– Не страшны нам морозы.
– Не страшны нам просторы.
Кто же страшен?
– Партизаны!
В крестьянской семье Сизовых родился сын. По обычаю отцовскому, дедову, решили его крестить. Церковь и священник далеко. Ехать без малого двадцать верст.
Дорога то лесом идет, то полем, то влезет петлей на взгорок, то снова глухоманью, низиной тянется.
Зима. На санях двинулись в путь крестьяне. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и теща, и тесть, и еще человек пятнадцать. Четверо саней – полно в них народу. Кто помоложе, рядом бегут на лыжах.
Растянулся торжественный поезд.
Прибыли в церковь. Окрестил новорожденного батюшка. Взял, опустил в купель. Вот и все – младенец теперь под защитой Бога считается.
Повернули домой крестьяне. Бегут лошаденки. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и теща, и тесть, и еще человек пятнадцать. Кто помоложе – бегут на лыжах.
В это же время той же дорогой отступала колонна белых.
Среди белых солдат Филимон Косой. Знают солдаты: кругом партизаны. Неуютно солдатам в лесных просторах. Косит глазами Косой направо, косит глазами налево. Кусты, сугробы пронзает взглядом.
Смотрел он, смотрел и высмотрел:
– Партизаны!
Смотрят белые. Из-за сосен и кедров – сани. Людей в санях много. А рядом – еще на лыжах.
Дорога лесная, узкая. Слева и справа снега, сугробы. Впереди партизаны, рассуждают белые, и сзади, видать, партизаны, рассуждают белые. Глаза велики у страха. Ясно белым: попали в засаду.
– Братцы, спасайся! Бросай оружие! – завопил Косой.
Белые словно только команды ждали. Побросали винтовки на снег. Подняли руки.
То-то поражались и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и теща, и тесть, и все остальные гости.
Подобрали они винтовки. Как дрова, уложили в сани.
А здесь подоспел и настоящий партизанский отряд.
Взяли в плен партизаны белых.
Вместе с другими в плену Косой.
– Вот так ошибся! Как обознался?!
– Не ошибся, не ошибся, – ему в ответ. – Вся Сибирь стала одним партизанским краем.
«Эй, старый! Эй, леший!»
Затерялось в сибирских просторах село Рассказовка. А недалеко от Рассказовки второе село – Бобровка.
Действовал в этих местах партизанский отряд.
Напали как-то на Рассказовку колчаковцы. Хотели расправиться с партизанами. Никого не застали. Подпалили Рассказовку.
Из Рассказовки двинулись в Бобровку. Идут, идут. Не появляется что-то Бобровка. Прошло еще какое-то время. По-прежнему нет Бобровки.
Ясно колчаковцам: сбились где-то они с пути, заблудились.
Повезло колчаковцам. Вышли колчаковские солдаты к лесной сторожке, к дому лесника Федора Степановича Гуляева.
– Эй, старый, далеко до Бобровки?
Посмотрел на солдат лесник. Ясно: белые.
– Так ведь дорогой какой идти. Болота кругом, трясины.
– Короткой дорогой, короткой! – кричат белые. – Собирайся, веди!
Собрался лесник. Палку свою неразлучную взял. Седьмой десяток идет Гуляеву.
Идут они лесом, пробираются сквозь чащобы. Тут обойдут болото, там обогнут трясину. Гуськом, еле заметными тропками движутся.
– Скоро? – кричат колчаковцы.
– Скоро, – отвечает Гуляев.
Прошло какое-то время.
– Скоро?
– Совсем уже скоро. Вот тут еще с горки, потом на горку. Потом влево, потом направо.
Шагают, идут колчаковцы. И вдруг:
– Эй, стойте! А где же старик?
Остановились. Нет старика. Не видно.
– Эй, старый!
– Эй, леший!
Не отзывается провожатый.
Оказывается, поступил Гуляев так же, как когда-то знаменитый Иван Сусанин. Завел он врагов в болото, в дремучий-дремучий лес.