Фирс Фортинбрас

Мы вернулись за стол – Фёдор домой засобирался.

Отец об Иностранном легионе вообще ничего не знал, я краем уха что-то слышал. Тогда всё, что угодно, в стране могло происходить. Было кому и в чужую армию зазывать. В нашей общегородской газете объявления о призыве в Иностранный легион, с контактным телефоном, печатали в разделе «Работа», сам видел. А почему бы и нет, если в том же разделе могли себя предлагать с формулировкой «готов к работе, связанной с риском»? А в разделе «Отдых» разные предъявители сексуальных услуг обоих полов рекомендовали свои возможности, причём с учётом специализации.

Что бы я ни говорил нашей сценаристке, но самому мне кажется маловероятным, что поквартирная распродажа ворованной колбасы могла быть естественным прикрытием для агитации в Иностранный легион. Колбаса и агитация, мне кажется, Фёдора занимали как независимые направления. Хотя, надо отметить, в данном случае они, по крайней мере, в одной точке нашли соприкосновение: наш брат и сын попал в расставленные для него сети.

Скоро я узнал, что Пит собрался в турпоездку во Францию. За границу он выезжал впервые. Так и выехал с билетом в один конец. В Париже он по известному ему адресу добрался до вербовочного пункта и произнёс по-французски волшебную фразу, заученную наизусть. Его взяли.

Дома он, не иначе как в подражание самоубийцам, оставил записку с объяснениями и извинениями. Позже продублировал её письмом родителям; содержание мне его неизвестно. На мой день рождения прислал открытку из Франции с незамысловатым текстом: «Поздравляю, брательник, будь здоров и счастлив!»

6

Кира – всё сдерживаю себя, чтобы не сказать это, – но если начистоту, Кира – просто дурак. Может быть, не стоило так прямым текстом, но дурак, он и есть дурак. Подробности чуть позже, когда буду рассказывать, как мы поссорились. Сам того захотел – разорвать со мной отношения. И поскольку, я надеюсь, он исчезнет из моего повествования, коснусь одного момента – якобы нашей похожести. Как там Рина сказала? «Вы удивительно похожи». Ну так вот (чтобы к этому больше не возвращаться).

Это всё чушь.

Рина – человек достаточно проницательный, но её представления о людях меня часто изумляли. В том учебном спектакле, где мы на втором курсе играли птиц, мне досталась роль пеликана. Почему-то именно отсюда Рина впервые вывела заключение о нашей с Кириллом похожести. Ей привиделось какое-то сходство между павлином и пеликаном. Видите ли, павлин и пеликан сильно отличаются от других птиц. И что? Страус и колибри наглядно и одинаково сильно отличаются, допустим, от попугая, но говорит ли это о взаимном сходстве колибри и страуса? Трудно придумать пеликану большую противоположность, чем павлин. Пеликан, в отличие от павлина, не заботится о своём облике, не зацикливается на своей исключительности, все знают, как он кормит детёнышей, недаром его считали символом благотворительности и любви, причём жертвенной. О павлине же, полагаю, распространяться нет необходимости. Конечно, при желании можно найти формальное сходство между любыми птицами, даже между пеликаном и павлином, и вероятно, сходства между этими двумя яйцекладущими будет действительно больше, чем различия между любым из них и, скажем, каким-нибудь утконосом, или ехидной, или, если не забывать про птиц, чижиком, трясогузкой, рябчиком – да хотя бы даже вороной (на пеликана с павлином она мало похожа), но это сомнительный аргумент, и переносить его на человеческие отношения вообще никуда не годится. Нет возражений?

Так что вот.

Рина была на курс младше меня, в том спектакле (он назывался «Птицы») она не участвовала. Кстати, из птиц ей более всего симпатичны именно вороны. Я тоже в известных пределах уважаю и терплю ворон; уважаю – за интеллект и неоспоримое чувство юмора, скорее, даже чёрного юмора (много раз наблюдал их абсурдистские выходки), а терплю, потому что иного не остаётся: у нас во дворе воронье гнездо. А соседство с вороной – это ещё то испытание. Каркать она начинает в четыре утра. Лучше бы кричал петух. Петух прокричит и замолкнет, а эта сволочь каркает подолгу и с издевательской методичностью. Каркнет раза два-три-четыре и помолчит десять секунд, потом снова, как будто её никто не услышал.

Я понимаю Николая II. Кто только не поиздевался над его дневником! В стране события, Россию лихорадит, трясёт, а он зациклен на отстреле ворон. Но, господа-товарищи, дневники бывают разные, бывают и специальные дневники – дневник погоды, дневник болезни, дневник наблюдений за звёздным небом, почему бы не быть дневнику отстрела ворон, тем более когда эти вороны представляют проблему? В Царском Селе собиралось великое множество ворон. Вы просто не знаете, что такое вороны. Меня доставала только одна, нещадно каркая по утрам, а в Царском Селе их были сотни и тысячи. Можно ли решать государственные задачи, если в ушах с четырёх утра их неугомонное карканье? Что меня поражает в дневнике Николая, это выдержка и хладнокровие, я бы так не смог, меня бы, наверное, перехлёстывали бы эмоции, веди я такой дневник.

К тому же (есть у меня подозрение) вороны тогда были попроще. Умнеть они стали по мере освоения благ технического прогресса. Со времён царских отстрелов сменилось порядка тридцати – сорока поколений ворон. Постоянно проживая рядом с человеком, птицы эти кое-чему научились. Сегодня мир ворон достоин того, чтобы именоваться цивилизацией. Убеждён, они знают больше о нас, чем мы о них. Вороны стремительно умнеют, тогда как человечество стремительно глупеет. Оно глупеет даже на протяжении одной человеческой жизни от поколения к поколению – то есть у нас на глазах.

Двор нашего дома, то есть дома, где Рина жила (а я в тот год – с ней у неё), был довольно просторный – детская площадка, полтора десятка деревьев. Окна, как я уже говорил, выходили на запад: наблюдать заход солнца за горизонт мы, конечно, не имели возможности, но заход за крышу двухэтажного дома зрелище было обычное. Светолюбивый столетник на подоконнике, судя по числу стеблей, чувствовал себя сносно. Комната принадлежала Рине, но на птичьих правах. Это был ведомственный дом электромеханического завода. Рина – последняя, кто получил здесь жилплощадь, случилось такое несколько лет назад в конце так называемой перестройки, когда советская власть, уже порядком поступившаяся своими принципами, ещё не во всём изменила своим обычаям. Рину, выпускницу Театрального, взяли на предприятие руководителем народного театра. Ей предоставили комнату в небольшой коммунальной квартире с одним соседом, тихим алкоголиком Андреем Гаврилычем. Рину он уважал, потому что позволяла ему держать большую бутыль браги на кухне и против самогонного аппарата, который он прятал под своим столом, тоже ничего не имела. А вот меня он порицал за отсутствие большой любви к самогону, хотя и мне доводилось участвовать в дегустации. Он меня называл «недрожжелюбным». Выделю отдельным абзацем это необыкновенное слово:

«недрожжелюбный».

Никогда и нигде больше не встречал, похоже, он сам придумал. «Ты недрожжелюбный, брагой брезгуешь». В остальном у меня с ним установились вполне приятельские отношения, даже, было время, вполне деловые – не о всех совместных делах наших, правда, вспоминать хочется.

За последние три года предприятие дважды меняло хозяина. Зарплату здесь не платили уже четыре месяца. Однако народный театр худо-бедно существовал, и Рина им продолжала руководить – не столько из любви к искусству или преданности коллективу, сколько из-за нежелания потерять жилплощадь.

Разговоры о том, что новое руководство прогонит жильцов ведомственного дома, не казались беспочвенными, так же как и слухи о предстоящем покрытии задолженности по зарплате натурально продукцией, выпускаемой предприятием. Такое тогда широко практиковалось. Пять месяцев назад уже выдавали зарплату нереализованным товаром, а именно амперметрами. Продажей приборов должны были озаботиться сами работники. И это ещё ничего. На смежном предприятии за Уралом, слышал я, вместо зарплаты выдали по электродолбёжнику, попробуй-ка продай такое, он килограммов сорок весит, да и вообще, любителей механического долбления неизмеримо меньше было в стране, чем интересующихся электротехникой. Так что нам ещё повезло. Амперметры можно было продавать в электричках, чем я и занимался в ту пору. Конечно, они шли не так хорошо, как полиэтиленовые корочки для паспорта, карты звёздного неба и тому подобное, но и на них в конечном итоге находился свой покупатель. Тут многое зависит от актёрского дара продавца. Как он донесёт до пассажира электрички мысль о необходимости приобрести в собственность амперметр со стрелочной головкой.

А не рассказать ли мне, как мы с Андреем Гаврилычем гастролировали по районным центрам нашей области и измеряли на площадях и перекрёстках электрическое сопротивление тел прохожих, проявлявших интерес к сему параметру?

Может быть, как-нибудь расскажу.

Это я всё к тому, на что жить приходилось.

На всякое. Были и похуже у меня предприятия. Но ворованную колбасу никогда не продавал. Этого от меня не отнимешь.

Стоп. Не так. Этого мне не припишешь!

Совсем о другом хотел. Эко куда понесло. Пеликаны, павлины, вороны… Механическое долбление…

А хотел я сказать про Кирилла. Как с ним порвал.

7

Это случилось за день до съёмок четвёртой серии.

Ещё не поднес трубку к уху, а уже услышал ор какого-то сумасшедшего, и кричать он там начал, похоже, ещё до подключения связи.

Абсолютно не помню, чем был занят в то утро; вряд ли спал, но запомнилось одно неприятное ощущение: меня разбудили.

Телефонная трубка отяжелела в руке (кто помнит предмет, он действительно походил на гантель). Я ошеломлённо молчал, ещё не веря в то, что узнал голос; я так и не проронил ни слова, я слушал взбесившегося глухаря (отнюдь не павлина). Не помня себя, взахлёб, глотая окончания слов, он меня обвинял, сколько можно было понять, в предательстве и вероломстве. А перед тем, как бросить трубку, обозвал кукушонком и клещом.

Ёкарный бабай, умереть не встать, и что это было? Не ударило ли его по тыкве доской разделочной? Не укусил ли его бешеный боксёр – в смысле собака; да хотя бы и человек?.. А точно ли это он? Ведь не представился. И мне ли звонил? Мог ли Кирилл промахнуться номером телефона?

Больше всего меня поразило, что я кукушонок. Оскорбление «кукушонок» из Кирюшиных уст посильнее звучало, чем «клещ».

А впрочем, в одну цену.

Убедительнее было бы, если бы что-нибудь одно выбрал.

Но всё равно, получалось, с какого ни подойди края, – на меня будто вылили ковш дерьма. Но за что? За какие заслуги?

Воздадим и мне по достоинству: вовремя подставил зонтик.

Лучше так: просто отступил в сторону.

Иными словами – не подчинил рассудок афронту.

А какие могут быть обиды, когда у человека крышу снесло? Кирилл Петрович, ты здоров?

Набрал его номер – он не взял трубку.

Придурок. Надеюсь, не выпрыгнул из окна.

Ну и что это было? Что за спектакль?

Снова лёг на диван (sic! – всё-таки спал, но если так, то в одежде), стал газету читать (тогда читали газеты); читаю и не понимаю читаемого – представляю, как мог бы ответить ему, но без аргументов и слов, а только удивлённым мычанием. Когда выбивают из седла, самое то – помычать. Хорошо, ничем не занимался дельным, а то бы пропал весь труд. Некоторые про меня говорят, что у меня скверный характер, а где же скверный, когда я не отвечаю злобой на злобу? Только отвечаю желанием человека понять.

Кстати, где Рина была?

Вспоминаю. Не вспомнить.

Зазвонило. В смысле: звонок.

В дверь.

Пошёл открывать. Мне роль принесли. Прямо так физически – чтобы вручить в руки. Всё по-взрослому. Таков порядок: за день до съёмок разносят актёрам распечатки их эпизодов – прямо по домам, если можно такое представить. Вот и я удостоился высокой чести. Мерси.