Оценить:
 Рейтинг: 0

Нижегородские ангелы и демоны. Известные и неизвестные люди Понизовья

<< 1 2 3 4 5 6 ... 14 >>
На страницу:
2 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Теперь на месте Спасо-Преображенского собора стоит здание городской администрации. Храм взорвали. А прах Минина, по всей видимости, кто-то сумел тайно вынести. Считалось, что он оказался в запасниках архитектурного музея-заповедника, где находился три десятка лет.

Откуда взялась подделка?

В начале 60-х годов прошлого века с легкой руки Никиты Хрущева Советский Союз охватила эпидемия официального патриотизма. Начало ей положил полёт Юрия Гагарина в космос, но это действительно был народный герой, а другие «народные герои» с того момента стали назначаться, причём везде бросились искать хоть мало-мальски значимую личность, оставившую след в истории.

Нижний Новгород в этом плане стоял особняком. Народного героя искать не было нужды. Им жители нашей области уже несколько веков считали Кузьму Минина, и это был достойный человек, не в пример учрежденным свыше. Оставалось только провести широкомасштабную кампанию, чтобы продемонстрировать, как подвиги предков влияют на повышение производительности труда и братскую сплоченность с пролетариатом стран капитализма. И прах Минина извлекли из фондохранилища музея-заповедника

Но тут партийных чиновников Горького едва не хватила кондрашка. Экспертная комиссия во время вскрытия останков заключила: «Теменные кости, совпадающие по стреловидному шву, тонкие, относительно небольшого размера, юношеские, хорошо сохранившиеся; кусок очень тонкой черепной кости, по видимому, детской; две нижние челюсти – вторая соответствует подростку 10—12 лет; три шейных позвонка детского или подросткового возраста…» (ЦАНО). Кроме того, в захоронении присутствовали также «три бедренные кости взрослого человека, одна из них сломанная; крестец, позвонок шейный, нижняя челюсть, часть тазовой кости, три височных кости, позвонок шейный, ключица – тоже взрослого человека»и «несколько обломков костей, не поддающихся определению» (там же).

Но ранее, ещё в 1929 году, архивист Иван Вишневский обнаружил два захоронения в церкви Скорбящей матери. По его мнению, это и были останки Козьмы Минина и его сына Нефеда.

Однако никаких источников, указывающих на то, что останки Минина покоились не в склепе Спасо-Преображенского собора, попросту не было. Предположение Вишневского сочли весьма спорным.

Сегодня трудно судить, чьи это были останки. Скелеты не взяли на хранение в музей, экспертизы не проводили, их, видимо, просто оставили в котловане, вырытом для сооружения нового здания.

Как бы там ни было, а широко разрекламированная компания по перезахоронению праха народного героя оказалась под угрозой срыва.

Впрочем, по части всяких фальсификаций и мистификаций партийным руководителям тех времён равных не было. И они отправили акт экспертизы, снабдив его грифом «Совершенно секретно», в фонды Исторического музея, куда в годы советской власти доступа не было никому. А неизвестно чьи останки торжественно перенесли в Михайло-Архангельский собор, где они находятся и сейчас.

Загадки остаются

Род Мининых, как известно, пресёкся. Сын спасителя России, Нефед, умер бездетны. Но за могилой Минина у Похвалинской церкви ухаживали т прихожане, вряд ли бы при переносе его мощей в Спасо-Преображенский собор произошла какая-то ошибка: со дня смерти думного дворянина прошло всего полвека, кто-то даже помнил, как он призывал народ изгнать иноземцев.

Подмена, по-видимому, произошла позже. Доброхот, а им, скорее всего, был священник, тайком вынес мощи из подготовленного к взрыву Спасо-Преображенского собора и спрятал их в каком-то укромном месте. Основания для опасений были: в то время их могли просто уничтожить.

Но можно выдвинуть и ещё одну версию. Не исключено, что, взорвав Спасо-Преображенский собор, борцы с «религиозным дурманом» спохватились: а ведь про захоронения в храме они забыли начисто! И задумались: а не нагорит ли им за это по первое число? Ладно, уж там какие-то князья нижегородские – про них и не вспомнят. Другое дело – Минин… И решили задним числом себя реабилитировать. И таким образом за останки Козьмы Минина были выданы кости, случайно попавшиеся под руку.

Какая из этих версий верна, сказать трудно. Где искать прах Минина, тоже вряд ли кто скажет точно. Да и стоит ли? Мало ли народных героев, у которых могил нет, и в то же время их помнят?

ДМИТРИЙ ПОЖАРСКИЙ (1578—1642)

В епанче из алого атласа с золотым позументом, в шапке на собольем меху – исключительной принадлежности князей и бояр, – в сафьяновых сапогах с серебряными шпорами въехал на кауром жеребце в Нижний Новгород князь Дмитрий Пожарский. Это было 28 октября 1611 года, после того, как он согласился возглавить народное ополчение, чтобы избавить Русскую землю от поляков.

Был он бледен и худ, поскольку ещё не совсем оправился от ран, полученных в конце марта того же года, когда произошла жестокая сеча первого ополчения с иноземцами. Пожарский сильно хромал: после перелома ноги кости срослись неправильно.

Но о жизни князя мы знаем не так уж много.

Где была родовая вотчина?

Считается, что Пожарский появился на свет либо 29 апреля, либо 1 ноября 1578 года, но называют и другие даты, хотя, впрочем, они не слишком разнятся между собой. Так или иначе, а прибыл Дмитрий Михайлович в Нижний Новгород в возрасте 33 лет. И это весьма символично: Иисусу Христу, когда он принял смерть, чтобы искупить вину человечества, тоже было 33 года. Князь не знал, что его ждет, может быть, и скорая гибель.

Сложнее с его родовой вотчиной. Павел Иванович Мельников-Печерский докладывал на заседании Нижегородского губернского статистического комитета, что она находится в Горбатовском уезде, в местечке Пожар или Жары. В путеводителе по Москве говорится, что Пожарский родился в селе Медведково. В Писцовых книгах за 1630 год значится, что она в Суздальском уезде то ли в селе Волосынино, то ли в Мугреево. В подмосковном Воскресенске уверены, что родиной князя следует считать село Марчуги, которое стало частью этого города. Короче, полной ясности нет. Называется, впрочем, и село Радогость, Оно было уничтожено пожаром. Отсюда и прозвище – Пожарский. Ещё одна версия – село Берсенёво Клинского уезда, входящее в приданое матери.

Стряпчий с платьем

По наиболее распространённой версии, Дмитрий Пожарский был потомком великого князя Владимирского Всеволода Юрьевича (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D1%81%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B4_%D0%91%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%88%D0%BE%D0%B5_%D0%93%D0%BD%D0%B5%D0%B7%D0%B4%D0%BE), сына Юрия Долгорукого (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AE%D1%80%D0%B8%D0%B9_%D0%94%D0%BE%D0%BB%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%83%D0%BA%D0%B8%D0%B9), основателя Москвы. Матерью Пожарского была Ефросинья или Мария Беклемищева, Она родила, кроме Дмитрия, его сестру и двух братьев. Её называли «верховной боярыней» при Борисе Годунове (Курганова Н. М. Надгробные плиты из усыпальницы князей Пожарских и Хованских в Спасо-Евфимьевом монастыре Суздаля. Памятники культуры: новые открытия, Москва, 1994).

Отец князя, Михаил Фёдорович, умер рано. Он похоронен, как и дед, в Суздальском Спасо-Евфимьевом монастыре. Там же находятся могилы сестры Дмитрия Михайловича, его двоюродного брата и сыновей: Ивана, Петра и Федора. Про Ивана известно, что он был окольничьим при царе Алексее.

В 1593 году, в возрасте 15 лет, Пожарский поступил на службу. Он носил звание стряпчего с платьем. То есть был, выражаясь современным языком, гардеробщиком. Делал заказы портным, подавал одежду государю, принимал подарки. Но должность эта была, конечно же, второстепенной и далека от политики.

Надо сказать, что с таким положением дел Пожарский не хотел мириться. В 1598 году в числе других дворян подписал прошение об избрании в цари Бориса Годунова. Но крупно просчитался. Вскоре Годунов подверг Пожарского опале и уволил. Между прочим, такая же опала выпала при Иване Грозном на долю его деда. Он был сослан в Нижний Новгород.

Князь служил и самозванцу

Российские историки не упоминают о том, чем занимался Дмитрий Михайлович при Лжедмитрии. Молчат, как в рот воды набрали. И на то есть причины. Мне удалось выяснить: он был стольником. То есть служил самозванцу, но это не вписывается в героическую биографию князя. А между прочим, приводился сей факт со ссылкой на архивные источники в книге «Место земного успокоения и надгробный памятник Д.М.Пожарскому в Суздале», изданной в 1885 году во Владимире. К сожалению, самих источников мне разыскать не удалось. Похоже, они уничтожены. Но зато не скрывается, что князь присутствовал при убийстве Лжедмитрия и горячо его одобрил. Нравы, конечно, были ещё те. Затем, имея чин дворецкого, участвовал в избрании на трон боярина Василия Шуйского. И снова – прокол. Шуйского «сняли с работы без выходного пособия» и постригли в монахи. И как-то не вяжется такая непоследовательность и готовность присягнуть любому самодержцу с привычным портретом освободителя. Сразу вспоминаешь движение флюгера, зависящего от направления ветра.

При Шуйском Дмитрий Михайлович был назначен воеводой и разгромил польско-литовский отряд под Коломной. В том же, 1608 году, у притока реки Москвы, Пехарки, нанёс поражение отряду атамана Салькова, а в следующем году, будучи воеводой в Зарайске, отразил нападение крупных сил поляков и город не сдал. Так что воевать он умел, этого не отнимешь.

Он долго медлил

О подвигах Пожарского во время первого и второго ополчения написано много. Повторяться не стоит. Приведу лишь те факты, которые не согласуются с официальной версией о деятельности князя. Делаю это не для того, чтобы его опорочить, а просто, чтобы портрет Дмитрия Михайловича был обрисован не однобоко.

Возглавить второе ополчение Пожарский согласился ещё и по личным мотивам. 17 августа 1611 года его крепко обидел сосед по вотчине Григорий Орлов. Он написал письмо польскому королю Сигизмунду, обвинив князя в измене, и был награжден за свой донос поместьем Пожарского – селом Нижний Ландех. Пришлось Дмитрию Михайловичу срочно перебираться в другое свое владение – село Мугреево.

Став во главе ополчения, Пожарский, по сути дела, обладал всей верховной властью над Русской землей. Но, по свидетельству современников, в том великом деле, которое совершал под его начальством русский народ, личность самого Пожарского проявлялась весьма мало. Он не пользовался особым авторитетом и сам про себя говорил: «Был бы у нас такой столп, как князь Василий Васильевич Голицын, – все бы его держались, а меня к этому делу приневолили бояре и вся земля» (Нижегородский край в словаре Брокгауза и Ефрона. Нижний Новгород, издательство «Нижегородская ярмарка», 2000).

Не хватало ему и полководческого опыта. Остановившись с ополчением в Ярославле, Пожарский целое лето не торопился двинуться на Москву, несмотря на то, что существовала опасность появления войск польского короля Сигизмунда. Выступив из Ярославля, князь снова непростительно медлил, сворачивал с дороги, чтобы поклониться родительским гробам в Суздале, а в результате гетман Ходкевич едва не успел доставить в Москву провиант для польского гарнизона. Этот провиант отбили у Ходкевича казаки под командованием князя Трубецкого, что и решило участь оборонявшихся.

После взятия Москвы Пожарский занимал лишь второстепенные должности. Он получил в награду несколько поместий на территории современной Нижегородской области. Спустя 8 лет царь вернул ему и Нижний Ландех. Но особого расположения со стороны Михаила Романова Пожарский не испытывал. Особенно после того, как в 1613 году князь вступил в конфликт с только что получившим чин боярина Борисом Салтыковым, особы, приближенной к царю. За это он был «выданголовой» (там же). Этот унизительный обряд заключался в том, что обидчик несколько часов подряд стоял без шапки на дворе Салтыкова.

Перед лицом вечности

После 1613 года Пожарский участвовал в переговорах о заключении Столбового мира со Швецией, руководил Ямским, Разбойным и Судным приказами, служил воеводой в Новгороде, Можайске, Пафнутьеве, воевал с поляками. Но он всё чаще стал болеть, здоровье не позволяло ему участвовать в длительных походах.

На склоне лет Дмитрий Михайлович занялся строительством богоугодных заведений. Основал два монастыря, на его деньги были возведены церкви в Юрине, Мугрееве, Кинешме и подмосковном селе Медведково, храм-памятник нижегородскому ополчению в Москве. Кроме того, князь жертвовал деньги. Когда свирепствовала моровая язва – чума, – привёз из Соловков Чудотворный Животворящий крест Господень, изготовленный из гранатового дерева. Этой святыне поклонялись в Пурехе около трехсот лет. Сейчас она находится в Свято-Троицкой церкви Нижнего Новгорода.

Весьма примечателен и такой факт. Когда поляки, осажденные в Москве, сдались, поначалу решено было их истребить. Но Пожарский убедил ополченцев этого не делать. Он расселил пленных на своих пустующих землях вдоль дороги Нижний Новгород-Ярославль, и они приносили князю дополнительную прибыль. Не так-то он был прост, денежки считать умел. Сегодня потомки поляков живут в Пурехе, деревне Беляниха, в селе Пестяки и в других населённых пунктах.

Раздвоение камня

Считается, что погребён князь в родовой усыпальнице в Суздальском Спасо-Евфимьевском монастыре. Однако есть свидетельства, которые опровергают официальную версию. В 1886 году, например, пастух из нижегородской деревни Старцево нашёл появившийся неведомо откуда надгробный камень с могилы Пожарского. «Теперь все уверены, что князь похоронен в Юрино, – говорилось в протоколе заседания нижегородского губернского статистического комитета. Оно датировано тем же, 1886 годом. – Надгробье же его заброшено в самый глубокий омут большого озера при Лебедевском заводе, верстах в 15 (имелось в виду озеро Пырское, – С.С.-П.), либо в болото» (Александр Гациский. Нижегородский летописец. Нижний Новгород, издательство «Нижегородская ярмарка», 2001).

Обошлись с ним так жестоко по той причине, что люди боялись, что «раздвоение надгробья» – проделки дьявола. Камень, найденный безымянным пастухом, был совершенно идентичен надгробью князя в часовне Спасо-Евфимьевском монастыря.

АВВАКУМ ПЕТРОВ (1620—1682)

14 апреля 1682 года, при большом стечении народа в Пустозёрске был сожжён главный идеолог старообрядчества протопоп Аввакум.

Вместе с дымом – к небу

Весна в том году была запоздалой, морозы не унимались даже в апреле. Когда стрельцы в красных кафтанах опустили в пятисаженную яму жердь и помогли выбраться оттуда Аввакуму, он дрожал в своем худом тулупчике.

Шел опальный протопоп с непокрытой головой – согбенный, тощий – в чём только душа держалась? Почти 15 лет провел он в земляной тюрьме, заедаем вшою, страдая от ревматизма, от язв, оставленных кнутом и дыбой в московских застенках. Но протопоп ступал твёрдо, как будто ничего такого и не было. Седая борода его дымилась от холодного пара, лапти чавкали в грязи, но он – странное дело! – улыбался. Потому что, как никогда раньше, ощущал свою близость к Богу.

Они обнялись – единоверцы Аввакум, Фёдор, Лазарь и Епифаний. Никто не уговаривал их отречься. Царские сатрапы знали: это бесполезно. Они все равно не могли этого сделать: у Лазаря и Епифания вырезали языки. И узников привязали к осиновым столбам, врытым по углам сруба. Палачи завалили их по пояс хворостом, дровами и берестой.

Но костер долго не разгорался. Аввакум глядел на тлеющий хворост, и улыбка не сходила с его лица. Он был вроде бы еще здесь и одновременно уже в другом измерении: душа его устремлялась в небо – к святости и бессмертию.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 14 >>
На страницу:
2 из 14