Собрание сочинений. Том 3. Упрямая льдина. Сын великана. Двадцать дней. Октябрь шагает по стране. Братишка. Секретная просьба

Посовещались матросы и отказались выполнить приказ капитана. Прошел день, второй, третий. Собралось за это время в гамбургском порту до десятка других кораблей: английские, французские, датские. Узнали и на этих кораблях матросы, в чем дело. Решили и они поддержать немцев.

Стоят суда у причалов. Замер гамбургский порт. Лишь вахтенные ходят по палубам.

Прошла неделя. И вот как-то уже в темноте к вахтенному матросу Ивану Гагину подошел носатый немец и сунул записку.

Немецкий язык Гагин не знал. Крутит бумагу в руках, размышляет, как ему быть. И вахту оставить нельзя, и некого крикнуть – все спят. А бумага, наверное, важная…

Прошелся Гагин по палубе, приблизился к капитанской каюте. Темно.

«Ладно, – решает. – Капитан спит, не заметит, сбегаю вниз к товарищам».

Спустился в матросский кубрик, стал будить соседа по койке Фому Спирина.

– Ну что тебе? – нехотя отозвался Спирин.

– Бумага.

– Какая еще бумага?

– Немец сунул.

Взял Спирин бумагу, поднес к глазам. Пожал плечами. Стали будить других. Многие и сами начали просыпаться. Только читать по-немецки никто не умеет.

– Буди Сомова. Он знает.

Разбудили. Посмотрел Сомов бумагу, улыбнулся.

– Да ты давай вслух, – зашумели матросы.

– «Либе геноссен», – прочитал Сомов.

Все стихли.

– Дорогие товарищи, – перевел он на русский язык.

– Ясно. Давай дальше.

– «Данк фюр ойре золидаритэт» – благодарим за солидарность, то есть за помощь, – объяснил Сомов.

– Понятно.

– Ишь ты!

– Правильно!

– Давай дальше.

– «Вир хабен гезигг. Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!» – прочитал Сомов. – Мы победили. Пролетарии всех стран…

– …соединяйтесь! – выпалил Спирин.

– Верно, – произнес Сомов.

Мало кто из матросов в эту ночь спал.

– Взяла, значит, – радовались они. – Добились. Помогли, выходит, и мы немцам.

На следующий день с утра немецкие грузчики приступили к работе. Таскают с «Петра Великого» ящики, бочки. Посматривают на русских, улыбаются.

Принялись и русские помогать немцам. Взялся и Гагин. Подхватил с каким-то немцем тяжелый ящик, присмотрелся, а немец – тот самый, что записку вчера ему сунул. Кивнул ему по-приятельски Гагин. И немец кивнул.

– Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх! – прошептал немец.

– Ферайнигт ойх! – повторил Гагин.

Будут – не будут

В середине апреля на завод Полисадова приехала группа бельгийских рабочих. Привезли из Бельгии станки для завода. Вот и прибыли бельгийцы их устанавливать.

Приближалось Первое мая. Русские рабочие договорились в этот день на работу не выходить. Стали думать: а как же бельгийцы?

Одни говорят:

– Будут бельгийцы работать.

– Нет, не будут, – возражают другие.

О том же заспорили и заводские ребята. Колька Зудов за то, что бельгийцы будут работать, Лёнька Косичкин, наоборот, – не будут.

– Не наших они кровей, не поддержат бельгийцы русских, – заявляет Колька.

– А вот и поддержат, – упирается Лёнька.

Спорили, спорили, наконец решили; десять щелчков тому, кто проиграет.

В ночь под Первое мая Лёнька спал плохо. А что, если Колька прав и бельгийцы приступят к работе? Пальцы у Кольки крепкие. Влупит – так будь здоров.

И Кольке не спалось. А ну как прав Лёнька! И хотя Колька щелчков не очень боялся, да неловко будет перед ребятами. Колька любил всегда быть правым.

На следующий день ранним утром помчались ребята к заводу. Были здесь и Колька, и Лёнька, и Лёнькина сестра – рыжая Катька, и еще человек десять.

В семь часов около заводских ворот появились бельгийцы. Вначале группкой в пять человек, потом еще пять, за ними и остальные.

Пересчитали ребята: все тут – двадцать один человек.

– Ну, говорил я? – торжествующе закричал Колька.

– Говорил.