Пламенные сердца

– А какая разница?

– Ну… Если никто – то расслабься. Если кто-то – лучше присядь.

Андрей одним взмахом руки опрокинул длинный стол, сколоченный из тяжеленных дубовых досок. К счастью, на нем не оказалось посуды, и единственной разбитой тарелкой стала та, которая все же выпала из узловатых пальцев трактирщика. Старик охнул и плюхнулся на табурет, схватившись за грудь. Виктор тоже был на грани приступа, невзирая на напускное бесстрашие, ибо аскет горел как соломенное чучело на Празднике урожая. Меч, плащ, сутану, седые волосы – все объяло пламя, больше похожее на расплавленное золото, но ужаснее всего выглядели глаза – они словно обратились в крохотные солнца, и разили ослепительно яркими лучами.

Однако весь этот кошмар продолжался меньше мига и оставил после себя лишь разноцветные круги и затуманенный взор. Сперва Виверне пришла мысль, что все увиденное – морок, случайное головокружение, не более. Воспоминания об увиденном стали быстро растворяться, как ночной кошмар поутру. Но наемник как никто иной знал, на что способно объятое гневом Пламенное Сердце.

– Она в лекарне, – выпалил Виктор, дабы не испытать на себе все прелести общения с разъяренным странником. – Подралась со шпаной. Ей крепко досталось, но я…

Договорить он не успел. Андрей стрелой вылетел на улицу и бросился в сторону больницы. Проследить за ним было довольно легко – толпа спешно убиралась с дороги, шарахаясь во все стороны как от огня.

Девочка лежала почти у самого входа, подальше от единственного оставшегося в лекарне старика. Его сосед и кашляющий парнишка отсутствовали, и вряд ли они выздоровели и разошлись по домам.

Голову бедняге полностью забинтовали, лиловый синяк под левым глазом и многочисленные ссадины и царапины смазали целебной мазью. Илья сидел рядом с ее постелью и о чем-то говорил с парой пожилых врачевателей. При появлении аскета, все трое встали, а заведующий шагнул навстречу.

– Как она? – спросил Андрей.

– Мы сделали, что смогли, – произнес молодой врачеватель, и слова звучали как приговор. – Дальше дело за ней… и за вами.

Аскет кивнул и встал на колени в изголовье, сложив ладони в виде пламени свечи.

– Чертова шпана, – прошептал Илья. – Никакой управы на них нет. Вожака удушили недавно – и дня не прошло, как появился новый. А Бондарю дел до босяков нет, ему лишь бы купцов трясти.

– Они сироты? – тихо спросил аскет, не размыкая глаз.

– Нет, просто беспризорники. Родители с утра до ночи на работах, заниматься детьми некому. Вот и шастают по подворотням, пропащие души. Взрослые им не по зубам, а малышей задирают страшно. Но ничего, подрастут, заматереют и всех достанут. Ладно, что воздух попусту трясти. Если понадоблюсь – ищите в подвале.

Андрей до вечера как истукан простоял у кровати, моля Свет о здоровье девочки. За все это время девочка даже не пошевелилась, ее грудь очень медленно вздымалась и опадала, а издалека казалось, будто бедняга уже за чертой.

Близилось ночное бдение, а перед ним следовало закончить все дела, дабы ничто не отвлекало до самого утра. Мужчина покинул больницу, миновал небольшую, но ухоженную лужайку и вошел в храм. Посреди круглой комнаты на возвышении стояла восковая свеча размером с доброе полено. Огонек величиной с яблоко плясал на кончике фитиля, желтые капли катились на постамент. Больше ничего в обители Света не было – ни картин, ни драгоценностей, ни даже мраморных плит – только голый камень.

Свечу сменили совсем недавно, священник в черной сутане с глубоким капюшоном скребком счищал остатки воска с пола. При появлении соратника он поднялся и низко поклонился.

– Здравствуй, брат, – сказал Андрей. – Я пришел исповедаться.

Мужчины встали на колени друг напротив друга, разделенные ярким пламенем. Поздним вечером храм пустовал, и никто не мог помешать таинству.

– Сегодня мной овладел гнев, далекий от праведного, – сказал странник, неотрывно смотря прямо в огонь.

– Кто или что вызвал его? – раздался шелестящий голос с той стороны постамента.

– Близкому мне человеку причинили сильную боль.

– Это сделали смертные?

– Да, иначе я бы разрубил их на мелкие кусочки.

– Успокойся, брат. Твое сердце гремит как набат. Давай повторим строки Пресветлого Писания, где упоминается гнев.

Мужчины сложили ладони перед собой и вместе забормотали:

– Гнев – дверь на Ту Сторону. Гнев – маяк для Тьмы. Гнев, направленный на смертные души, несет только зло, а рядом со злом неотрывно шествует Тьма. Гнев придает каплю сил, а отнимает сторицей. Гнев ослабляет дух, и сквозь него, как через решето, устремляется Тьма.

В храме воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечи. Вскоре священник продолжил:

– Но нельзя отринуть одно чувство, даже самое темное, не заменив иным, светлым. Чем нужно замещать гнев, брат?

– Милостью.

– Что дарует нам милость?

– Спокойствие.

– Зачем нам нужно спокойствие?

– Для постижения беспристрастия.

– Ради чего мы стремимся к нему?

– Чтобы в гневе не покарать невинных.

– Молись, брат, пока свежая капля воска не прольется на пол. Успокой душу, и это убережет от необдуманных поступков. Да озарит Свет тебя и твоих близких.

Бондарь вернулся домой засветло в сопровождении отряда опытных стражников. Жил он в роскошном двухэтажном срубе неподалеку от северных ворот. В отличии от большинства домов, вплотную липших друг к дружке, жилье сотника окружал просторный двор с клумбами полевых цветов, а толстенному забору позавидовал бы и острог.

У мощных бревенчатых ворот дежурила пара крепких парней в кольчугах и остроконечных шлемах. Когда хозяин отослал охрану и миновал калитку, к нему бросилась свора кудлатых волкодавов – целых пять голов, настоящее клыкастое войско, способное за считанные секунды расправиться с шайкой ворья.

Услышав заливистый лай, на крыльцо выглянула красавица жена – полнотелая молодуха с румяными щеками и тугой русой косой. Она носила не сарафан, как местные девушки, а расшитое золотом красное платье с глубокими разрезами на бедрах – подарок знатного турского купца, везшего на север кое-что запрещенное, и потому вынужденный дать солидную взятку.

– Пожрать готово? – вместо приветствия раздраженно бросил бородач.

Жена кивнула и скрылась за дверью. Бондарь велел псам сторожить двор и вошел в светлицу с ворсистым ковром на полу, дорогими картинами на побеленных стенах и мебелью из черного дерева. Стол тут был не длинный, как в любой другой ладинской избе, а круглый, и стоял подле окна, а не рядом с теплым печным боком.

Вместо лавок кругом стола стояли крепкие кресла с подлокотниками, мягкими сиденьями и высокими спинками – настоящие троны. Вместо привычной глиняной посуды жена выставила тонкие, почти прозрачные фарфоровые чашки и миски. В них исходили паром сочные ломти тушеной свинины без единой прожилки сала, от обилия соусов и приправ голова шла кругом, а о фруктах в серебряных вазах большая часть населения княжества и слыхом не слыхивала.

– Нравится? – спросил сотник.

Виверна запихнул в рот кусок банана и удовлетворенно кивнул. До этого наемник в один присест умял две тарелки мяса со свежими овощами, и теперь сыто отдувался, развалившись в кресле.

– Выпить бы, – икнув, сказал он.

– Выпьешь, когда изловишь Душителя. А пока только чай или кофий.

– Гадость твой кофий. Горький, аж скулы сводит.

– Ни черта ты не понимаешь в изысканных напитках! Наташка, ну-ка свининки еще притащи, да побыстрей. А я сейчас вернусь.

Бондарь ушел на кухню и остановился у люка в полу, по крепости вполне сопоставимым с входной дверью. Брусья из молодых дубков сковала толстенная сталь, засов с трудом удержали бы на весу два человека, а хитроумный замок не взломал бы ни один ладинский вор, ибо никто в Ладине таких устройств отродясь не видывал.