Рассказы из прошлого. Сборник

Попытки покинуть корпус в тихий час с целью дальнейшей разведки провалились. Вожатый засёк нескольких лазутчиков, и на этом разведывательная деятельность пацанов закончилась безрезультатно.

– Ну, что за нафиг? – досадовали мальчишки, обиженно лёжа в своих койках. – Им что? Жалко?

После полдника всех дружно завели в актовый зал. Весь лагерь, кроме малышей, которые ещё в школу не ходили. Получается, он был, как и весь его отряд – самыми младшими на этом мероприятии. Началось. Свет в зале не погасили, хотя пацаны уже приготовились поорать, посвистеть в темноте и подёргать девчонок за косички. Не получилось. На сцену перед задёрнутым занавесом экрана вышли три девочки из старших отрядов. Старшая вожатая села за пианино сбоку сцены. Все притихли, не понимая, зачем петь перед фильмом. Вдруг грустная мелодия огласила зал и пронзительным припевом вонзилась в его маленькое сердце.

«Тебе я бумажные крылья расправлю
Лети не тревожь этот мир, ах этот мир.
Журавлик, журавлик японский журавлик
Ты вечно живой сувенир…»

Он был весьма впечатлительный, гипервозбудимый, эмоциональный мальчик, и эта песня вызвала у него странное ощущение. Этакая непонятная тревога вдруг подкралась к нему. Потом старшая вожатая вышла на сцену вместо девочек и начала говорить о какой-то памятной дате. Мол, сегодня тридцать пять лет со дня ужасной трагедии, что такое не должно повториться. Он ничего толком не понимал. Какие-то незнакомые названия городов на непонятном языке, трудно запоминаемое имя какой-то девочки, которой было всего-то семь лет, когда она умерла от какой-то болезни, какие-то журавлики из бумаги, тысячу которых она не успела сложить.

Потом свет в зале притих, и на открывшемся экране возникли чёрно-белые кадры кинохроники. Руины города, странный полуразрушенный дом с дырявым решётчатым куполом, обожжённые люди с пузырящейся кожей, смерть и ужас. За кадром диктор говорил об атомной бомбе, о том, сколько мгновенно погибло мирных людей, и что сделали это американцы.

И тут у мальчишки всё смешалось в голове. Его воевавший дед рассказывал, что американцы помогали нам победить фашистов. Сам дед был даже знаком с некоторыми теми американцами, что воевали тогда против Гитлера. В детском саду и школе парнишке рассказывали о фашистах, как они издевались и убивали мирных людей его страны, не щадя никого, ни детей, ни женщин, ни стариков. А тут американцы сделали такую жуткую штуку и убили сразу почти весь город? Так они что? Такие же, как те фашисты? И сделали это уже после Победы? Зачем?

Кино закончилось страшными цветными кадрами ядерного гриба, вспухающего над горизонтом, а диктор говорил, что угроза повторения трагедий Хиросимы и Нагасаки очень высока и сегодня. Потом на сцену перед затихшим и явно напуганным залом с ребятишками вышел человек в военной форме и начал рассказывать о гражданской обороне, о бомбоубежищах, о поведении во время ядерного удара. Всему лагерю была продемонстрирована работа сирены воздушной тревоги, окончательно заколотив страх в голову мальчишки.

После отбоя паренёк лежал на своей койке, почти натянув на голову одеяло, и не спал. Он вслушивался в звуки за окном. Ему мерещилась сирена, он вдруг начинал отдалённо слышать рёв вражеских самолётных моторов. Всматриваясь сквозь шторы окон, он боялся пропустить момент яркой вспышки, о которой говорил военный, предупреждая, что на неё нельзя смотреть…

– Эй, ты чего орёшь? – толкнул мальчишку приятель с соседней койки. – Обалдел, что ли? Дай поспать.

Оказывается, паренёк уснул и закричал во сне от привидевшегося кошмара. Опять мучительное ожидание. Опять тщетные попытки успокоиться. Снова ему во сне адский огонь жжёт кожу, и она, вздуваясь волдырями, лопается и превращается в кровавое запёкшееся месиво. Он явственно увидел яркий свет и услышал страшный рокочущий гул, который приближался и приближался. Мальчонка вскочил с криком со своей койки. В палате слепящий свет сквозь окно. Жуткий свет! Адский! Он в слезах орал во всё горло, чтобы все бежали в бомбоубежище, принялся расталкивать спящих ребят, крича, чтобы они завернулись с головой в одеяло, не смотрели в окно и бежали в убежище. Свет в палате всё ярче, за окном страшный треск и непонятный леденящий его душу гул всё сильнее… Кто-то взял мальчика в охапку, но тот забился в истерике, непрестанно надрываясь от крика. Его куда-то понесли. Потом он почувствовал резкую боль в плече и постепенно затих.