Могли бы и подождать, раз еда на плите. Стоило «хвостику» оставить сковороду, как из нее повалил густой белый дым, послышалось шипение масла.
– Эй, подгорает! – крикнул я сугубо из благих намерений.
Но голубоглазая расценила это как замечание. Ее лицо стало еще строже. Эльфийка подхватила сковородку, вытряхнула содержимое на пол и ударила «хвостика» по рукам. Раскаленным, мать его, днищем.
Девчонка взвыла как раненая олениха, но рук не убрала. А мучительница уже занесла посуду для очередного удара.
– Хватит! – рявкнул я, хлопнув ладонями по столу. – Отставить, кому сказал! Ты – как зовут?
– Лунэль, – всхлипнув, ответила «хвостик».
– Идем за мной.
Мы вышли в холл. Девушка тихо постанывала и прижимала запястье ко рту. Я позвал Ромэля. Очевидно, он здесь за дворецкого и должен во всем разбираться. Не прошло и пары секунд, как эльф примчался со второго этажа.
– Неси мазь от ожогов или что-нибудь такое.
– Вы обожглись? – в глазах дворецкого читался неподдельный ужас.
– Не я. Она, – я кивнул на Лунэль.
– И что? – спокойно спросил Ромэль.
У меня аж брови на лоб поползли.
– В смысле «и что»?
– Она же раб, зачем тратить на нее лекарства?
Хороший вопрос. Но белобрысый хлыщ определенно не в том положении, чтобы его задавать.
– Ты с кем спорить вздумал? – наехал я на него.
– Прошу прощения, господин, – Ромэль бухнулся на колени. Хорошо хоть не стал биться лбом в пол. Впрочем, ему не помешает.
– Встал и пошел за мазью. Мои рабы должны быть самыми здоровыми и красивыми.
Парочка удалилась. Я упер кулаки в бока и покачал головой. Краем глаза заметил Триэль. Рыженькая отвлеклась от уборки и внимательно наблюдала за спором. Поняв, что ее заметили, эльфийка юркнула за балюстраду. Вскоре с лестницы донеслось привычное шорканье веника.
2
Как только я подошел к двери, охранники раздвинули створки. Как оказалось, поместье стояло на довольно высоком холме. Никакого двора не было – от ступеней сразу начиналась плантация. Поле разделял на две половинки дощатый помост, но рабы по нему не ходили. Видимо, помост только для хозяина – чтобы не замочил ножки, болезный.
Солнце близилось к зениту, набежали светло-серые тучки. Скоро пойдет дождь, вон ветер какой поднялся. Я пошевелил пальцами – в тапках будет холодновато. Придется переобуваться.
– Триэль, иди сюда! – позвал я с крыльца.
За спиной раздался топот. Девушка остановилась передо мной, привычно наклонила голову и спрятала руки.
– Будь добра – принеси из моей комнаты носки и найди сапоги.
– Носки? – удивилась рабыня.
– Колготки, – в памяти всплыло нужное слово.
– Сию минуту.
Эльфийка убежала, но вещи принес Ромэль. Я не стал интересоваться, чего это он чужие приказы исполняет. Натянул длинные ботфорты с подвернутыми голенищами и спустился к помосту. Дворецкий тихо брел позади.
– Господин, разрешите обратиться.
– Валяй, – буркнул я.
– Хочу напомнить, что среди людей доброе отношение к эльфам крайне не одобряется. Снисхождение может стоить вам поместья и даже жизни.
Вот те новости!
– Это еще почему?
– Победа в Лесной войне досталась вашему народу очень дорогой ценой. Прошло сто лет, но память о погибших жива. Мы забрали слишком много сынов человеческих, чем и заслужили подобное обращение. Стоит хоть кому-нибудь увидеть поблажки с вашей стороны… И беды не миновать.
Вот дерьмо. А ведь я подозревал нечто подобное. Придется действовать по возможности тайно, иначе домой не вернуться.
Я остановился около куста слюли и посмотрел на полосатую ягоду. А может и не ягоду. Как бы так попробовать ее и при этом не спалиться. А то вон сколько эльфов рядом ошиваются, еще наябедничают какому-нибудь соседу. О, придумал!
– Мне не станет хуже от слюли?
– Нет, что вы, – ответил Ромэль. – Как раз из нее и делается лекарство.
Что называется – обосрался, но не полностью.
Я сорвал плод и поднес ко рту. Неведомая штука сильно пахла медом и мятой. Ну что же, раз пахнет хорошо – значит, съедобно. Откусил небольшой кусочек, пожевал. И тут же сожрал все целиком. Фантастика. Нечто среднее между клубникой и сливой. Рыхлая, очень сладкая мякоть, слегка терпкое мятное послевкусие. Странно, что слюля так упала в цене. Трескал бы ее днями напролет.
Сорвав еще одну слюлю, я отправился дальше. Но не прошел и пары метров, как ощутил жуткую тесноту в бриджах. Сердце бешено застучало, лицо обдавало то жаром, то холодом. Особой перчинки добавляли снующие вокруг полуголые эльфийки.
Ромэль явно заметил мое настроение. Что-то рявкнул, и в ту же секунду несколько девушек бросили тяпки с ведрами и подошли к нам. Стянули набедренные повязки и оперлись руками на помост, призывно выгнув спинки. На трех спинах из пяти живого места не осталось от белых рубцов. Возможно, это и протрезвило меня.
Сердце успокоилось, стручок обмяк. Дабы не искушать судьбу, отвернулся и уставился на растущий вдали лесок. Заботливому Ромэлю сказал:
– Потом.
Девушки молча вернулись к работе. Никаких удивленных взглядов, перешептываний и пожиманий плечами. Рабы напоминали роботов – безвольные механизмы, ожившие куклы, готовые выполнить любой приказ хозяина.
Абсолютно любой.
Мы дошли до конца плантации. Между ним и лесополосой оставалось шагов двадцать необработанной земли. Из нее торчали несколько столбов: высоких и маленьких, мне до пояса. Маленькие столбы увенчивались колодками, а с больших свисали ржавые кандалы. Все, кроме одних, были пусты. А в последних покачивалась эльфийка.
Одежда на ней отсутствовала. Сколько она висит оставалось только гадать. Но кандалы так въелись в запястья, что срезали с них всю кожу. Под обветренными почерневшими кусками плоти копошились опарыши, хотя несчастная подавала признаки жизни.