Сага о таксисте

То есть, гони против шерсти. Налево, к примеру, нет поворота, она требует:

– Нет, поедешь здесь!

С водилами разговаривала на уровне «пошёл вон!», со мной с некоторым уважением. Отказываюсь за простой брать, как диспетчер всегда наказывает, когда к ней посылает, Елена Петровна в свою очередь:

– Нет-нет возьмите, вы долго ждали, тратили на меня время!

О чаевых речь не шла, но за простой рассчитывалась.

Такая барынька. Пришёл в нашу фирму менеджер, до этого в «Такси-экспресс» работал. Везу его, разговорились о клиентах.

– Была, – жалуется, – одна стерва, достала всех таксистов. Обматерить, это как «здрасьте», грязью обложить, как «до свиданья». Ничего не стоило молодого парня сопляком, молокососом обозвать. Никто не хотел к ней ехать.

Рассказывает, а меня подмывает адрес назвать. Закончил, я называю:

– Учебная…

– Точно! А ты откуда знаешь?

До нашей фирмы Елена Петровна им все печёнки проела.

С год мы её возили, затем, слышал, начала пить кровь у «Семёрочки»… Туда перешла…

Иногда бывает, сразу обрубишь наглость. Двое сели, один крутой до последнего мизинца. Штаны кожаные. Нижняя губа оттопыренная.

– Подкинь-ка, – упал рядом со мной, – к Детскому миру за доллярчиками. Сколько будет в один конец?

Ехать недалеко.

– Сорок, – говорю. У нас тогда минимум сорок был. Он, выёживаясь:

– А за тридцать можно?

А у самого сотовый, как молодёжь говорила, с приблудами и наворотами, на экране куча порнографических заставок. Я таких аппаратов вообще не видел.

– По нищете, – говорю, – вообще бесплатно вожу. Пойдёт?

Он стушевался:

– Ладно, чё ты как не родной, пошутил я.

Томсики

Женщины-клиентки – особая статья. Летом садится одна штучка-дрючка. Пацанка лет восемнадцати. На заднее сиденье плюхнулась. Не успели тронуться, сунулась ко мне:

– Можно разденусь?

Конец июня, жара несусветная. Кондиционера в моей «девятке» само собой нет.

Я не успел среагировать на её вопрос, она уже футболку.

– Уф, – титьками потрясла, – хорошо. Кожа дышит.

Без лифчика, надо сказать, «дышит».

– Дальше, – говорю, – не будешь раздеваться для дыхания остальной кожи?

– Не, – хохочет, – вдруг вашу жену встретим.

– Ты что, думаешь, твой голосистый вид у неё вызовет восторг?

Она в первые секунды не поняла юмора, а потом давай хохотать.

– Ну, вы сказанули – «голосистые»!

И тут же пококетничала:

– А чё, мои “голосистые” ничего выглядят?

– Вполне, – говорю, – хоть картину банного антуража пиши. С веником и тазом.

– Не, – говорит, – в баню сейчас не хочу, без того жарко, на Иртыш бы, да некогда.

Футболку на спинку переднего сиденья аккуратно разложила, чтоб не помялась. Едем…

По осени вызов к ресторану, беру двух женщин. В районе сорока. Обе-две ладные, тоже голосистые, за пазухами полно добра. И весёлые – хорошо за ужином загрузились. Спрашиваю:

– Куда едем, сударыни?

Они хохочут:

– Мы не сударыни, мы – Томсики.

И одну, и другую Тамарой зовут.

– Тогда, – представляюсь, – я – Илюшик.

Познакомились. Я в тот день купил диск Виноградова – романсы. Одна из Томсиков командует:

– Вырубай, сами петь будем!

Затянула на пару с подругой: «Не уходи, побудь со мною…» Я даже подпевал. Но что значит женщины. Гульки гульками, песни песнями, да как после праздника плоховатисто – не забывают. Побаивались Томсики похмельного «утра туманного, утра седого».

– Притормози, – просят, – у какой-нибудь аптеки.

Активированным углем собирались запастись и корвалолом. А на дворе уже не детское время. Повёз по дежурным аптекам. Поздно, часов одиннадцать. В первую аптеку одна Томсик сама пошла, но по синусоиде. Корвалол купила, угля абсорбирующего нет.

В следующую аптеку сам пошёл, куда, думаю, таких отпускать, ещё нарвутся на неприятность. Оставлял в машине, сам ходил. Одна аптека не работала, в другой не оказалось активированного угля. Наездили они рублей сто пятьдесят. Но, рассчитываясь, сказали: