Так и бегают солдаты то к валу, то назад.
А потом, когда научились подходить врассыпную, Суворов стал показывать, как на вал взбираться.
– Тут, – говорит, – лезьте все разом, берите числом, взлетайте на вал в один момент.
Несколько дней Суворов занимался с солдатами, а потом послал к турецкому генералу посла – предложил, чтобы турки сдались.
Но генерал гордо ответил:
– Раньше небо упадёт в Дунай, чем русские возьмут Измаил.
Тогда Суворов отдал приказ начать штурм крепости. Повторили солдаты всё, чему учил их Суворов, – перешли ров, поднялись на крепостной вал, по штурмовым лестницам поползли на стены. Лихо бились турки, только не удержали они русских солдат. Ворвались войска в Измаил, захватили в плен всю турецкую армию.
Лишь один турок невредимым ушёл из крепости. Дрожащий от страха, он прибежал в турецкую столицу и рассказал о новом подвиге русских солдат и новой победе генерала Суворова.
Мишка
Не везло Суворову на лошадей. Одной неприятельское ядро оторвало голову. Вторую ранило в шею, и её пришлось пристрелить. Третья лошадь оказалась просто-напросто глупой.
Но вот донские казаки подарили Суворову Мишку. Глянул фельдмаршал: уши торчком, землю скребёт копытом. Не конь, а огонь.
Подошёл Суворов слева, подошёл справа. И Мишка повёл головой то в одну сторону, то в другую сторону, как бы присматриваясь, достойным ли будет седок. Понравился Суворову Мишка. И Мишке, видать, Суворов пришёлся по вкусу. Сдружились они и понимали друг друга без слов.
Хорошее настроение у Суворова – и у Мишки хорошее, играет, мчит во весь опор. Огорчён, опечален Суворов – и Мишка насупится, шагом идёт, медленно и осторожно, чтобы лишний раз хозяина не потревожить.
Лихим оказался Мишка в бою. Ни ядер, ни пуль, ни кривых сабель – ничего не боялся. У Рымника на Мишке Суворов громил Юсуф-пашу. На нём приехал под Измаил.
Но и у лошади жизнь солдатская. В одном из сражений Мишку ранило в ногу. Конь захромал и к дальнейшей службе оказался не годен.
Суворов бранился, кричал на докторов и коновалов, требовал, чтобы те излечили Мишку. Коню делали припарки, извлекли пулю, наложили ременный жгут. Не помогло. От хромоты конь не избавился.
Пришлось Суворову расстаться с верным товарищем. Простился фельдмаршал с конём, приказал отправить его к себе в имение, в село Кончанское. Старосте написал, что конь «за верную службу переведён в отставку и посажен на пенсию», и наказал, чтобы Мишку хорошо кормили, чистили и выводили гулять.
Староста каждый месяц должен был писать Суворову письма и сообщать, как живётся в «отставке» Мишке.
Фельдмаршал часто вспоминал лихого донца. И после Мишки у Суворова побывало немало коней, да лучше Мишки всё-таки не было.
Дерзость
В бою под Фокшанами турки расположили свою армию так, что с тыла, за спиной, у них оказалось болото. Позиция для пушек – лучше не сыщешь: сзади неприятель не подойдёт, с флангов не обойдёт. Спокойны турки.
Однако Суворов не побоялся болота. Прошли суворовские богатыри через топи и, как гром среди ясного неба, – на турецкую артиллерию сзади. Захватил Суворов турецкие пушки.
И турки, и австрийцы, и сами русские сочли манёвр Суворова за рискованный, дерзкий. Хорошо, что прошли через топи солдаты, а вдруг не прошли бы?!
– Дерзкий так дерзкий! – усмехнулся Суворов. – Дерзость войскам не помеха.
Однако мало кто знал, что прежде чем пустить войска через болота, Суворов отрядил бывалых солдат, и те вдоль и поперёк излазили топи и выбрали надёжный путь для своих товарищей. Суворов берёг солдат и действовал наверняка.
Месяц спустя, в новом бою с турками, полковник Илловайский решил повторить дерзкий манёвр Суворова.
Обстановка была схожей: тоже турецкие пушки и тоже болото.
– Суворову повезло, – говорил Илловайский. – А я что, хуже? И мне повезёт.
Только Илловайскому не повезло. Повёл полковник солдат, не зная дороги. Завязли солдаты в болоте. Стали тонуть. Поднялся шум, крики. Поняли турки, в чём дело. Развернули свои пушки и расстреляли русских солдат. Много солдат погибло. Илловайский, однако, спасся.
Суворов разгневался страшно. Он кричал и ругался до хрипоты.
– Так я же хотел, как вы, чтобы дерзость была, – оправдывался Илловайский.
– «Дерзость»! – кричал Суворов. – Дерзость есть, а где же умение?!
За напрасную гибель солдат Суворов разжаловал полковника в рядовые и отправил в обозную команду.
– Ему людей доверять нельзя, – говорил Суворов. – При лошадях он безопаснее.
Медаль
Молодой, необстрелянный солдат Кузьма Шапкин во время боя у реки Рымник струсил и весь день просидел в кустах.
Не знал Шапкин, что Суворов его приметил.
В честь победы над турками в суворовскую армию были присланы ордена и медали.
Построили офицеры свои полки и роты. Прибыл к войскам Суворов, стал раздавать награды.
Стоял Шапкин в строю и ждал, чтобы скорее всё это кончилось. Совестно было солдату. И вдруг… Шапкин вздрогнул, решил, что ослышался.
– Гренадер Шапкин, ко мне! – закричал Суворов.
Стоял солдат, словно в землю ногами вкопанный.
– Гренаде?р Шапкин, ко мне! – повторил Суворов.
– Ступай же, ступай, – подтолкнули Кузьму солдаты.
Вышел Шапкин, потупил глаза, покраснел. А Суворов раз – и медаль ему на рубаху.
Вечером солдатам раздали по чарке вина. Расселись солдаты у палаток, стали вспоминать подробности боя, перечислять, за что и кому какие награды. Капелюхе – за то, что придумал, как отбить у турок окопы. Жакетке – за турецкий штандарт. Дындину – за то, что один не оробел перед десятком турок и хоть изнемог в ранах, а в плен не дался.
– Ну, а тебе за что же медаль? – спрашивают солдаты у Шапкина.
А тому и ответить нечего.
Носит Шапкин медаль, да покоя себе не находит. Товарищей сторонится. Целыми днями молчит.
– Тебе что же, медаль язык придавила?! – шутят солдаты.