– Кто – все? – стал злиться Лещ. – Петров, Иванов, кто – все?
– Поручик Иголкин, к примеру, о том не раз говорил.
– Иголкин? – закричал прапорщик. – Его и в живых давно нет.
– И потом еще штабс-капитан Дулин…
– Ах, негодяй! – Лещ привстал, придвинулся к Лёшке.
– И еще полковник Громолысов про то же самое говорит, – заключил мальчик.
– Вон! – заревел Лещ. – Вон! – и тяжело бухнулся на лавку.
На следующий день про Лёшкин разговор с Лещом узнали солдаты.
– Ай да георгиевский кавалер! – смеялись в окопах. – Ай да герой!
– Молодец! – похвалил Пятихатка. – Это по-нашенски, посолдатски.
Пять Пятихаток
Чуть что – Лёшка к солдатам: «Расскажите да расскажите про войну, про подвиги». Только война всем до того надоела, что никому и вспоминать ни о чем не хотелось. И вот как-то Ломов сказал Лёшке:
– Иди к своему Пятихатке. Он тебе про войну лучше других расскажет.
Три дня Лёшка приставал к кашевару. Наконец тот сдался.
– Ну ладно, – проговорил, – садись слушай.
Пятихатка помолчал, перебирая в памяти что-то, и наконец начал:
– Было нас, Пятихаток, пять – все братья: Лука, Илья, Григорий, Федор и я, Аким, младший. Начали войну все разом, в одной роте. Нам еще три винтовки на пятерых дали.
– Как – три? – усомнился Лёшка.
– Три, – повторил солдат. – Винтовок не хватало. Одну на двоих давали. Так что у нас вроде как половина даже лишняя еще получалась.
«Пять Пятихаток, – подивился Лёшка. – И фамилия какая чудн§я. И пять братьев. И три ружья».
– Пять, – проговорил солдат. – Только пять было, а теперь вот один остался. Поубивало братьев.
– Как так?! – вырвалось у мальчика. – Сразу всех и поубивало?
– Зачем сразу. Не сразу. Первого убило Луку, в 1914 году под городом Галичем. Вот еще память от Луки осталась. – Кашевар показал на свою винтовку.
Солдат замолчал. И Лёшка сидел молча, замер, не шевелился.
– А Илья, – стал продолжать Пятихатка, – так тот погиб на следующий год. И тоже под тем же городом Галичем. Только тогда наступали австрияки, а мы отходили от Галича. При переправе через Днестр его как раз и убило.
– Ну, а Григория? – спросил Лёшка.
– И Григория тоже убило под Галичем.
– Тогда же?
– Нет. В шестнадцатом году. Про генерала Брусилова слыхал? – спросил Пятихатка.
– Нет, – покачал головой Лёшка.
– Так вот, в шестнадцатом году генерал Брусилов прорвал австро-германский фронт, и наша армия снова пошла на Галич. Вот тут-то Григория и убило. А через три месяца, как генерал Брусилов стал отступать, убило и четвертого брата – Федора. Жаль Федора, последний был из братьев, – проговорил солдат и опять замолчал.
– Дядя Аким, – чуть переждав, обратился Лёшка, – ну, а как Галич?
– Галич, он и есть Галич, – ответил солдат. – Он как был у австрияков, так и остался.
Смотрит Лёшка на солдата, думает: «Что же это за война? Четыре брата погибло, а выходит, за что? За пустое место».
– Э-эх, война… – вздохнул Пятихатка. – И за что воюем? И кто ее выдумал? Правильно, поди, говорят большевики…
– Ну как, узнал про войну? – спросил на следующий день мальчика Ломов.
– Узнал, – ответил Лёшка и молча побежал к своей кухне.
И что удивительно – о крестах и медалях с той поры не заикался да и с расспросами о войне к солдатам больше не приставал. И еще одно – стал Лёшка усерднее крутиться возле кухни и еще больше помогать Пятихатке.
«Солдатская правда»
Еще как-то весной Ломов принес в окопы номер газеты «Солдатская правда». Передавалась она из рук в руки, и зачитали ее до дыр. В газете была напечатана статья Ленина.
«Большинство солдат – из крестьян, – писал Ленин. – Всякий крестьянин знает, как угнетали и угнетают народ помещики. А в чем сила помещиков? В земле».
– Правильно, – говорили солдаты. – От нее, от земли, вся сила.
«Надо, чтобы все земли помещиков отошли к народу», – говорилось дальше в статье.
– И это правильно, – соглашались солдаты.
Статья Ленина произвела на всех огромное впечатление. Несколько дней в окопах только и говорили, что о «Солдатской правде».
После этого Ломов еще несколько раз приносил газету. Была она маленькой, но занозистой. Помещала солдатские письма, письма крестьян из деревни, а главное – рубила правду: и про войну и про Временное правительство писала откровенно. И это солдатам нравилось.
В окопах привыкли к «Солдатской правде» и ждали ее с нетерпением.
И вот Ломов снова принес газету. Солдаты стали читать – и охнули. Редакция сообщала, что газета будет закрыта – нет типографии и денежных средств. «Нам не поможет никто, – писалось в заметке. – Лишь собрав по грошам, мы создадим типографию и прочно поставим газету».
Сообщение взволновало солдат.
– А как же, – заговорили в окопах. – Как не помочь. Ведь не чужая газета. Своя, солдатская. «Их благородия», чай, не помогут.