Жуткая больница. Фантастическая повесть с ужасами медицины

– Не исключено, что это может повториться, – вмешался главный врач, – а мы тут школу передового опыта откроем. Может, подождем немного? Всё утрясется и не будет больше проходить здесь никаких чудес. Как вы считаете Петр Васильевич?

– Да, я как-то и забыл о том страшном случае. Все документы просмотрел. Судебные медики не знают от чего это всё произошло, – Петр Васильевич на минуту задумался, – ладно подождем. Завтра во сколько у вас будет перевязка в хирургии.

– В десять часов, можем и раньше, – главный врач поднял трубку телефона с намерением позвонить.

– Нет, никого не предупреждайте. Пусть будет, всё как всегда. Не надо делать сенсации преждевременно. Ну, я думаю, что нас сейчас отвезут в гостиницу, ну а завтра, с утра все в перевязочную.

Гости закончили обед. Скорая помощь всех отвезла в гостиницу.

Глава 5.

Отъезд комиссии

Уже в девять часов утра скорая забрала из гостиницы комиссию и доставила ее в больницу. Главный врач был уже на месте. После вчерашнего разговора со своим начальством он не хотел, чтобы его район привлекал к себе большого внимания со стороны областных руководителей. Валерию Николаевичу всё казалось, что эти чудеса должны кончиться и именно сегодня решится вопрос с его больницей.

Но, когда больного с грыжей пригласили на перевязку и сняли повязку, то под ней ничего не обнаружили. Только остались следы от клея, на которую была прикреплена повязка, да еще небольшие следы от обработки кожной поверхности йодом. В остальном никаких швов, никаких следов разрезов комиссия не обнаружила. Сергей Петрович, как оперирующий хирург, так и сел на подставленный ему стул и только смог произнести:

– Ну и дела. Столько лет оперирую, но такого еще ни разу в моей практике не было. Как будто я и не оперировал. Коллеги, ущипните меня, может мне всё это снится?

– Да, успокойтесь, уважаемый коллега, – вмешался Петр Васильевич, – давайте сейчас второго больного посмотрим. Ему же ходить после такой операции не желательно, хотя я уже слышал, что сестры постовые говорят, что он уже с вечера ходил по стационару и самостоятельно дошел до туалета. Его никак не могли уложить в кровать. Он сказал, что чувствует себя превосходно и не собирается лежать в стационаре положенный срок. Вы, же таких больных на какой день выписываете, Валерий Николаевич?

– На девятый, десятый день, в зависимости, как рана заживает, потом он амбулаторно долечивается и ему еще инвалидность оформляют, – пояснил главный врач, – тут уже на усмотрение хирургов и лечащего доктора. Мало ли каких осложнений не бывает.

– Но всё равно коллеги, не будем нарушать традиций. Пойдем смотреть больного в палате. Скажите перевязочной сестрой, чтобы с нами шла.

Петр Васильевич пошел в палату, а за ним потянулись члены комиссии. На кровати лежал счастливый прооперируемый больной и было видно по нему, что его ничего не беспокоит и ни на, что он жаловаться не намерен. Но Сергей Петрович не стал изменять традиции и задал дежурный вопрос, который он тысячи раз задавал у прооперируемых больных: «Как самочувствие, больной?»

Про больного на кровати нельзя было и подумать, что он вчера перенес тяжелейшую операцию. Обычно таких больных держат по два-три дня в палатах интенсивной терапии, а тут на них смотрел совершенно здоровый мужик с румянцем на все щеки и что-то оживленно беседовал с соседом по палате.

– Доктор, я себя чувствую хорошо. Ничего у меня не болит. Только есть очень сильно хочу. Истосковался я по нормальной пище. Из-за этой проклятой язвы и поесть толком не мог.

– Сейчас посмотрим состояние вашей послеоперационной раны и будет понятно, как дальше вас будем лечить, – Сергей Петрович присел на кровати больного и попросил у перевязочной сестры, чтобы она сняла повязку.

То, что увидели Сергей Петрович и остальные члены комиссии вместе с главным врачом больницы, повергло всех в небольшой шок. Под повязкой открылась операционная рана, по крайней мере, так она должна была называться. В области предполагаемого разреза никакого разреза со швами не было. Только, как и у предыдущего больного, следы клея и йода. Живот был абсолютно чистый, без всяких изменений, покраснений, напряжений, абсолютно мягкий при пальпации. Разреза в пол – живота не было.