Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые

Итак, Франсуа де Вивонн, сеньор де Ля Шатеньерэ, погиб 11 июля 1547 года. Ги Шабо де Сен-Желе, барон де Жарнак, прожил гораздо дольше. Он дослужился до чина генерал-лейтенанта, женился на Луизе де Писселе и у них родилось несколько прекрасных детей. Но он тоже был убит на дуэли 6 августа 1584 года (ему в тот момент было… семьдесят лет).

Дуэль, приведшая на эшафот

Во Франции в XVII веке королевская власть пробовала бороться с поединками, издавая декларации и эдикты о том, что оскорбленные дворяне вместо дуэли обязаны в течение месяца подать жалобу в специальный Суд маршалов. А вот эдикт 1624 года предоставил Парижскому парламенту (высшему суду) юридическое основание для заочного осуждения виновных на смерть.

Кардинал де Ришелье, несмотря на свою личную трагедию (его старший брат, Анри дю Плесси, был убит в 1619 году на дуэли), советовал Людовику XIII соизмерять наказание с виной и не карать всех дуэлянтов смертью, а ограничиться «административным взысканием». Он предлагал лишь в случае смерти одного из участников поединка отдавать второго под суд.

Новый эдикт, изданный в 1626 году, предусматривал следующие меры: за вызов на дуэль – лишение должностей, конфискация половины имущества и изгнание из страны на три года. За дуэль без смертельного исхода – лишение дворянства, осуждение или смертная казнь. За дуэль со смертельным исходом – конфискация всего имущества и смертная казнь. Дуэль с привлечением секундантов расценивалась как проявление трусости и подлости и каралась смертью вне зависимости от ее исхода.

Первым этот эдикт нарушил Роже де Шуазель-Прален, и его за дуэль с маркизом де Вардесом изгнали, несмотря на заслуги его отца, и лишили должностей королевского генерал-лейтенанта в Шампани и бальи Труа.

А потом пострадал Франсуа де Монморанси-Бутвилль, имевший дерзость устроить дуэль с двумя секундантами с каждой стороны на Королевской площади и средь бела дня.

Трагическая судьба этого графа заслуживает отдельного рассказа. Франсуа де Монморанси-Бутвилль дрался с 15-летнего возраста. Ко дню гибели на его счету было, как минимум, двадцать две дуэли, причем всякий раз он демонстрировал полное пренебрежение к каким бы то ни было законам.

В 1624 году он дрался с графом де Понжибо в день Пасхи, несколько раз сражался и в Христово воскресенье, в том числе и 1 марта 1626 года, в день, когда король подписал очередной эдикт, направленный против дуэлей.

Роковая для Монморанси-Бутвилля дуэль состоялась на Королевской площади 12 мая 1627 года. Вместе с кузеном, Франсуа де Ромадеком графом де Шапеллем, который выступал в роли секунданта, он бился против Ги д’Аркура графа де Беврона и маркиза Анри де Бюсси-д’Амбуаза.

Отметим, что граф де Шапелль, несмотря на незавидные физические данные, был крайне искусным фехтовальщиком и опытным дуэлянтом. Глубоко преданный де Монморанси-Бутвиллю, он выступал в качестве секунданта в большинстве дуэлей, в которых тот дрался.

Граф де Беврон очень хотел отомстить за недавнюю гибель де Ториньи, своего старого друга, лишенного жизни де Монморанси-Бутвиллем. И он отправился вслед за ним в Брюссель, который тогда был столицей Испанских Нидерландов, где правила регентша Изабелла. Когда ей доложили о прибытии двух заклятых врагов, она, опасаясь легко предсказуемых неприятностей, велела их арестовать. Дав ей в итоге слово не биться на дуэли во время своего нахождения в Испанских Нидерландах, де Монморанси-Бутвилль убедил королеву попросить Людовика XIII позволить ему вернуться во Францию. Но король Франции отказался дать разрешение на его возвращение. В ярости де Монморанси-Бутвилль поклялся, что все равно приедет в Париж и будет биться с де Бевроном, что являлось прямым вызовом авторитету монарха.

Де Монморанси-Бутвилль и де Шапелль вернулись в Париж тайно, переодетые и под вымышленными фамилиями. Накануне назначенной даты де Монморанси-Бутвилль и де Беврон встретились на Королевской площади, чтобы обсудить условия, в соответствии с которыми они будут драться на следующий день после полудня. Де Монморанси-Бутвилль назначил секундантом графа де Шапелля, а де Беврон сказал оппоненту, что его будет представлять маркиз Анри де Бюсси-д’Амбуаз.

На следующий день главные участники дуэли приехали на Королевскую площадь с третьим ударом часов и, не желая терять время, сбросили камзолы (они договорились драться в рубашках) и заняли позиции.

Одновременно с ними скрестили шпаги и секунданты.

Трудно сказать, как долго продолжалась дуэль: оценки тут довольно разнообразные – от нескольких минут до часа. В равной степени нелегко установить, какие именно раны нанесли друг другу основные участники. В одном рассказе утверждается, что они буквально падали от усталости, изнеможения и потери крови, в другом, напротив, говорится, что они прекратили дуэль все еще без единой раны после нескольких минут демонстрации парочки-другой приемов высокой техники фехтования.

Тем временем де Шапелль и Бюсси д’Амбуаз вели свой бой, представлявший собой фактически параллельную дуэль. Мы не знаем, как долго продолжался этот бой, но результат его известен: клинок де Шапелля вонзился в тело де Бюсси-д’Амбуаза, тот рухнул на землю и через несколько минут скончался.

Подчеркнем еще раз, что дуэлянты дрались ясным днем и на наиболее престижной тогда площади Парижа, а потому просто невозможно представить себе, что их поединок прошел незамеченным. И все понимали, что пора скрываться. Де Монморанси-Бутвилль и де Шапелль решили бежать в Лотарингию, тогда независимое герцогство, чтобы оказаться вне юрисдикции французского закона. Бретеры покинули Париж по дороге на Мо и после бешеной скачки поздно ночью достигли Витри-ле-Брюле, что в Шампани. Там они нашли комнату на постоялом дворе и легли спать.

А тем временем Людовику XIII донесли о нахальной дуэли, которая случилась прямо у него под носом. Взбешенный, он приказал схватить беглецов, особенно де Монморанси-Бутвилля. И беглецов схватили (графу де Беврону удалось скрыться), а потом их под усиленной охраной привезли в Париж и поместили в Бастилию.

Мало того, что дуэль происходила днем при большом стечении народа, она случилась накануне праздника Вознесения. Плюс она проходила на Королевской площади Парижа – прямо под носом у грозного кардинала, который жил там в особняке № 21. Это была блестящая дерзость и одновременно самая бессмысленная глупость. Это, по-видимому, и переполнило чашу терпения кардинала де Ришелье.

Не прошло и месяца, как суд вынес смертный приговор представителям двух знатнейших родов Франции. Ришелье, по его собственным словам, намеревался «перерезать горло дуэли». Точнее, он сказал королю так: «Мы перережем глотку либо дуэлям, либо эдиктам Вашего Величества». И хотя большинство дворянства требовало помилования, кардинал был неумолим. В результате дуэльная «звезда Франции» номер один и его кузен граф де Шапелль были казнены 22 июня 1627 года на Гревской площади.

Это произвело на общество сильное впечатление. И многие тогда говорили, что кардинал, сделавшись первым министром, «пробил» закон о строжайшем запрещении дуэлей лишь потому, что большая часть дворянства сочувствовала идеям Католической лиги и держала сторону Анны Австрийской, а посему сторонники кардинала постоянно подвергались публичным оскорблениям. Соответственно, они вынуждены были отвечать на оскорбления вызовами на дуэль, и многие после этого гибли от полученных ран. То есть утверждалось, что верных людей Ришелье было немного, и он просто решил так их защитить. Со своей стороны кардинал утверждал, что его желание упразднить столь варварский обычай было связано исключительно с тем, что из-за него ежегодно гибли сотни храбрых дворян, которые могли бы верой и правдой служить королю и Франции.

К сожалению, демонстративная казнь не дала ожидаемого эффекта. Дуэли на какое-то время прекратились, но затем сила привычки взяла свое, и уже в следующем году при осаде Ла-Рошели офицеры, не колеблясь, прибегали к привычному способу выяснения отношений. А общество и далее оставалось терпимым к этому «благородному преступлению».

Смертельная ссора

Барон Чарльз Мохэн, родившийся в 1675 году, был известен в Англии не только как политик, но и своими частыми дуэлями и страстью к азартным играм. Его отец, кстати, умер вскоре после его рождения и тоже после поединка. От отца остались одни долги, и из-за этого Мохэн не получил приличного образования и был вынужден обратиться к азартной игре, чтобы поддерживать соответствующий образ жизни.

Потом Мохэн женился на Шарлотте Орби, внучке графа Макклсфилда, но, к сожалению, он не получил обещанного приданого, и пара вскоре после того распалась. В конце 1692 года игорный спор привел Мохэна к его первому поединку с графом Кассилисом. Потом Мохэна обвинили в убийстве актера Уильяма Мунтфорта. Барон был схвачен, предстал перед судом Палаты лордов, однако в феврале 1693 года его оправдали в связи с отсутствием прямых улик.

Затем была служба в армии, новые дуэли и новый суд. И новое оправдание, после которого Мохэн оказался в дипломатической миссии в Ганновере. А в возрасте 37 лет он погиб, получив смертельные ранения на дуэли с герцогом Джеймсом Гамильтоном. Дуэль эта имела место в лондонском Гайд-Парке 15 ноября 1712 года.

Герцог Гамильтон был на семнадцать лет старше. Он был генерал-лейтенантом и первым пэром Шотландии, а еще он прославился своим упрямым сопротивлением объединению с Англией в 1707 году. И он тоже умер 15 ноября 1712 года в результате поединка в Гайд-Парке, а произошел он из-за спора по поводу наследования состояния умершего графа Макклсфилда, упомянутого выше. Эта тяжба велась очень долго, и в результате все завершилось ужасной личной ссорой. Эта история известна в нескольких версиях.

В частности, в своих показаниях лакей Мохэна под присягой заявил, «что в четверг 13 ноября его хозяин пошел к мистеру Орлбару, хозяину судебного архива лорда-канцлера, где встретил герцога Гамильтона», что он слышал, как они «разговаривали на повышенных тонах, поскольку дверь, у которой он ожидал, оставалась открытой», что далее слышал, как герцог, читая показания мистера Уитворта, сказал, что в этих показаниях «нет ни правды, ни справедливости», на что Мохэн ответил, что знает мистера Уитворта «как честного человека, не менее честного и справедливого, чем Его Милость, после чего дверь закрыли».

Такова была первопричина ссоры, а теперь обратимся к показаниям других очевидцев.

Джон Пеннингтон, извозчик, рассказал, что в субботу, 15 ноября, около семи утра, получил вызов, и в его экипаж «сели милорд Мохэн и еще один джентльмен». Мохэн попросил отвезти его в Кенсингтон, но, проезжая мимо Гайд-Парка, приказал свернуть туда. У ворот их остановили, но они сказали, что направляются в резиденцию принца и их пропустили. Затем Мохэн спросил у извозчика, где они могли бы найти «чего-нибудь горяченького, а то утро уж очень холодное». Он посоветовал им дом возле Ринга. Подъехав к дому, два господина вышли из экипажа и попросили извозчика принести им подогретого вина, а сами пока решили прогуляться.

Джон Пеннингтон отправился в дом и сказал официанту, чтобы тот подогрел для двух джентльменов вина. Однако официант отказался это делать, заявив, что в такую рань сюда приезжают только для того, чтобы драться на дуэли. Извозчик ответил, что эти два джентльмена выглядели вовсе не воинственными, но все же решил пойти проследить за ними.

Тут к извозчику подошел слуга и сообщил, что возле его экипажа стоят два джентльмена, которые ищут хозяина. Извозчик бросился обратно и увидел рядом с экипажем герцога Гамильтона с еще одним господином. Герцог спросил, кого извозчик привез сюда, и тот ответил – милорда Мохэна и еще одного человека. Последовал вопрос, куда они пошли, на что извозчик показал направление, а сам бросился в дом и сообщил официанту, что за милордом Мохэном с другом отправился герцог Гамильтон с другом и, похоже, действительно предстоит поединок.

Извозчик попросил официанта как можно скорее привести людей с палками, чтобы предотвратить возможное смертоубийство, а сам побежал вслед за своими пассажирами. Не добежав до них пятидесяти ярдов, он спрятался за дерево и видел, как герцог и милорд Мохэн сняли куртки, обнажили шпаги и начали яростно сражаться. А потом они оба рухнули замертво.

Джона Пеннингтона спросили: обнажили ли свои шпаги двое других джентльменов? Свидетель ответил: они обнажили шпаги, но не сражались. Они лишь бросились к дуэлянтам, как только те упали. Потом от дома прибежали двое с палками. Добежав до секундантов, они потребовали отдать им шпаги, что те и сделали.

Джона Пеннингтона спросили: знает ли он, кто были секундантами? Свидетель ответил, что одним из них был генерал Джордж Маккартни, и это сообщил ему лакей, когда они переносили барона Мохэна из экипажа в его дом на Марлборо-Стрит.

Вторым секундантом оказался полковник Гамильтон. 15 числа рано утром герцог Гамильтон послал к нему своего слугу с просьбой немедленно одеться и приехать. И при этом не забыть с собой шпагу. Потом они поехали в Гайд-Парк. Там они увидели экипаж наемного извозчика, но он оказался пустым. Найдя извозчика, они спросили его, где джентльмены, которых он привез. Тот указал направление, герцог с полковником и пошли по берегу пруда и вскоре встретили барона Мохэна и генерала Маккартни.

Подойдя поближе, герцог спросил, не опоздал ли он, а Маккартни ответил, что нет, он приехал точно ко времени. После этого герцог, повернувшись к Маккартни, сказал:

– Сэр! Вы тут ни причем, пусть же будет то, чему не миновать.

Маккартни ответил:

– Милорд, на то я и здесь!

Тогда уже барон Мохэн заявил:

– Этим джентльменам нечего тут делать!

Но Маккартни возразил и ему:

– Мы не пропустим свою долю!

Тогда герцог сказал, обращаясь к Маккартни:

– Тогда вот вам мой друг, он тоже поучаствует в наших танцах.

Все обнажили шпаги, и Маккартни тут же провел стремительную атаку против полковника Гамильтона. Тот парировал удар, но при этом сам себя ранил в подъем стопы. Затем он перешел в ближний бой с Маккартни и разоружил его со словами: «Ваша жизнь теперь в моих руках».

После этого он повернулся, увидел, как барон Мохэн упал, а герцог упал на него, и бросился герцогу на помощь. А Джордж Маккартни в это время удалился. Потом прибежали люди, и они, обнажив грудь герцога, обнаружили там рану: клинок вошел меж ребер, между левым плечом и соском.

В тот же день, 15 ноября 1712 года, доктор Ронджат, королевский хирург, получил вызов к герцогу Гамильтону, прибыл на вызов и обнаружил хозяина дома мертвым на постели. Герцог был одет. Доктор срезал одежду и, проведя осмотр тела, обнаружил, что артерия на правой руке перерезана, и именно это послужило непосредственной причиной смерти. Кроме того, было обнаружено еще две раны: одна – на левой стороне груди, вторая – в правую голень.