Матрешка богов

– Ну, это вы зря за Ипполита переживаете, он ведь сам себе ногу отрезал и приготовил для вас, для дорогих гостей. Он, между прочим, отличный кулинар и всегда свои ноги, то есть лапы, знатным персонам готовит. Это, кстати, у него самые вкусные части тела.

Молодожены разом задрали головы и с ужасом уставились на громадного птеродактиля с прозрачными перепончатыми крыльями, который завис чуть в стороне над ними. Он легонько парил в восходящем потоке, и на спине его сидел какой-то джентльмен в темном вечернем костюме.

– Господи, – томно проговорила Наташа и закрыла глаза. – Я опять в обморок, вернусь не скоро.

– Кажется, и я туда же! – вскрикнул Люк и вскочил на ноги. Но глаза, напротив, не только не закрыл, а, широко распахнув, стал рассматривать парящий метрах в десяти над землей причудливый тандем. – Это ж прям реалити-шоу какое-то!

– М-да, действительно, можно перепугаться, – согласным кивком наездник ископаемого ящера подтвердил настроение ошарашенной пары. – Но, и с этим ничего не поделаешь, надо привыкать. Разрешите представиться – Доктор. Соломон Яковлевич фон Дитрих. Можно просто Соломон Яковлевич. Леша, представься уж и ты заодно.

Парящий ящер тряхнул костистым гребнем и щелкнул зубами.

– С вашего позволения, Алексей Качумасов, – и потом, чуть вывернув шею и скосив глаз на наездника, быстро добавил: – Капитан первого ранга, командир атомного подводного крейсера «Славутич». Пардон, что в таком виде не могу отдать честь.

– Ох, болтаешь много, Лешечка, – джентльмен в костюме дрыгнул ножкой в шершавый бок птеродактиля. – Давай на посадку!

Ящер взмахнул прозрачными крыльями и взмыл вверх. Метрах в двухстах, в вышине, он выполнил виртуозный разворот и по глиссаде скользнул вниз. Из-за кустов рядом с лужайкой, на которую примеривался сесть летающий монстр, выскочил все тот же китаец с сачком для бабочек и замер, держа древко с полосатым матерчатым конусом над головой. Ящер, едва коснувшись лапами зеленого газона, закончил движение легкой пробежкой и остановился в паре шагов от прыткого азиата.

– Добро пожаловать в Бамболополь, уважаемый метр! – безо всякого сюсюканья, по-военному гаркнул китаец и щелкнул каблуками. Хотя этого все равно не было видно под длинным балахоном.

– Уважаемый мэтр, болван! – добродушно поправил Соломон Яковлевич и, даже не глянув на этот вытянувшийся в струнку почетный караул, направился к столику. Уже подходя к месту пикника, он с шага перешел на легкую рысь и вприпрыжку подлетел к молодоженам.

– Ну, здравствуйте, здравствуйте, дорогие мои, ух! – Он цепко ухватил руку молодого человека и, прижав ее к собственной груди, восторженно воскликнул: – Ах, как я рад, как же я рад! Уф-ух! Надо понимать, вы – Люк? Замечательно! Скажу честно, вы прекрасный экземпляр! Ух! Ну, а вы, – он перебежал вокруг столика и, жеманно приподнимая плечи, принялся целовать ручку девушки, – а вы – Наташа! Вы просто гениальны! Уф! Очень впечатляет! Какая пара, какая подходящая, ух, по всем параметрам пара! Ух!

Он нахально уселся на люковский стул и уставился на парня не менее нахальным взглядом.

– Ну, знакомство, все эти охи-чмоки, обнимашки-целовашки закончились. Пора и за дело!

Люк, отпрыгнув от занятого стула, быстро обежал стол и встал рядом с юной своей супругой, даже чуть загораживая ее от такого напористого собеседника. Ната сразу же прижалась к нему и горячим шёпотом, чуть привстав, прямо на ушко требовательно затараторила:

– Ну, сделай же что-нибудь, ты же мужчина! Это, вообще, кто? Тот самый доктор, о котором ты говорил?

Люк пожал плечами и перевел взгляд на собеседника.

– Вы Большой доктор? – грозно спросил он и, сдвинув брови и сжав губы птичьей гузкой, уставился на гостя.

– Если вы имеете в виду размеры, то, как видите, не очень большой, уф-ха-ха – хохотнул назвавшийся Соломоном Яковлевичем пришелец. – Это меня китаец Юнька так называет. Ух! Уважает очень.

– А вы по каким болезням? – выглянула из-за мужа Ната.

– От всех, решительно от всех болезней, – уверенно произнес гость. – И не только, ух, в вашем случае, дорогая, а во всех случаях. От скарлатины и вывихов и до самой бубонной чумы. Все и всех могу вылечить! Уф-у-фу!

– Не надо нас лечить, – пренебрежительно съязвил Люк, имея в виду совсем не лечение. – Таких врачей не бывает.

– Ну, во-первых, бывает, а во-вторых, именно вас, дорогие мои, еще как надо лечить! Ох, уф! Дайте отдышаться! – он достал из нагрудного кармана носовой платок и обтер совершенно сухой лоб. – Вот у вас, например, Наташа, пневмоторакс – воздух в легкие попал! Вследствие проникающей раны груди и многочисленных переломов ребер! – весело, даже торжествующе произнес человек, и стало очевидным, что он все-таки доктор. – А размозжение правой кисти? А многочисленные ушибы? А вас, молодой человек, вообще по кусочкам собирать нужно, и, кроме того, у вас еще одна проблемка, перелом основания черепа называется. А вы говорите, вас лечить не надо!

Соломон Яковлевич задорно захлопал в ладоши и ликующе засмеялся. Но его собеседники ошеломленно посмотрели на этого фигляра и, открыв от ужаса рты, стали лихорадочно ощупывать и осматривать друг друга.

– Но мы же совершенно здоровы! – хором закричали молодые супруги, ничего не понимая.

– Правильно, здоровы! – доктор, довольный самим собой, скалил зубы и насмешливо следил за молодоженами. – И еще здоровей будете. Мы вас сошьем-сколотим, где гвоздком, где молоточком, по клеточке, по нейрончику, разберем-соберем, подчистим-подмажем и в постельку уложим! Не переживайте! Все хорошо будет! Ах, какие экземпляры! Молодые, влюбленные, начитанные – просто любо-дорого!

– Что-то вы нас часто экземплярами называете! И где все эти раны, переломы и другие травмы, о которых вы говорили? – обиженно и подозрительно протянула Ната.

– Где-где, у деда в бороде, – насупившись перебил ее Люк. – Врет он все, дайте нам телефон! Сейчас же! Мне надо позвонить своему менеджеру.

– Да что же вы, молодой человек, такой мрачный, такой хмурый? Вы живы-здоровы, и все прекрасно, – с улыбочкой произнес Соломон Яковлевич. – Вы, видимо, по натуре пессимист. Или я приятно ошибаюсь? Конечно же, ошибаюсь! Вы оптимист!

– Пессимист, оптимист – знаем мы это все! Стакан наполовину пустой или полный! – Люк продолжал атаковать: – Давайте телефон!

Чуть скосив глаза в сторону и примирительно вздохнув, доктор потянулся за минералкой и, налив в бокал ровно половину, хитро взглянул на петушившегося француза.

– Кстати, о стаканах, – он задумчиво, не стирая улыбки, покрутил бокал в руке и, подняв, посмотрел через него на Люка. – Вот этот бокал, по вашему мнению, наполовину пуст или полон?

– Полон, полон, оптимисты мы оба, – нетерпеливо сказал тот, – зубы не заговаривайте, телефон давайте!

– И для меня, знаете ли, наполовину полон! – весело ответил неунывающий доктор. – Только для меня он наполовину полон пустотой, так что все гораздо сложнее, молодой человек! Давайте-ка собирайтесь и полетели! – а потом загадочно добавил, – Времени очень мало, всего лишь вечность осталась, то есть надо торопиться. Юнька, принеси им одежду! Ко мне полетим…

Из-за куста фуксии мигом выскочил расторопный Юнька с двумя стопками белья под каждой подмышкой.

– Так узе готовое все! – сморщился он в улыбке и с полупоклоном положил одежду на стол.

В застенках стен коза стенает

Они летели на бреющем полете, но несмотря на всю опере-точность происходящего, Люку было совсем не смешно. То ли доктор, то ли клоун, который сидел впереди него, непонятный китаец, внутри которого прятался ефрейтор, испуганная Ната, говорящие животные, живые и зажаренные – все это кого угодно может загнать в психушку навсегда, если не сказать больше.

Он обнял правой рукой сидевшую рядом жену и почувствовал, что ее колотит дрожь. Ната молча взглянула на него, и по ее щеке наискось от встречного ветра скатилась слеза. В глазах у нее клубилась глухая, невыплаканная тоска, и казалось, чуть-чуть еще – и завоет она загнанной за флажки волчицей и бросится под ружье. Где мы? Что с нами будет? Куда и зачем нас везут? Они вели глазами немой разговор и не находили ответа.

– Обратите внимание, какое прелестное стадо мамонтов, – раздался голос доктора, и он обернулся к пассажирам. – Скоро дадут приплод, вот Юнька-то порадуется. Он ведь и сюда руку приложил.

Они летели на птеродактиле Леше втроем, так как сразу за спиной пилота, то есть Соломона Яковлевича, были устроены два кресла с откидными спинками и очень сомнительными ремешками безопасности. Спасти они никого, безусловно, не могли, но удавиться на них при случае можно было запросто. Так, по крайней мере, сказала Ната, когда после долгих уговоров ей все-таки пришлось залезть на ящера.

– Надеюсь, хоть мамонты у вас не разговаривают человечьими голосами, – мрачно пробормотал Люк.

– Обижаете, любезный, конечно разговаривают, – еще больше обернулся Соломон Яковлевич и, жестикулируя одной рукой, начал разглагольствовать. – Во-первых, так удобнее. Возьмем традиционное животное, того же слона, чтобы пример был нагляднее. Он, если заболеет, допустим, может об этом рассказать? Симптомы, там, или просто описать недомогание, где болит, что зудит. А наши мамонты могут. Хоть прозой, хоть стихами.

Во-вторых, у них социальная атмосфера в стаде не в пример теплее и душевнее. Встретил мамонт симпатичную мамонтиху и объяснился в любви. Трогательно и романтично. А слоны в дикой природе? У них все жестко и на уровне инстинктов. Встретились и разбежались, так, по-моему, хотя я не очень в курсе по этой теме.

В-третьих, если мамонта наказываешь – я сейчас мамонта беру как обобщающий всех говорящих животных образчик, – то, стоит ему объяснить, за что и какова мера наказания, он уже и не ерепенится. И дрессировать его не надо, ни понукать, ни, не дай бог, бить или терзать как-то. Разумом понимает, а разум – венец творенья природы!

– Так у вас тут все твари разговаривают? – все так же хмуро спросил Люк.

– По-разному бывает, по-разному, – уклончиво ответил доктор и, внезапно склонившись вперед, крикнул: – Леша, садимся!

Ящер, накренившись, вошел в вираж и лихо нырнул вниз. Ната негромко охнула и вцепилась в руку мужа накрашенными дорогим лаком ноготками. Леша, щадя пассажиров, мягко спланировал и почти без пробежки приземлился у симпатичного бунгало на мягкую травку.

– Карета прибыла, – торжественным голосом провозгласил он и, раздвинув лапы, шлепнулся на пузо.

Пилот и пассажиры стали выбираться со своих мест и спрыгивать на траву. От дверей бунгало уже бежал разряженный в полосатую ливрею коротконогий толстячок, который оказался совсем даже не толстячком, а жирным котом, втиснутым в служебный костюм. Двигался он, как и положено литературным котам, на задних лапах и росту был немалого – с метр, а то и больше. Но после перелета ни Ната, ни Люк на это уже не реагировали. Видимо, привыкли.