Книжный шкаф

Думаю, что не все книги вспомнились, но полный курс отечественной литературы точно можно было изучить, лишь только открыв левую створку большого книжного шкафа моих родителей.

Симметрично этому отделению шкафа находилось ещё одно, точно такое же. Но содержание книг в нем можно было бы охарактеризовать уже ни как образовательные, а, скорее, как развлекательные.

Правда, трудно назвать «развлекательной» литературой произведения С. Н. Сергеева-Ценского. Тома его книг стояли такими привлекательными красавцами: ярко-желтые с черным квадратом, на котором серебряными буквами было написано его загадочное имя. Почему загадочное, да потому, что двойная фамилия через дефис повторяла его имя. Сергей Николаевич Сергеев – Ценский. Огромное произведение «Преображение России» в семи томах привлекло моё внимание. Я, на удачу, открыл одну из книг, а там … такой натурализм! Описывается пожар и в огне погибает девочка. Как она задыхается, как ей больно, она кричит, но помощи нет. В конце концов, она выбивается из сил, падает и огонь поглощает её бедное тело, разнося по округе тошнотворный запах горелой человеческой плоти. Да я после этого прочитанного описания ни то, что читать его не мог, но и кушать два дня. А в продолжение его собрания сочинений стояло ещё три книги «Севастопольская страда». Я сразу представил, что автор описывает Крымскую войну с таким же натурализмом и читать его не захотел.

Любителям фантастики в шкафу тоже отводилось место. Два черных толстых тома с большими красными заглавными буквами, а продолжение надписи шло стальным цветом: Герберт Уэллс. Открываешь, а там… чего только нет?! «Человек-невидимка», «Остров доктора Моро», «Машина времени», «Война миров». Вплотную к Уэллсу стоят книги короля фантастики девятнадцатого века Жюля Верна. Здесь тоже выбор хоть куда «Из пушки на Луну», «Дети капитана Гранта», «Путешествие к центру «Земли» «20 000 лье под водой». Не хочешь «устаревшую» фантастику, можешь почитать по новее, пожалуйста! А. Беляев «Звезда КЭЦ», «Голова профессора Доуэля», «Человек – амфибия». А. Казанцев и его «Планетой бурь». Или ещё новее, тоже найдутся. К примеру, в то время только набиравшие популярность Борис и Аркадий Стругацкие «Трудно быть богом», «Понедельник начинается в субботу», или В. Колупаев «Фирменный поезд Фомич».

Дальше выстроились писатели-романтики.

Оскар Уальд. Его волшебный, красивый, ужасный «Портрет Дориана Грея», веселое «Кентервильское приведение», очень грустный «Звездный принц», и, вовсе, навевающие тоску, сказки «Великан-эгоист», «Соловей и роза». Я с этими сказками познакомился, когда сам читать не умел, а сестра их мне читала, сама ревела и я рядом с ней.

Самые большие читатели-романтики тоже имели возможность себя порадовать. Тут тебе и Майн Рид «Всадник без головы», Р. Штильмарк «Наследник из Калькутты» с его тайной, спрятанной в тексте романа.

Ну, разве мои родители могли обойтись без Ги де Мопассана, Виктора Гюго или А. Дюма. Как же воспитывать честь и благородство, понимание мужской дружбы, в подрастающих парнях, если они не прочтут «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя», «Виконт де Бражелон», «Королева Марго».

Этот ряд книжек был наиболее затертым и затрепанным, поскольку пользовался огромным спросом не только в семье, но и у всех соседских

пацанов, проживающих поблизости.

А тут, как раз немецкая киностудия «ДЭФА», взялась снимать фильмы про индейцев по произведениям Фенимора Купера. Разве можно посмотреть такой захватывающий фильм про благородного индейца и неблагородных белых и не прочесть книгу? Очень быстро эти книги по своей изношенности догнали предыдущий перечень.

Были в этом отсеке и книги, на которые мальчишеский глаз не падал, но родители читали с большим удовольствием. Скажем Павел Иванович Мельников – Печерский «В лесах», «На горах». С.А. Новиков – Прибой «Цусима» или К. Седых «Даурия», сюда же можно отнести «Дерсу Узала» Арсеньева, «Созвездие Стрельца» Дмитрия Ногишкина, или его же «Сердце Бонивура».

Но, что удивляло, так это наличие книг со стихами, которыми сами редко интересовались. Скажем песни Беранже. Помню, когда принес эту книгу домой отец, то он сказал, что стихи очень смешные. Не могу не согласиться с этим утверждением. Хотя там были и довольно мрачные «песни». Но в памяти осталось, как папа озвучивал содержание книги. Он читал написанное в каком – то ему одному ведомом ритме, похожем на плясовую. При этом притопывал, немного приседал, смешно откидывал ноги в разные стороны и на распев произносил: «…ей-ей умру, ей-ей умру, ей-ей умру от смеха». Мы просто заливались хохотом!

Очень шикарное было издание в двух томах произведений Генриха Ибсена. Не могу утверждать, все ли из написанного им, опиралось на скандинавские саги? Но содержание было настольно непонятным, а имена и названия настолько сложными, что в голове ничего удержать не получалось. Но вдруг в довольно зрелом возрасте я услышал то же самое, но исполненное под музыку Эдварда Грига и онемел от волшебства воздействия:

Зима пройдет и весна промелькнет,

И весна промелькнет.

Увянут все цветы, снегом их занесет,

Снегом их занесет

И ты ко мне вернешься – мне сердце говорит,

Мне сердце говорит.

Тебе верна останусь, тобой лишь буду жить,

Тобой лишь буду жить…

Как жаль, что не умею петь, а так хочется под эту чарующую мелодию напеть хоть куплет!

И там же ещё «Марш гномов». Пусть там нет слов, но ведь всё из того же произведения. Музыка, которая звучит, буквально, из каждого утюга:

Па-па-Па-па Па – па, Па-па, Па – па, Па-па, Па-па

Па-Па-Па-па Па – па, Па-па, Па – па, Па-па, Па-па – па

А для меня всё это из одного отделения книжного шкафа.

Третье отделение книжного шкафа, как я уже говорил, для книг большого формата. Но это ещё не всё. Там стояли книги в основном общественно-политического содержания. Исключение составляли трехтомник малой советской энциклопедии, четырехтомник «Толкового словаря великорусского языка» В. Даля, огромных размеров поваренная книга и большой географический атлас. Всё остальное пространство занимали избранные произведения В.И. Ленина, отдельной книгой находилась работа «Империализм и эмпириокритицизм». Тут же теснились философские и экономические работы И. В. Сталина. Отдельно большой том «Истории КПСС» под его редакцией. Почти на целую полку растянулись книги с работами Георгия Валентиновича Плеханова. На отдельной полке произведения К. Маркса и Ф. Энгельса. Здесь выделялся своей величественностью «Капитал», красиво оформленная тонкая книжка «Манифеста коммунистической партии», почти такая же книжка «Моральный кодекс строителя коммунизма». Отдельными изданиями материалы партийных съездов 19-го, 20, 21. Следом пошли работы уже Л. И. Брежнева. В этом безбрежии можно было найти брошюрки с работами Н.С. Хрущева, Маленкова, Кагановича. Почему-то здесь же стояли мемуары Г.И. Жукова. Несколько учебных изданий по политэкономии, философии, научному коммунизму, а так же политические и экономические словари.

На естественный вопрос к отцу: «Зачем храните одинаковые книги за разные года»? Он ответил: «По ним так легко отследить, каким образом в нашей стране меняется идеология».

Нет сейчас этих книг. Не сохранились. Не проследить до конца крушение социалистической идеологии. А вот букинисты бы при их виде, пожалуй, утонули бы в собственной слюне.

Но самой интересной во всём старом шкафу была его нижняя часть, та, которую я назвал в самом начале «комодом».

В этом комоде было девять объемных выдвижных ящиков.

В этих ящиках долгие годы лежали брошюрки с материалами партийных пленумов, брошюрки с пятилетними и одним семилетним планом, выступления партийных руководителей на встречах с трудящимися, первомайские и октябрьские выступления с трибуны Мавзолея. С ними вперемешку можно было найти медицинские рекомендации, описание лечебных трав, советы по домашним заготовкам на зиму, по вязанию, вышиванию, шитью и выбиванию тканей.

Читать их, конечно, уже никто не читал. А вот нам – детям, они заменяли интересные игрушки. Мы из них строили подобие карточных домиков, составляли целые города. Могли по напечатанным ценам, а это были от двух до десяти копеек, использовать их в качестве денег при игре в «магазин».

Здесь же, на самом дне хранились стихи моего отца.

Мелким, убористым, красивым почерком была полностью исписана общая тетрадь на девяносто шесть листов.

Как раз рядом с его тетрадкой я и нашел тетрадки со школьными сочинениями сестры и брата.

В других ящиках хранились разные журналы за много лет. Самый старый, за 1948 год был журнал «Крокодил». Я думаю, что мои родители его сохранили как самый первый, который они получали, совместно начав жить.

В прочих ящиках, всегда каждый в своем, лежали журналы «Огонек», «Роман-газета», «Работница», «Крестьянка». Чуть позже стали сохранять журнал «Семья и школа». Когда дети стали подрастать, то пошли одни, сменяя других, «Мурзилка», «Костер», «Техника молодёжи», «Смена», «Юность», «Квант», «Наука и жизнь». Что-то из них сохраняли, а в основном, нет. Но то, что всегда было неприкосновенным, так это ящик, которого в детстве я страшно боялся. Он сверху до дна был заполнен журналами разных наименований, но с одной тематикой: «Похороны Сталина». Все ранее названные журналы от корки до корки заполнены разноформатными фотографиями вождя народов на своем последнем ложе. И черно-белые, и цветные, квадратные, круглые, ромбовидные (всё зависело от размещаемого текста). Все члены ЦК КПСС, Политбюро, члены Правительства, иностранные делегации, телеграммы соболезнования нашему народу со всех концов мира. Всё одно и то же во всех журналах. И обложка всех журналов одинаковая: портрет Иосифа Виссарионовича в черно-красной рамке.

Места они занимали много в шкафу, а вот выбросить их у родителей рука не поднималась. Кто-то сведущий поднимет журнал на улице, а там, что называется, обратный адрес – чьи журналы. Ведь раньше доставщики всю корреспонденцию подписывали, прежде чем выходить из почтового отделения.

Этот ящик – тоже место, где с радостью могли разгуляться нынешние букинисты.

С журналом «Огонек» был не один ящик. Он выходил из печати раз в неделю. Всё прочесть в нем, естественно, не успевали, откладывали «на потом». Но трудно было ко всему вернуться. Так и лежали эти, почти новенькие журналы годами, дожидаясь своего читателя. Кто-то из них дождался, а кто-то…

Надоел в конечном итоге маме этот громоздкий старый, несовременный книжный шкаф.

– Всё,– сказала она, покупаем новый.

Были уже семидесятые годы в своем начале. В магазинах появилась

возможность не просто купить мебель, а даже дождаться такой, какую ты

хочешь.

Присматривать шкаф пошли мама и моя сестра.

Мама, наверное, была в некоторой эйфории от того, что наконец-то выбросит эту «старую рухлядь», а вот сестра подошла к этому вопросу очень рационально. Она померила ширину каждого отделения старого шкафа и знала, сколько длины полок нам необходимо, чтобы разместить все книги.

Когда мама выбрала шкаф по вкусу, тогда сестра её огорошила, что нам необходимо таких четыре штуки.