П о л и н а М а т в е е в н а(продолжает). Да ведь и то сказать – чем бы жили мы, бедные и несчастные торговые женщины, сидящие с утра и до вечера на местном вонючем базаре, ворочающие тяжелые рыбные бочки, мокнущие под дождем, изнывающие под знойным июньским солнцем, терпящие обвинения дотошных, не в меру любопытных клиентов, – чем бы жили мы в это подлое время, если бы не шли на этот обман; если бы действительно под видом селедки не продавали тухлую и лежалую кильку, от которой отказались даже голодные, вечно недовольные чайки? от которой, если уж честно сказать, за версту воняет так сильно, что только лишь мы, закаленные в различных баталиях воины, можем переносить эти стойкие местные ароматы; которые, по прошествии времени, становятся для нас столь же привычными, как запах французских духов для некоторых столичных кокоток? и кто после этого может нас упрекнуть, может сказать, что наш невинный и такой беззлобный обман достоин осуждения и наказания? кто может бросить в нас камень? кто он, этот злодей и клеветник, покажите мне его, я хочу на него посмотреть; я хочу сама швырнуть в него камень! (Замахивается воображаемым камнем в сторону с л у ш а т е л е й.)
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(истошно вопит, показывает пальцем на мужа). Вот он, вот он, подлый и наглый предатель, возводящий напраслину на жену и на ее достойных и верных подруг, с утра и до вечера вкалывающих, как волы, приносящих в дом жалкую, в муках и крови выношенную копейку! вот он, злодей, рассказывающий всем посторонним главный секрет нашего рыбного ряда; вот он, злобный и безответственный негодяй, посмевший сказать вслух такое, что другие люди не говорят никогда, потому что за раскрытие этой тайны можно больно и дорого поплатиться.
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(весело). Да, я раскрыл всем вашу страшную тайну, – тайну вашего вонючего рыбного ряда: вы торгуете килькой под видом керченской сельди; вы превращаете мартышек в слонов, – вы, самодовольные и непроби-ваемые местные фокусники, над которыми я, как художник и наблюдатель природы, искренне и от всей души хохочу! (Начинает смеяться.)
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(задохнувшись от гнева, не сразу находя подходящее выражение). А ты… а ты… а ты собираешь на берегу эти свои никчемные камни! жалкий собиратель мокрых камней, которых уже столько скопилось в квартире, что из них, кажется, можно выстроить целый дворец. (Язвительно.) Уж лучше продавать кильку под видом селедки, чем тащить в дом дурацкие камни!
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(подбегает к столу, раскрывает спортивную сумку, и высыпает из нее кучу разноцветных камней; подбрасывает их над столом). Да, вот они, вот они, мои волшебные камни! собранные во время моих ежедневных странствий, моих нелегких трудов и походов вместе с лохматой и верной псиной; во время наших с ней ежедневных мытарств, ночевок под звездным небом, сладких снов у кромки воды, под шум прибоя и радостный ночной вой на луну. Вот они, вот они, простые, ничем непримечательные прибрежные камни, вовсе не драгоценные, вовсе не алмазы, не рубины и изумруды, но такие необходимые для меня, что дороже любых алмазов и бриллиантов на свете. Вот они, вот! (Черпает пригоршнями со стола разноцветные мокрые камни и в волнении подбрасывает их вверх.) Вот оно, мое сокровище, моя главная в жизни удача, за исключением, конечно, ее, – моей лохматой и верной подружки (показывает рукой на пустую собачью будку), оставленной мною сейчас там, на улице, за забором, на широких и каменных, ведущих к морю дорожках; ибо надобно вам, почтенные торговки краденой килькой, отважные фокусницы местного рыбного ряда, ревностные хранительницы мерзкого духа его и хулители всего прекрасного и чудесного, что есть под луной, – надобно вам наконец-то уразуметь, что все дороги в мире сложены из камней, и все они в конце концов спускаются к морю.
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(с досады плюет). Пропади ты пропадом со своими алмазами, бриллиантами и изумрудами! пропади ты пропадом со своими камнями, собакой и морем, которое непременно в конце-концов тебя доконает; мне, если на то пошло, моя пожива дороже; пора, в конце-концов, одеваться и отправляться на рынок; у нас в рыбном ряду палец в рот никому не клади; у нас, ежели зазеваешься, или опоздаешь чуток, вмиг останешься без места и без навара. (Скрывается в окне.)
П о л и н аМ а т в е е в н а(вторит ей). Это уж точно, у нас в рыбном ряду промашки и оплошности никому не прощают; у нас ежели что, вмиг и палец откусят, и бочку с сельдью из-под носа уволокут! (Также скрывается с глаз.)
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч в одиночестве очарованно пересыпает, словно алмазы, с ладони на ладонь, свои мокрые камни.
Явление третье
Открывается дверь в квартире К о з а д о е в ы х, и на веранду выходит В а с и л и й П е т р о в и ч; он не вполне еще трезв со вчерашнего, небрежно одет, но держится молодцом; на голове у о т с т а в н о г о к а п и т а н а белая морская фуражка с кокардой, весьма засаленная и помятая.
В а с и л и й П е т р о в и ч(простуженным басом). Здорово, сосед! Все любуешься на свое каменное сокровище, все пересчитываешь свой утренний законный трофей, свой ежедневный улов, который вытягиваешь ты со дна синего моря, как вытягивают рыбаки свои тяжелые сети? и как только не надоест тебе собирать эти мокрые кругляши, которые, не спорю, очень ярко блестят на жарком июньском солнце, но, как только нагреются и немного обсохнут, сразу же превращаются в круглые серые голыши; и как только хватает терпения у тебя собирать этот ненужный мусор, который, я с этим тоже не спорю, вполне годен в качестве строительного материала для возведения нового дома, но никогда не сравнится с живой трепещущей рыбой, попавшей в крепкие рыбацкие сети?
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(радостно). Не надоест, Василий Петрович, не надоест ни за что!
В а с и л и й П е т р о в и ч(продолжает). Уж если не в силах ты бросить эту бесполезную и пустую работу, то хоть закидывай по утрам одну или две закидушки, таскай потихоньку ершиков и карасиков, все же хоть какой-то улов и навар будет у тебя ко времени возвращения; все же не одни камни принесешь ты домой строгой супруге; эх, дела земные, дела сухопутные! то ли дело ширь океана, плеск волны о борт корабля, крики чаек за широкой кормой, верные друзья в прокуренной тесной каюте, и никакой тебе сварливой жены, никакого бабьего противного визга! (Смотрит пристально на 3 а о з е р с к о г о, внезапно смягчается.) Ну ладно, ладно, чего уж там, давай показывай свои мокрые камни; так и быть, послушаю тебя натощак; тебя как послушаешь натощак, так непременно к завтраку нагуливаешь аппетит; уж больно хорошо ты про свои камня рассказываешь. (Подходит к З а о з е р с к о м у и садится на скамью рядом с ним и кучей камней.)
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(польщенный таким вниманием, суетясь, торопливо). Да как же не рассказывать про них хорошо, как не восторгаться этим каменным чудом природы? из которого сложены и горы, и глубокие океанские впадины; которое держит на себе и океанские воды, и реки, и все живое, в том числе и ничтожного, смертного и немощного человека? как не восторгаться всем этим сверкающим в полдень великолепием, которое, слегка накрытое прозрачной волной, играет на солнце, как россыпь драгоценных камней? Ты, Василий Петрович, можешь, конечно, восхищаться океанским простором, криком чаек, пенной струёй за бортом, тесным матросским кубриком, и всем остальным в том же духе, но для меня, поверь, какой-нибудь серый, невзрачный камушек, какой-нибудь круглый голыш с нашего песчаного пляжа, намоченный невзначай теплой волной, вдруг заиграет такими яркими красками, так заискрится на теплом желтом песке, в компании таких же разноцветных собратьев, что, кажется, большего Божьего чуда и невозможно придумать!
В а с и л и й П е т р о в и ч(добродушно). Ну-ну, ты уж загнешь, так загнешь; тебя послушать, так все в мире состоит из камней, и нет на свете большего чуда и счастья, чем простой невзрачный булыжник, приткнувшийся где-нибудь на пыльной обочине; поэт ты, Иосиф Францевич, право слово, поэт! и как это только Антонида Ильинична выносит эту твою поэтическую натуру? надо же – камни назвать самый прекрасным, что существует в природе!
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(горячо). Да, Василий Петрович, да, именно так! не изумруды, не алмазы, не рубины и яхонты, а самые последние пыльные камни, валяющиеся по обочинам разных дорог, вдоль которых проходим мы равнодушно, устремляя свой взор к иным горизонтам, гораздо дороже мне, чем все сокровища мира; не все золото, дорогой Василий Петрович, что блестит и искрится; иногда и на обочине, и в пыли можно отыскать истинное сокровище; ты только взгляни, ты только присмотрись к ним повнимательнее, – как блестят, как играют разными гранями, – не хуже, чем твои алмазы, или рубины! (Пересыпает восторженно с ладони на ладонь мокрые камни.)
В а с и л и й П е т р о в и ч(гудит басом). Ну, поэт! ну, рассмешил!
З а о з е р с к и й. Но ведь не это, дорогой ты мой сосед Василий Петрович, – не мгновенное преображение самого последнего, залежалого и забытого камня, возникающее от соприкосновения его с влагой небес или моря, привлекает меня в этой истории; подумаешь – преображение замарашки в прекрасного принца, превращение ртути в золото, а Золушки – в блистательную принцессу! все это задачки для поэтов, сказочников и алхимиков; меня же, как философа, ведущего по причине семейной неустроенности бродячий, можно даже сказать – кочевой образ жизни, ночующего в компании верной собаки, а частенько вообще в чистом поле, привлекает в этой истории совершено иное; у меня, как у бродячего человека, к тому же по натуре ученого и зоркого наблюдателя, выработался свой собственный, особенный подход к разным природным явлениям; мне нужно, понимаешь ли, понять душу предмета, душу звезды, душу моря, душу грозы, или вот этого, такого непримечательного, такого, вроде бы, обыкновенного камня; мне важно проследить его зарождение, его стремление вверх, к солнцу и свету, его недолгую жизнь на поверхности нашей планеты и последующее погружение вниз, в глубину, в холод и мрак смерти и неизвестности.
В а с и л и й П е т р о в и ч(назидательно). Ты говоришь о камнях так же, как о растениях, о траве, или цветах; а ведь они, дорогуша мой, неживые; они ведь простые и бездушные камни; они не растут, не размножаются, и не зреют, как хлеб на полях; потому что неживое не умеет расти, а должно спокойно лежать, раз уж уготована ему такая судьба.
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(радостно). А вот и не так, а вот и не так! растут, еще как растут, Василий Петрович! (Оглядывается по сторонам, приглушенным голосом.) Ты не поверишь, но мной открыт главный закон, главная причина любого движения, любого изменения на земле; в своих бесконечных скитаньях с лохматым другом, – вдоль берега моря, с вечной спортивной сумкой, набитой разноцветными мокрыми кругляшами, – я обнаружил такое, чего до меня не мог обнаружить никто; быть может – только Ньютон в своих прогулках вдоль спелых, отягощенных плодами яблонь, открывший закон всемирного тяготения; но там, у моего великого предшественника, действуют силы небесные, силы космические, силы всемирные; недаром же и закон его называется не иначе, как закон всемирного тяготения; я же открыл силу противоположного направления; я открыл, Василий Петрович, ни много, ни мало, как силу, заставляющую расти обыкновенные камни!
В а с и л и й П е т р о в и ч(басом). Расти обыкновенные камни? вот чудеса!
З а о з е р с к и й(радостно). Да, да, не смейся, – все каменное, все, имеющее вес и округлость, непременно стремится вверх, к солнцу, свету и жизни; любая каменная песчинка, любой пыльный булыжник, гранитный утес, или гора размером с Монблан непрерывно растут, подталкиваемые изнутри силой роста, не менее могущественной, не менее сильной, чем противоположная ей по направлению сила всемирного тяготения; которая одна и сдерживает растущие камни, ибо в противном случае они доросли бы до Луны и до звезд – было бы там, внизу, на Земле, достаточно каменного запаса; не замечал ли ты, любезный и отважный моряк, как на откосе, среди сплошных ветвей и корней, вдруг ниоткуда, словно из-под земли, появляется камень, за ним – другой, потом – третий, четвертый, десятый? и – пошло, и – поехало! и вот уже сплошной, покрытый камнями склон превращается в сплошной каменный сад; чистое, только что вспаханное крестьянином поле, протянувшееся на километры от горизонта до горизонта, на котором неоткуда взяться камням, вдруг оказывается сплошь усеянное булыжниками; и каждому новому поколенью крестьян приходится начинать все сначала; едва отвлечешься, зазеваешься – и вот, новые камни появились из-под земли; выросли из земли; растут великие горы и маленькие песчинки, пробиваясь наверх с глубины нескольких километров; растет Джомолунгма и береговые каменные утесы, которых всего лишь несколько поколений назад не было и в помине на этом месте; просто мал срок человеческой жизни, чтобы оценить и понять рост Джомолунгмы или утеса у моря; но он, этот недолгий человеческий срок, вполне достаточен, чтобы подметить рост камней небольших, а, значит, понять саму эту тенденцию; понять общий закон.
В а с и л и й П е т р о в и ч(тем же басом). Ну, дает! ну, философ!
З а о з е р с к и й(так же вдохновенно). Камни, Василий Петрович, сдерживают собой силы всемирного тяготения, которые бы в итоге смяли, раздавили в лепешку всю нашу Землю; они выполняют благородную миссию сдерживания внешнего хаоса, они упорно растут вверх, поддерживая и сохраняя жизнь на Земле; они являются приводным ремнем любого изменения, любого зарождения нового и прекрасного на планете, будь то простая букашка, или царь зверей человек; от камней, в прямом смысле слова, зависит все вокруг нас; не было бы камней, не было бы и жизни; а поэтому закон их непрерывного роста назван мною законом всемирного роста камней; знай наших, Василий Петрович! что там Ньютон, – не одному ему падали яблоки с неба; кое-что можем и мы, простые и бесхитростные искатели истины!
В а с и л и й П е т р о в и ч(воодушевленный этой мыслью). Можем, еще как можем!
З а о з е р с к и й(назидательно). Великие вещи, Василий Петрович, потому и велики, что на деле оказываются очень простыми; подумаешь – какое-то там спелое яблочко, упавшее сверху на голову, или булыжник, лежащий в пыли у обочины, в компании таких же пыльных и никчемных камней! но стоит лишь взглянуть на них думающему человеку, как сразу же выходят два великих и прекрасных закона.
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч, объяснив все с о с е д у, устало вытирает пот со лба, и в изнеможении садится рядом с ним; К о з а д о е в слегка ошарашен откровением З а о з е р с к о г о, какое-то время очарованно взирает на кучу разноцветных камней.
К о з а д о е в(после паузы). Скажи, Иосиф Францевич, а ты рассказывал об этом своем всемирном открытии кому-то еще? не привлекал ли ты к этому делу настоящих ученых? не пытался поверить наукой свое, так сказать, бытовое, сделанное мимолетом изобретение?
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(смущенно, зачем-то оглядываясь по сторонам). Да, Василий Петрович, пытался. Я, видишь-ли, послал подробное описание сделанного открытия в Париж, во французскую Академию наук; пусть французы разберутся во всем, что я тут натворил.
В а с и л и й П е т р о в и ч(он поражен). Но почему во французскую, почему не в российскую Академию? В российскую послать было ближе, да и дешевле, в конце-концов! не такой уж ты, извини меня, миллионщик!
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч. Да, в российскую Академию послать было и ближе, и гораздо дешевле; но, знаешь, Василий Петрович, в своем отечестве, как ни крути, пророка все же нет и не будет; вот если бы француз им прислал какой-нибудь, про французские камни, они бы сразу признали его открытие состоявшимся; а тут и камни неизвестно какие, и первооткрыватель не совсем похож на ученого человека. Но главное, конечно, не в этом, главное совершенно в другом. Видишь-ли, мой отважный друг и моряк, в свое время французская Академия отказалась выдавать патенты нашедшим камни, упавшие с неба; то есть, попросту говоря, метеориты; французские академики посчитали, что камни с неба падать не могут; и очень, как ты понимаешь, крупно ошиблись, за что им стыдно и по сегодняшний день; падают камни с неба, дорогой Василий Петрович, падают, и будут падать до скончания века; вот я и подумал – а не побоятся ли французские академики ошибиться еще раз, отказав в регистрации моего земного открытия? не побоятся ли они вновь сесть в лужу, и не зарегистрируют ли закон всемирного роста камней хотя бы из перестраховки; на всякий случай, чтобы потом не кусать локти с досады? Вот потому, дорогой мой сосед, и послал я заявку на сделанное открытие во французскую Академию наук, – не думаю, чтобы столь ученые мужи во второй раз ошиблись столь крупно.
К о з а д о е в сидят с открытым ртом, и не знает, что ответить И о с и ф у Ф р а н ц е в и ч у. Для него все это необычно и очень загадочно. Впрочем, он и раньше наблюдал чудачества своего собеседника. Мысль о невменяемости И о с и ф а Ф р а н ц е в и ч а приходит на миг ему в голову, но тут же отступает перед ясностью изложенных фактов. Он молчит, открыв рот, и загадочно покачивает головой.
Явление четвертое
На веранду из двери К о з а д о е в ы х выходит ч е т а Б а й б а к о в ы х; на голове у А н д р е я В и к т о р о в и ч а нечто вроде пробкового шлема, а у Б р о н и с л а в ы Л ь в о в н ы – кепочка с непомерной длины козырьком; кроме того, на них модные майки с заграничными надписями и рисунками, дутые кроссовки, похожие на ботинки не то футболистов, не то альпинистов, огромных размеров часы на запястьях, большие солнцезащитные очки, длинные гольфы, ракетки в футлярах, маска и ласты для подводного плавания, надувной матрац, пляжные сумки, и прочее; на фоне крайне непритязательной экипировки о с т а л ь н ы х п е р с о н а ж е й – местные жители одеты кто как может, – наряд этот напоминает оперение попугаев; на оголенных местах, кроме того, у А н д р е я В и к т о р о в и ч а легко читаются татуировки: «Наша наука – лучшая наука в мире!», «Только физика – соль, остальное все – ноль!», «На синхрофазотроне – вперед к светлому будущему!», и прочее, выдающее в нем большого ученого; Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а в формах своих округла, мягка, и, кажется, знает о местных ценах не меньше, чем м е с т н ы е к у м у ш к и; в науке, кстати, она тоже изрядно подкована.
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(продолжая, очевидно, начатый ранее разговор). А репчатый лук здесь на рынке дороже нашего а два-три раза; тут ежели собрался в поход за репчатым луком, то запасайся сразу корзиною денег, а без этого на местный рынок лучше не суйся! тут, на местном рынке, если у тебя с собой нет целого состояния, нечего и думать о репчатом луке!
А н д р е й В и к т о р о в и ч(мягко). Зачем тебе, дорогая, репчатый лук? я бы, к примеру, с удовольствием съел зеленого лука – с селедочкой, с маслицем, с картошечкой отварной (закатывает от воображаемого удовольствия глаза); да еще с бутылочкой местного сухого вина, лучше всего «Хереса» или «Алиготе»; ничего нет, душечка, лучше, чем посидеть здесь, во дворе, вечерком, внимая прохладе и звукам старого приморского города; посидеть в компания приятных, милых людей (окидывает взглядом З а о з е р с к о г о и К о з а д о е в а), с которыми так хорошо поговорить о разных незначащих пустяках; о погоде, к примеру, или о будущих выборах президента; поговорить, ну и, конечно, покушать селедочки: керченской, налитой, с икоркой внутри, с маслицем, с картошечкой, и обязательно зеленым лучком, порезанным и покрошенным сверху; нет, дорогая, ты что хочешь можешь мне говорить, но об эту пору, когда все в мире цветет, в этом благословенном краю кипарисов, магнолий и свежего зеленого лука, грешно питаться луком репчатым; это, душа моя, не просто преступление против природы, но даже какое-то извращение; и попробуй, если сумеешь, мне что-нибудь на это ответить!
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(возмущенно). Как извращение? как не говорить о репчатом луке? Да ведь при этих-то местных ценах никакой зарплаты не хватит, даже твоей бывшей профессорской; особенно если купить про запас, целый мешок, чтобы уж точно дожить до весны; чтобы не бегать по разным соседям, да не просить луковичку до завтра и в долг.
А н д р е й В и к т о р о в и ч(досадливо морщится при упоминании о своей бывшей зарплате). Ну зачем же, дорогая, покупать нам целый мешок? достаточно ведь купить просто пучок – зелененького, с картошечкой, с маслицем, с легким винцом, в компании приятных людей (опять многозначительно смотрит на З а о з е р с к о г о и К о з а д о е в а); и потом, Бронислава Львовна, не упоминала бы ты так часто про мою бывшую профессорскую зарплату; в конце-концов, все это временно, произошло по сокращению штатов, из-за слияния трех институтов в один, и когда наступят более благоприятные времена…
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(положив поклажу на землю, уперев руки в бока). Как это не упоминать про бывшую твою профессорскую зарплату? как это не говорить о слиянии трех институтов в один? да ежели бы не произошло этого слияния, ежели бы не уволили тебя по сокращению штатов, – разве жили бы мы здесь, в этом курятнике? разве же довольствовались бы мы пучком тощего зеленого лука, разве не закупили бы сразу мешок: репчатого, ядреного, голова к голове; чтобы не бегать к соседкам, как бедные родственники, а чтобы соседки к тебе бегали каждый час, и выпрашивали луковичку то на суп, а то и на жаркое?
Во все время хозяйственных разговоров с у п р у г о в
З а о з е р с к и й и К о з а д о е в внимательно и с большим удовольствием их выслушивают.
К о з а д о е в(не выдержав, деловито). Мешок лука таможня не пропустит через границу; вот если бы, допустим, полмешка, или даже мешок, но по частям провезти в разных местах вагона, тогда еще может быть; а целый мешок – нет; целый мешок таможня ни за что не пропустит! и не пытайтесь, Бронислава Львовна, все равно ничего не получится, только штраф солидный заплатите, а толку все равно никакого не будет; вот ежели, к примеру, полмешка, – тогда дело другое, тогда еще с таможенниками можно договориться; а целый мешок – и не пытайтесь, ничего у вас не получится, только зря деньги потратите.
З а о з е р с к и й(приветливо, с доброй улыбкой). Не скажи, Василий Петрович, есть способ провезти и полный мешок. Все дело в смекалке, в природной выдумке и находчивости; вот вы мне ответьте, Бронислава Львовна, есть ли у вас дача где-нибудь под Москвой?
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(растерянно). Конечно есть. Андрей Викторович, как заслуженный физик и работник науки, получил под Москвой солидную дачу; и участок у нас на даче хороший, и домик неплохой на участке имеется; слава Богу, не догадались еще, не отобрали дачу по сокращению штатов.
З а о з е р с к и й(радостно кричит). Но ведь это же отлично, что имеется дача! Это ведь отлично, что имеется участок на ней! это сразу решает проблему с таможней, которой теперь можно вообще ничего не платить, и проблему с пресловутым мешком; да что там мешок, Бронислава Львовна, вы теперь не то, что мешок, вы теперь сто мешков можете спокойно через таможню переправлять; и ни одна собака, будь она хоть сто раз ищейка, не донюхается и не докопается ни до чего!
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(растерянно). Сто мешков через границу перевезти? и ни одна таможня не донюхается ни до чего?
З а о з е р с к и й(радостно). Ни одна таможня, повторяю вам, не донюхается и не докопается решительно ни до чего; все дело лишь в смекалке и в научном подходе; я, как наблюдатель природы и свободный философ, могу подсказать вам способ до того оригинальный и безопасный, что вы вообще можете основать в Москве луковую монополию; будете, так сказать, луковая царица и главный поставщик этого овоща для целой столицы.
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(она крайне заинтригована). Да какой же это способ, Иосиф Францевич, скажите мне его побыстрей; назовите немедленно, не тяните время, не томите душу бедной и разочарованной женщины! (Растерянно.) Надо же, какой год к вам сюда приезжаем, а вы только теперь о главном решили заговорить!
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(победоносно). А вот какой способ: провозить через границу не лук, а его семена; мешочек семян эквивалентен десяти мешкам спелого лука; как провезете, так сразу же на даче и сажаете на участке весь этот мешочек; а к весне, с первыми листьями, получаете вагон отборного лука; и никакая таможня вам теперь решительно не нужна, можете отныне смело плевать на таможню; никто семена отбирать у вас на границе не будет, а как весной лук поспеет, так десять мешков вместе с Андреем Викторовичем и накопаете на зависть соседям; пусть после этого бегают, пусть локти кусают от зависти!
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(она не вполне еще осознала сделанное предложение, и не оценила как его достоинства, так и недостатки). Но ведь это же… но как же можно…