Атланты

Корабль начал снижение, забирая немного в сторону от фонтана раскалившейся массы, которая разливалась в стороны и текла густо по поверхности, сжигая все живое на своем пути.

– Ниже, еще немного ниже, – говорил и командовал Основной, – так, хорошо, держи корабль на этой высоте.

– А не опасно? – задал вопрос бортинженер  Вейс.

– Конечно, опасно, – согласился вслушивающийся в разговор радист, – но, что поделать, когда проба номер три требует такого весьма неуравновешенного  подхода.

– Послушай, Август, помолчи, ради  всего живого, – обозлился командир, – сейчас не до шуток…

И вправду, звездолет находился всего лишь в нескольких сотнях метров от беснующейся массы  раскаленного сплава. Ближе подойти было просто опасно. Температура  усиливалась, о чем свидетельствовали приборы и светомигающая  иллюминация.

– Стоп, – неожиданно резко скомандовал Основной, – химик, проба.

– Есть, проба, – сосредоточенно и очень серьезно отвечал тот, колдуя  над своими приборами и механизмами.

Наконец, остаточное силовое поле было замерено, и корабль потихоньку отошел в сторону от центроизвержения  глубинной массы.

Все облегченно вздохнули.

– Послушай, командир, – неожиданно обратился к Основному бортинженер, а нужно ли было так рисковать? Мы  что, не могли обождать, пока все это стихнет? – и  он указал рукой вниз.

– Значит, не могли, – спокойно, без тени какого-либо упрека в его адрес отвечал Э-Клерк.

В ответ Вейс только пожал плечами и недоуменно обвел взглядом остальных.

Все молчали, и лишь Август заметил:

– Знаешь, парень. Я тебе вот, что скажу. Силен не тот, кто только думает о своем, а еще и тот, кто заботится о других. Надеюсь, ты меня поймешь правильно.

Вейс сильно покраснел, но все же ответил:

– Я не думаю, что сильно гожусь в трусы, но думаю, что справлюсь с этим как-нибудь сам, – и отвернулся к своему блоку управления.

Командир поднял руку и, обводя всех суровым взглядом, сказал:

– Я хочу, чтобы вы все, ребята, поняли. От нас зависит сейчас многое. Мы многое пережили в прошлом и зачем повторять  недотепство наших предков. Есть ум, и надо им пользоваться так, чтобы потом не укорять себя за тщедушие. Умрем – что ж, другие поймут и исследуют за нас. Но если сделаем неправильный вывод – это уже катастрофа. Такого я себе на корабле не допущу. Думаю, это понятно всем. А, теперь, все. Хватит болтаться без дела. Химик, анализ через пятнадцать минут мне на стол. Понятно?

– Есть, командир.

– Бортинженер, выйти  на уровень базисного нуля. Организовать замеры и пополнить при необходимости топливные отсеки. Радист, попробуй перейти  на  микродинамическую частоту, используй тепловибрационное поле самой системы. После, доложишь. Палеонтолог, подключись к химику. Анализ также мне на стол через пятнадцать минут. Геодезист, попробуй по наружному ландшафту определить схему опережения целевых потоков и  составь примерную схему полевых изотопных соединений. Все, по местам, и за работу. Я у себя.

Отдав распоряжения, командир удалился к себе в отсек.

Предстояло много работы. И, хотя по поверхностным наблюдениям окончательного решения  принять было нельзя, все же кое-какие выводы  сделать можно.

В ожидании донесений, Основной  достал бортовой журнал и сделал краткую запись.

«Пробы № 1, 2, 3 усовершенствованы. Документы в обработке. Корабль не разблокирован. Сейсмодинамика  отсутствует».

После этого всего, поставив число, дату  и подпись, Основной  расслабленно откинулся на спинку бокового кресла и на минуту закрыл глаза.

«Да – а, – думалось ему в ту минуту, – сколько еще вот таких непаханых планет придется  пройти, прежде чем они все перевезут основное оборудование и вывезут всю работоспособную часть населения. На это понадобятся годы и годы. Сам он успеет ли? Время ведь идет, не останавливается. Правда, в полетах они стареют меньше, чем там, дома. Скольких он уже позабыл. Скольким покрыл траурной нитью глаза. Эх, судьба. И кто все это только выдумал? Космос? Кто-то ведь придумал это слово. Но кто? Пока не встречал. Это не первая система, открытая им. Были и другие, но, к сожалению, картина примерно одинакова. Все на уровне ментозоя или протозоя. Разумных существ нет. Конечно, живое есть, но это не то. А, может, это и к лучшему. Кто знает, как бы они себя повели, если бы увидели других, подобных   себе. Пусть, немного другого окраса, немножечко иных форм и структур  тела, но все же подобных. Неужто, мы так никогда и не встретим?  А, может, в этом и заключается весь смысл нашего существования? Может, есть какие другие формы жизни? Кто его знает. Может, это так и есть. Но нам надо пока думать о живых. О тех, кто остался на их далекой планете, которой исполнилось не так давно  8,5 тыс. лет. Задача, поставленная Старшим, была предельно ясна. Добиться  наилучших исследовательских результатов и способствовать  развитию микроорганического слоя той планета, на какую они прибудут. Да, но это так,  внешне, в приказном порядке. А внутри? Что делать? Какое решение принять? Здесь никто подсказывать не будет…»

Мысли прервались, так как на стол по  очереди начали ложиться документы, обработанные их бортовым  компьютером.

Итак, картина прояснялась. По только что произведенным замерам было понятно, что планете самое большое от силы 5,5 тыс. лет с момента формирования ее основного ядра. Значит, формирование цитоплазменного состава грунтового и поверхностного слоя только началось. Из этого общего числа  надо было откинуть еще 3 000 лет на само образование светотермической массы и обрастание ее сверхпородистым  составом  пролетающих мимо небесных тел. Итого, получалось, что живому около  2 500 тыс.

лет, а значит, первозданность планеты гарантирована. Массу замерять было бессмысленно, ибо она  пока ничего не даст. Идет процентное сложение зон риска самого  ядра  и верхнемеханического  слоя. Вывод напрашивается сам собой: планета непригодна для обрастания силой нового порядка, но вполне способна приютить их небольшой численный состав.

Но, это пока внешние выводы. Необходимо сложить карту планеты и истребовать наружу все заложенные  в нее запасы, которые только входили в состав основной грунтовой подвязки. На это, конечно, потребуется время,  кое-какие усилия с их стороны. Кроме этого, надо определить зону бактериального риска и способа реомуляции их  самих в определенных жизненных ситуациях. А это обозначало лишь одно – подвергнуть чью-то жизнь опасности, исход которой вполне  может быть смерть. Но и это еще не все. Надо определить источники радиозаражения и попробовать усмирить некоторые особо активные зоны. Надо исчислить количество  уже вложенных ископаемых, надо отделить вирусоносители от внешней загрязненности. И, в конце концов, надо разблокировать полюса. Жизнь без воды скоротечна и пуста. Вобщем, работы уйма.

– Может, вызвать подмогу, – подумал было Основной, – но, когда она прибудет? Лет через десять-пятнадцать, смотря, как они пройдут зоны вихревых очагов. Не снесет ли их в стороны. От этого и будет зависеть протяженность полета. Пожалуй, я сделаю так, – решил про себя командир, – если удастся  добиться связи, то подмогу пусть шлют, а мы пока  здесь хорошо поработаем. Маловато нас, конечно, но что поделаешь – сколько есть».

Приняв такое решение, Э-Клерк встал со своего удобного кресла и продефилировал в кают-компанию корабля. Все уже ждали его решения или, как мрачно шутил Август, его приговора.

– Остаемся здесь, – кратко и  четко произнес командир, – что со связью? – обратился он к навигационному инженеру.

– Пока ничего, – тот отрицательно покачал головой, – но я запустил бегущую  волну. Может, она все же достанет?

– Хорошо, – кивнул командир и, обращаясь к бортинженеру, сказал, – выходим в зону риска, но сначала сделаем облет полюсов по траектории. Включить все приборы, снимающие радиоактивное излучение, зафиксировать на модуле все поверхностные ландшафты. Место стыковки я выберу после просмотра. Всем занять свои рабочие места.

Экипаж разошелся по своим полагающимся местам, и в кают-компании стало  тихо. Ровно гудели моторы, шумели  кондиционеры, собирая небольшую влагу помещения.

Э-Клерк прошелся то в одну, то в другую сторону. Что-то мешало ему принять какое-то окончательное решение.

Но вот, наконец, мысленно освободившись от чего-то, он все же решился и тихо произнес:

– Ну, что ж. Коль выпала мне такая честь, буду исследовать. Все бывает, но упускать  такое нельзя. Это было  бы просто преступлением перед собой, перед оставшимися и даже перед теми, кто только-только видимо начинает свой путь развития. Не умрем ведь здесь, – успокоил он сам себя и шагнул за отсек кают-компании.

Дверь автоматически за ним закрылась, и  в коридоре борта звездолета послышались четкие, чисто мужские шаги.

Это были шаги тех, кто первым присоединился к земному ландшафту, даже не пытаясь его завоевать у кого-то другого или, вообще, отобрать.

Это были  первые шаги и уже по Земле, еще не остывшей от только что произведенного внутреннего взрыва.

И это были  шаги первопроходцев, пожелавших добровольно совершить то, что, казалось бы, на первый взгляд, просто сумасбродство.

Но так было и нельзя отрицать этого, ибо была Земля, и  было на ней то, что только  потом, спустя еще многие века, стало называться человеком.

Но тогда,  это было всего лишь нормальность. Даже можно сказать, парадоксическая  уверенность разума свыше  над простой обычной средой рассредоточения.

Но кому-то ведь надо было все это делать и формировать, и кто-то все же решился, придя на помощь.

И не только себе, и таким же, ибо они все-таки могли большее. Они захотели помочь тем, кто когда-то потом поступит так же, ибо пока будет существовать космос, до тех пор будет существовать и это.

Закон термического облагораживания – вот, что действует  в этой ситуации.

Но нельзя скрывать и то, что факт был такой же явью, как в свое время само рождение планеты. В это трудно сейчас поверить и, наверное, можно было  бы понять любого, кто способен отрицать. Но, в то же время, нельзя не понять того, что досталось в наследство от старого мира и опустевшего пустотелого ядра самой Земли.