого финны возле Ленинграда и в Петсамо представлялись критической угрозой. Однако, финские лидеры могли рассчитывать и рассчитывали на возникновение конфликта между СССР и коалицией западных стран, тогда и возможности территориальных приобретений для Финляндии снова бы открылись.