Дружина специального назначения

– Я что-то не понял, ты предъявляешь? – не обращая внимания на язвительного черта, сквозь зубы пропыхтел Солнцевский.

– Да! – гордо заявил Муромский.

Изя тяжко вздохнул и осторожно потрогал распухший нос. Черт был сейчас в человечьем обличье, но разбитый Илюхой пятачок давал о себе знать и в этом теле. Хотя и знакомы они были совсем недавно, Изя вполне осознавал, что последует дальше. Предчувствия его не обманули.

Огромный кулачище Солнцевского просвистел в воздухе и закончил свой путь там, где под густой бородой у детины была челюсть.

– Ах ты так?! – взревел детина.

Солнцевский легким движением отправил Соловейку в полет в ближайший куст орешника (чтобы не мешала серьезному мужскому разговору) и встретил чудесным апперкотом кинувшегося на него Муромского.

– Как дети малые, – скорбно покачал головой Изя и, в очередной раз вздохнув, отправился в заросли орешника искать горе-Икара.

Бросок Илюхи оказался не очень сильным, и уже метров через пять черт нашел причину выяснения отношений былинного богатыря и солнцевского братка. Особой жалости к Соловейке черт не испытывал (как-никак заставила его упасть в обморок и чуть не ограбила), поэтому просто поднял с земли и отряхнул.

По щекам Злодейки текли слезы в три ручья. Перед глазами Изи стояла просто испуганная, зареванная девчонка лет семнадцати от роду. От былой уверенности в себе и здоровой наглости не осталось и следа.

Черт в очередной раз тяжко вздохнул и отказался от задуманного плана стребовать некоторую компенсацию причиненных неудобств у грабителя. Вместо этого он достал из кармана носовой платок и протянул его девушке:

– На, держи и помни доброту дяди Изи. А сейчас беги отсюда быстрее, а то мало ли как там еще дела сложатся, – буркнул вдруг ставший сентиментальным черт, резко обернулся назад и направился к резвящимся на свежем воздухе великовозрастным детинушкам.

Между тем, на поляне разворачивалась целая коррида. Муромский был чуток посильнее Солнцевского, но тот подвижнее и с арсеналом борцовских штучек и примочек. То есть в смысле исконного испанского развлечения бородатый детина был явно быком, а браток однозначно тореадором. Через пару минут бык оказался повержен.

Илюха (тот, что Солнцевский) перевел бой в партер, а там, уверенно проведя простенький болевой прием, заставил Илюху (того, что Муромский) взвыть от боли.

– Сдаешься? – прохрипел победитель.

– Фигу тебе, – отозвался побежденный.

Бывший борец чуть посильнее надавил, и бородач взвыл от нестерпимой боли.

– Сдавайся, кому говорю. А не то не видать тебе княжеской дружины, как не видать Дженифер Лопес, принимающей душ.

– Кого? – скрипя зубами переспросил Муромский.

– Да неважно, просто она стоит того, чтобы ее увидеть в душе. Сдавайся, кому говорю, ведь руку сейчас сломаю!

– Сдаюсь, – прорычал будущий богатырь.

– Давно пора, – буркнул Илюха и с законной гордостью победителя поднялся с поверженного противника.

Детина, все еще кряхтя от боли, тоже не торопясь вставал на ноги.

– Меня еще никто побороть не мог.

– Всю жизнь любил быть первым.

– И что, там, в твоем Солнцеве, все такие?

– Почти все, – хмыкнул Илюха, вспоминая своих. – Но есть и посильнее. Ладно, не злись, я ведь перед уходом из большого спорта даже зэмээс успел получить.

Муромский поежился и отошел на пару шагов от него.

– А эта болезнь не заразная?

– Тьфу ты, еще накаркаешь. Это не болезнь, это звание «Заслуженный мастер спорта».

– Так ты из благородных, – присвистнул бородач.

– Ладно, держи пять, и все забудем. – Илюха протянул руку.

Тезка с удивлением посмотрел на протянутую ладонь и демонстративно заложил руки за спину. Илюха нахмурился и инстинктивно сжал кулаки.

– Не подам я тебе руки, мил-человек. Хоть ты и из благородных, а я лапоть муромский, но жать ладонь врагу земли Русской не буду!

Илюха аж оторопел от такого повторного наезда и, привычно насупившись, ринулся на обидчика. Чтобы какая-то деревня ему такие слова в лицо бросала? Да ни в жизнь! Спас положение Изя, выскочив, как чертик из коробочки (опять каламбур), и встав между спорщиками.

– Ша, гости дорогие. Поели, попили, так зачем же посуду бить?

– Да я его сейчас по асфальту размажу!

– Не получится, до первого асфальта лет восемьсот ждать осталось.

– А по фиг!.. Тогда по березе. – Илюха сделал еще шаг по направлению к Муромскому, но черт оказался начеку.

– Ну покалечишь ты его, а кому от этого легче будет?

– Мне, – искренне ответил Илюха.

– Это конечно так, но княжеская дружина не получит своего лучшего богатыря, – пропыхтел черт, из последних сил сдерживая напор праведного гнева, прущего наружу из обиженного в лучших чувствах спортсмена.

– Какого еще богатыря? – буркнул Илюха и ослабил свои позиции.

– Блин, я и забыл, что тебе все растолковывать приходится.

– Не хами, а то и тебе достанется.

– Да ладно, ладно. Ты хоть не забыл, кого калечить собрался? Небось в детстве былины читал?

– Ну почитывал, так сказать, в пределах учебной программы, – сознался Илюха и, словно на уроке, монотонным голосом проговорил все, что ему вспомнилось про былинного богатыря. – Илья Муромец, защитник земли Русской и славный богатырь, натворивший немало подвигов, тридцать лет и три года просидел на печи, оклемался и пошел добро налево и направо творить, только успевай головы поверженных врагов собирать.

– Ну вот, можешь, когда захочешь! – обрадовался Изя. – Как ни крути, для страны человек полезный, а ты ему чуть руку не сломал.

– Хам трамвайный этот защитничек, – буркнул Солнцевский. – Если его в былинах прописали, это еще не значит, что ему все позволено.

– Не без этого, конечно, но ты и сам не корзинка с фруктами.

– Да ты слышал, что этот фашист сказал? Что я враг земли Русской! Да за такие слова не то что руку, я и шею сломать могу!