Цусимские хроники. Мы пришли

В английских газетах это происшествие вызвало бурю негодования. Русскую эскадру называли эскадрой бешеной собаки и требовали её немедленно уничтожить. Броненосцы и крейсера Английского флота канала сопровождали нашу эскадру до испанского порта Виго, где планировалась погрузка угля.

Но едва наши корабли вошли в гавань, как англичане потребовали покинуть порт и проследовать дальше, не позволив пополнить запасы. Рожественский двинулся на юг. Теперь его сопровождали лишь девять английских крейсеров. Следуя за эскадрой до Танжера, англичане лихо маневрировали и перестраивались на виду у русских. Все маневры выполнялись безупречно, быстро и четко, что вызывало законную зависть у наших офицеров. На протяжении всего перехода до Танжера командующий находился в дурном настроении. Штабные офицеры не раз слышали от него пессимистические предположения на тему нехватки угля посреди океана, вдали от основных транспортных путей. Эта идея постепенно полностью завладела рассудком Зиновия Петровича.

Обеспокоенный неудавшейся погрузкой топлива в Виго, Рожественский издал приказ по эскадре о приемке топлива для всех кораблей. Им предписывалось засыпать углем все свободные отсеки, вплоть до котельных отделений, не задействованных при движении эскадренным ходом. Что и было исполнено в Танжере. «Аврора» имела полностью засыпанную углем среднюю кочегарку, а все остальные корабли – второе котельное отделение, это не считая части помещений жилой палубы экипажа на всех кораблях. По эскадре поползли слухи, что командующий слегка свихнулся на угольной почве. Вообще в последнее время он стал заметно больше нервничать, порой необоснованно срываясь на крик, позволяя себе даже откровенно оскорбительные высказывания в адрес офицеров.

После получения снабжения в Танжере эскадра разделилась. Контр-адмирал Фелькерзам с «Сисоем», «Навариным», «Светланой», «Жемчугом», «Алмазом», миноносцами и большинством транспортов пошел через Средиземное море и Суэцкий канал, а самые новые и крупные броненосцы, чья большая осадка не позволяла следовать этим маршрутом без разгрузки кораблей, вместе с «Авророй», «Нахимовым» и «Донским» продолжили движение вокруг Африки.

Глава 2

На второй день после выхода из Танжера адмирал вдруг заболел. По рассказам офицеров, выйдя утром из своей каюты, он имел какой-то странный вид, был бледен лицом и временами разговаривал сам с собой. Поднявшись на кормовой мостик, вдруг потребовал карандаш и бумагу, тут же начав что-то быстро записывать, словно под диктовку, иногда задавая себе самому какие-то вопросы и как бы мысленно на них отвечая. Чертил на листах непонятные схемы, порой черкая их и выбрасывая за борт. Пытавшихся приблизиться к нему офицеров отстранял резким движением руки, будто боялся спугнуть кого-то. Потом потребовал папку, куда стал складывать исписанные и исчерченные листы. Так продолжалось более двух часов. Затем он встал, постоял с минуту в задумчивости с каким-то странным блеском в глазах, чуть улыбаясь, и удалился обратно в каюту, откуда не выходил два дня. Со слов его денщика, там он продолжал писать, но более уже не заговаривался, временами начиная ходить из угла в угол, разминая затекшие ноги и спину. Курил очень много, но не пил вовсе, только крепкий чай. Зная его крутой нрав и резкость в общении с офицерами, беспокоить его никто не решался, благо необходимости в этом не было. Эскадра шла своим курсом, английские крейсера отстали, и ни одного судна за эти дни встречено не было.

С утра на третьи сутки после «приступа» капитан второго ранга Семенов и лейтенант Свенторжецкий из адмиральского штаба решили зайти к нему, чтобы проверить, здоров ли он. Несмотря на ранний час, адмирал сидел за своим столом и работал с бумагами, только это были совсем не те бумаги, что все привыкли видеть у него на столе.

К обычной канцелярии они не имели абсолютно никакого отношения. Та самая папочка двухдневной давности разрослась в три солидные стопки схем, чертежей, таблиц и каких-то записей с многочисленными правками. Огромный стол был завален всевозможными справочниками по корабельному составу, свойствам сталей и их сплавов, современным артсистемам и боеприпасам и еще бог знает какими книгами и таблицами. В руках Зиновий Петрович держал лист бумаги, исчерченный одному ему понятными схемами, настолько плотно, что без пояснений в них решительно ничего нельзя было разобрать.

Увидев вошедших, Рожественский даже обрадовался.

– Вы очень кстати, господа! Необходимо собрать совещание штаба, немедленно. Нам есть что обсудить.

При этом выглядел он вполне здоровым, улыбался, и в нем совершенно не ощущалась та подавленность, которую все чувствовали последние две недели. Денщика отправили за остальными штабными офицерами, и вскоре началось первое совещание штаба эскадры, посвященное подготовке к предстоящей встрече с японским флотом.

Как только все собрались, Зиновий Петрович обратился к своим подчиненным с речью о том, что тот флот, что они ведут, есть последняя надежда России.

– И мы должны сделать все, что от нас зависит, и даже намного больше, чтобы оправдать эту надежду. Мало просто дойти до театра боевых действий, нужно привести туда мощную организованную эскадру с хорошо подготовленными экипажами и командирами. Чтобы побить японцев, мы должны понимать, как они думают, а думать они учились у англичан. Исходя из этого, считаю весьма полезным изучить все последние идеи в области военно-морской тактики, до чего додумались «просвещенные мореплаватели», а особенно внимательно все, что касается последних больших маневров королевского Британского флота 1902 года. Думаю, об этом можно будет узнать из ежегодника лорда Брассея. Мы должны получить все, что напечатано по этому поводу, а также все публикации о новациях в области военно-морской тактики. Поручаю это лейтенанту Церетели. Вот приказ, вам надлежит сегодня же отбыть на любом транспорте – на ваше усмотрение – и, с максимально возможной скоростью, следовать в Тулон, там, я думаю, вам удастся найти все, что нужно. Попутно закупите полторы сотни самых новых моделей телефонных аппаратов, обязательно с хорошей слышимостью, и телефонного кабеля, хотя бы километров двадцать, а также не менее полусотни листов котельного железа, желательно полудюймовой толщины и немецких мешков для погрузки угля[1 - Специально приспособленные для погрузки угля прочные мешки, сшитые из двойной парусины и обшитые по краям тросами. Твердые, кубической формы. Стояли в трюме словно корзины, что позволяло насыпать в них уголь сразу трем грузчикам. Каждый мешок вмещал до семнадцати пудов угля (272 кг).]. Потребное количество этих мешков согласуете со старшими механиками кораблей и помножите на два. Это будет вашей официальной легендой. Необходимые для этого средства получите у начальника тыла. Приказ для него уже подготовлен. В Генеральный Морской штаб я пошлю телеграмму с просьбой оказать вам всемерную поддержку в сборе нужной нам информации. Обратитесь в первую очередь к нашему военному атташе. Затем догоняете отряд Фелькерзама и вместе с ним следуете на соединение с эскадрой. По пути у вас будет время на изучение полученных документов, так что по прибытии я жду от вас развернутого доклада на тему, чем все то, что вы найдете, отличается от «Рекомендации для похода и боя» разработки адмирала Макарова. В чем преимущества и недостатки всех доктрин.

Далее адмирал сказал, что ждет от каждого предложений по организации боевой подготовки экипажей, как матросов, так и офицеров, чем немало удивил присутствующих, уже успевших привыкнуть к тому, что командующий, зарывшись в «бытовухе», давно спустил это дело на самотек.

Огорошив всех таким неожиданным поворотом с самого начала, Рожественский продолжал в том же духе еще два с лишним часа, раздавая поручения, подкрепленные соответствующими приказами, в которых были четко прописаны требования и сроки выполнения.

Закончив со штабом, адмирал вызвал к себе командиров, механиков и старших офицеров всех кораблей эскадры. Совещание с ними продолжалось больше часа, и они тоже выходили из адмиральского салона в немалом изумлении, держа в руках бланки приказов и какие-то схемы.

Потом настал черед старшего инженера-механика Политовского, которого озадачили срочным представлением таблиц остойчивости и строительной перегрузки для новых броненосцев, составлением графиков профилактической переборки главных механизмов, с целью поддержания их в максимально хорошем техническом состоянии для всех кораблей эскадры, в том числе и тех, что сейчас шли через Средиземное море. А также списка необходимых запасных частей и материалов, с учетом поломок, которые уже произошли. В срочном порядке ему было приказано разработать план мероприятий по максимальной разгрузке кораблей. При необходимости считалось возможным удаление части шлюпок и надстроек и даже некоторое ослабление вооружения, вплоть до снятия всех орудий калибром 37–47 миллиметров, пулеметов и минного оружия.

Еще не вышел от адмирала Политовский, а уже послали за инженером с «Камчатки», который получил, по прибытии, приказ разработать и изготовить дополнительную противоосколочную защиту на смотровые щели рубок и амбразуры башен. Также нужно было установить на все корабли противоосколочные экраны вокруг дымовых труб, хотя бы на высоту 6–7 футов от палубы. При этом, поставив задачу, адмирал вручил ошарашенному инженеру начерченные от руки предварительные эскизы всех этих изделий.

Наконец, последним в этот день к адмиралу был вызван флаг-офицер лейтенант Свенторжецкий, с которым командующий до самой ночи обсуждал возможные варианты ускоренной подготовки комендоров. При этом на столе у него, среди прочих, лежала изданная во Владивостоке брошюра «Памятка для комендоров и прислуги орудий каждого калибра и их погребов». Эту книгу привез с собой Свенторжецкий с Дальнего Востока и уже давно передал для ознакомления Рожественскому вместе с другими работами офицеров дальневосточной эскадры, такими, как «Памятная книжка для патронных шестидюймовых орудий» лейтенанта Ф. Р. Скорупо с «Рюрика» и «Курс артиллерии для учеников комендоров» лейтенанта К. А. Плансона с «России». В суете подготовки эскадры к походу о них больше никто не заговаривал, но, как оказалось, Зиновий Петрович все же их внимательно изучал, судя по множеству закладок. В разговоре два артиллерийских офицера довольно быстро сошлись во мнении, что эти издания необходимо дополнить и улучшить.

Очень большой интерес у командующего вызвало упоминание о проведенной еще в 1900 году на крейсере «Россия» по инициативе лейтенанта В. Б. Корбера военно-морской игре. Основой для игры были разработки английского историка и теоретика, издателя известного ежегодного справочника кораблей Ф. Т. Джейна. Рожественский очень быстро ухватил суть этой игры, позволяющей достаточно точно моделировать любые боевые ситуации, и после полуторачасового обсуждения она была признана необходимой к внедрению на эскадре, причем в кратчайшие сроки, однако нуждалась в максимальном упрощении, чтобы иметь возможность проигрывать за два, максимум три часа несколько вариантов развития событий.

К лейтенанту Церетели тут же отправили нарочного с пакетом от адмирала, в котором было распоряжение собрать также все последние докладные записки по артиллерии и способам управления огнем, имеющиеся в МТК и ГМШ, и, кроме того, все сведения по проведенным где-либо штабным военно-морским играм. Для этой цели выдавалась приличная сумма из личных средств адмирала на телеграфные расходы. С этого дня жизнь на эскадре закипела. От сонной монотонности не осталось и следа. Работы хватало всем.

«Переболев», адмирал очень изменился. Причем изменился во всем. Если раньше он не доверял никому и ни в чем и абсолютно все волок сам, вникая порой в самые мелочные вопросы и потонув в бумагах, то теперь он спихнул всю канцелярию на Кржижановского и Максимова с писарями. Всю дипломатию и политику при решении проблем с местными властями в точках предполагаемых стоянок эскадры, заодно с вопросами снабжения кораблей всем необходимым для плавания поручил интенданту Витте, а сам целиком погрузился в боевую подготовку.

От его начинавшегося «угольного помешательства»[2 - «Угольным помешательством» назвали на эскадре стремление Рожественского максимально загрузить корабли углем. Так, при бункеровке в Танжере углем завалили бани команды, коридоры, часть котельных отделений и жилых палуб. Условия жизни при этом становились просто адскими, учитывая тропическую жару, неизбежную грязь и проникающую всюду угольную пыль.] не осталось и следа. Теперь, согласно его новому приказу, грузить уголь сверх нормального запаса категорически запрещалось, чтобы не усложнять условия обитаемости на кораблях. А продолжительность погрузки не должна была превышать шестнадцати часов (вместе с приборкой).

Теперь вместо перегрузки кораблей топливом уголь предписывалось всемерно экономить. Для чего следить за исправностью механизмов, избавить корабли от лишних грузов и очистить подводную часть корпуса от растительности. Но в то же время на условиях обитаемости команд эта экономия не должна была сказываться никоим образом.

В общении с офицерами он стал заметно мягче, лично спрашивая мнение младших офицеров штаба и флагманского броненосца по различным вопросам подготовки экипажей, спокойно их выслушивая и не принимая в штыки, активно участвуя в обсуждении. Не позволял себе больше резких жестов, в то же время требуя от подчиненных не тупого исполнения приказов, заставляя думать и высказывать свои соображения, пусть даже самые невероятные, непременно вникая во все детали.

Особенно показателен в этом отношении инцидент, произошедший между командующим и старшим инженером на следующий день после того самого первого совещания. Встретив Политовского утром на палубе, адмирал поинтересовался: «Какие соображения относительно разгрузки кораблей имеет господин инженер?» Будучи человеком гражданским, не связанным, в большой мере, рамками субординации, да еще и после ночи, проведенной в машинном отделении «Сисоя» за ремонтом донных помп, Политовский вскипел.

– Для выполнения ваших поручений необходимо провести кренование кораблей и массу сложных вычислений, с использованием данных, которые возможно получить лишь после множества промеров, невозможных в открытом море и на переходе, а вам потребно все и непременно сейчас!

Причем высказано это все было на повышенных тонах, почти на грани истерики. Офицеры, ставшие невольными свидетелями этой сцены, ожидали вспышки адмиральского гнева. Но вместо этого Зиновий Петрович бросил через плечо оказавшемуся рядом Максимову, чтобы тот сегодня же оформил приказ начальнику по тылу на всех стоянках и во время переходов оказывать всемерную поддержку машинным командам в выполнении неотложных работ, а пожеланиям старшего механика эскадры следовать неукоснительно. После чего пожал руку Политовскому, поблагодарив его за серьезное отношение к делу. При этом сказал, что в случае возникновения любых осложнений тот может в любое время обращаться за помощью хоть к нему, хоть к любому офицеру его штаба.

Поначалу некоторые новации Зиновия Петровича вызывали у офицеров усмешки. Так, например, он приказал корабельному плотнику изготовить из дерева модели кораблей своей эскадры и японского флота размером со спичечную коробку. Когда заказ был готов, он снова созвал штаб на совещание и предложил «поиграть в кораблики», при этом часть офицеров играла за русских, а часть за японцев. Отнесясь сначала к этому предложению как к розыгрышу, вскоре все втянулись в игру, обсуждая преимущества и недостатки построений и маневров. Совещание затянулось более чем на три часа, и никто уже не смеялся. Преимущества наглядности были слишком очевидны.

Начав учебу, два дня занимались исключительно теорией. Натаскивали сигнальщиков в чтении и передаче двухфлажных сигналов, офицеров и рулевых в правильности и четкости отдачи команд и их выполнении. Наконец на третий день попытались маневрировать всей эскадрой. Вышло отвратительно! Путались сигнальщики, ошибались командиры кораблей и рулевые матросы.

Так, при поднятии сигнала «Поворот все вдруг влево» «Бородино» пошел вслед за флагманом, чтобы повернуть последовательно, но затем, поняв свою ошибку, повернул влево и добавил ходу, чтобы догнать остальных, при этом едва не задел корму «Суворова». Перестроение в строй пеленга заняло больше получаса, при этом «Суворов» и «Александр III» столкнулись бортами, к счастью почти без повреждений. При развороте все вдруг на обратный курс «Орел» повернул только на 90 градусов и выкатился из строя. Заметив это, шедший следом «Нахимов» тоже довернул в ту же сторону, а бывший впереди «Александр» после разворота чуть не уперся в борт «Орла» и был вынужден отвернуть ему за корму. В результате строй рассыпался и корабли сбились в бестолковую кучу.

Едва удалось восстановить строй, адмирал потребовал к себе всех рулевых, командиров и сигнальщиков. Эскадра продолжила следование южным курсом семиузловым ходом, а катера со всех кораблей свозили на флагманский броненосец повинных офицеров и матросов для экзекуции, как всем думалось, но оказалось – для экзамена и разъяснительной работы.

Как только все вызванные «на ковер» собрались, началось! Сначала самым дотошным образом офицеры адмиральского штаба опросили сигнальщиков на предмет знания двухфлажного сигнального свода, при этом одновременно проверялись рулевые, офицеры и матросы на знание и правильное исполнение команд, получаемых от флагмана. После чего сигнальщики, построенные на юте «Суворова» под наблюдением начальника штаба Клапье де Колонга должны были читать сигнал, поднятый на фалах флагманом, и передавать его своему командиру, а тот, в свою очередь, отдавал команды рулевым матросам, которые маневрировали на палубе юта, в строгом соответствии с полученными распоряжениями. Через полтора часа что-то начало получаться.

Устроили перерыв на обед, а после повторили все с самого начала, только маневры исполнялись уже на паровых катерах, в то время как эскадра легла в дрейф. На следующий день все повторилось снова, с той лишь разницей, что эскадра, в промежутках между катерными маневрами, шла временами всего на 5–6 узлах из-за аварий в машинах сначала «Бородино», потом «Нахимова». После повторили все с самого начала, только маневры исполнялись уже на паровых катерах, на палубе юта, а адмирал наблюдал за эволюциями катеров с марса грот-мачты, сбрасывая на палубу записки с командами, которые передавались сначала семафором или фонарем (по усмотрению Рожественского) на командирский мостик, а затем далее на «потешную эскадру», как её сразу же прозвали матросы. К вечеру второго дня маневров уже что-то стало получаться, хотя еще и случались накладки. К восьми часам вечера, передав семафором: «УЧИТЬ УРОК!», катера были отпущены по домам. В дальнейшем подобные маневры стали повторяться довольно часто, как только позволяла погода.

Не реже одного раза в неделю стали проводиться «ШТАБНЫЕ ИГРЫ» с непременным участием командиров кораблей и младших флагманов. При этом часть офицеров играла за японцев, а часть за русских, с использованием моделей, заказанных плотнику. Флоты расставлялись на здоровенном щите, расчерченном на квадраты. Каждая сторона квадрата принималась равной 5 кабельтовым. Этот щит, ввиду своих внушительных размеров, был собран в адмиральской столовой на обеденном столе. Модели кораблей передвигались специальными указками, сообразно скорости их хода. К каждой штабной игре командиры кораблей и офицеры штаба были обязаны разработать свои планы ведения боя с японским флотом, которые потом защищали на общем собрании. После чего жеребьевкой выбирались три из них, которые и разыгрывались на планшете, в случае если не было особо спорных вариантов.

После одной из таких игр командир эскадренного броненосца «Ослябя» предложил завести такие планшеты, только уменьшенные, чтобы помещались на стене, в боевых рубках каждого флагманского корабля, чтобы на них, хотя бы карандашом, отмечать реальную боевую обстановку, поскольку, по свидетельству капитана второго ранга Семенова, в бою из боевой рубки обзор весьма ограничен из-за дыма от собственной стрельбы, а еще больше от воздействия огня противника и вызванных им пожаров и разрушений, а на планшете, по докладам из башен и других наблюдательных постов корабля, можно будет все время видеть ход сражения.

Долго спорили о том, что не стоит усложнять простые вещи, и, в конце концов, решили обкатать идею на паровых катерах. Собрали японский флот и нашу эскадру. Дым решили имитировать кошмами, поднимаемыми у щелей боевой рубки. После двухчасового сражения русская эскадра оказалась разбита, а идея с планшетами прижилась, но при обязательном условии устройства надежной внутрикорабельной связи при помощи дополнительных телефонов с применением нескольких дублирующих линий. При этом единодушно было признано, что при достаточной выучке сигнальщиков и гальванеров, ответственных за связь, принимать решения, глядя на картинку на планшете, а не на эпизоды боя, видимые из рубки, гораздо проще и эффективнее, особенно если располагать информацией сразу с нескольких кораблей. Оставалось только добиться этой самой достаточной выучки. Катерные баталии теперь также стали регулярными.

Кроме практических навыков кораблевождения, была в этих «шлюпочных войнах», как называли эти уроки в командах, еще одна немаловажная положительная сторона. Экипажам, измотанным частыми угольными погрузками и интенсивной боевой подготовкой, требовался нормальный отдых с развлечениями, а лихие атаки катерных флотов были впечатляющим зрелищем, на которое собирались все свободные от вахты. Матросы и офицеры всей душой болели за «своих», а по пути дополнительно учились, читая сигналы, стараясь разгадать хитрые маневры наших и неприятеля. Из развлечений также был устроен праздник Нептуна при пересечении экватора.

Тяжелейшие условия плавания отнимали у людей очень много сил, поэтому, по приказу адмирала, на столе у нижних чинов появился никогда ранее не виданный ни на одном боевом корабле Российского императорского флота шоколад и какао, а также свежие фрукты. А в питьевую воду стали добавлять соль и разбавлять виноградным вином, из расчета одна бутылка вина на ведро воды, что вызвало резкое снижение расхода воды и заболеваемости в экипажах. Этому в немалой степени способствовало и ставшее теперь возможным поддержание должного порядка и чистоты на кораблях, не заваленных углем. Для этого приказано было воды не жалеть, а для экипажей устраивать баню не реже двух раз в неделю. Теперь для забора пресной воды на каждой стоянке использовались все подходящие ёмкости и цистерны, как на боевых кораблях, так и на транспортах.

Орудийная прислуга ежедневно отрабатывала заряжение орудий при максимальном темпе стрельбы, используя болванки, имитирующие снаряды, и заряды в их натуральную величину и с соответствующей массой, изготовленные из бракованных боеприпасов на «Камчатке». Большие сложности возникли при отработке этого норматива в башенных шестидюймовых установках. Во-первых, производительность системы подачи боеприпасов в принципе не могла обеспечить теоретические шесть выстрелов в минуту, даже если не принимать в расчет постоянное заедание норий, подающих снаряды в башни, и прочих механизмов по причине их неосвоенности и заводского брака. Во-вторых, в сложных системах заряжания орудий все время что-то обрывалось, загибалось, и максимальная скорострельность не превышала трети паспортной, и это в тепличных условиях, не в бою и при отсутствии качки!

По мере освоения артиллерийских установок, начали практиковаться и в стволиковых стрельбах сначала по неподвижным щитам, а затем и по буксируемым катерами на встречных и попутных курсах, а также на острых курсовых углах. Нарабатывались навыки по быстроте и точности горизонтальной и вертикальной наводки как палубных орудий, так и башен всех калибров. Адмирал Рожественский учредил на эскадре свой приз за лучшую стрельбу, в виде увольнения на берег при первой же возможности с денежной премией.

На подходах к бухте Грейт-Фиш-Бей состоялась проба американской запатентованной системы Спенсера – Миллера для погрузки угля с корабля на корабль в открытом море. Она представляла собой трос, натягиваемый между грот-мачтой броненосца и фок-мачтой угольщика, по которому на блоках перемещалась тележка с несколькими мешками угля, общим весом до тонны. Это устройство позволяло передавать до 30–50 тонн угля в час даже в довольно плохую погоду, когда использование корабельных плавсредств небезопасно, но требовало хороших навыков экипажа. Первый блин, как водится, вышел комом. Корабли, участвовавшие в погрузке, плохо держали дистанцию и рыскали на курсе, трос то провисал, то, наоборот, натягивался струной. В результате сумели перегрузить за два с половиной часа лишь 8 тонн, после чего трос все же порвали, к счастью, никто не пострадал, а тележка, в этот момент, была на палубе флагманского броненосца.

Отложив погрузку до прихода в бухту, провели первые боевые стрельбы из всех калибров на дальностях от 25 до 60 кабельтовых с более чем скромными результатами. Можно сказать, что снаряды попросту выбросили в воду, так как выяснилось, что все дальномеры показывали разную дистанцию. Стрельбы немедленно прекратили и занялись калибровкой дальномеров. Крейсер «Аврора» отходил от эскадры на заданное расстояние, и по нему выставлялись приборы наводки на всех кораблях. Эту сложную и кропотливую работу закончили только к вечеру. С самого раннего утра на следующий день стрельбы повторили, но результаты были отвратительными. На больших дистанциях не добились ни одного попадания, зато на 15 кабельтовых комендоры шестидюймовок «Осляби» умудрились попасть в щит тремя снарядами из двадцати, при этом достигнув паспортных показателей скорострельности орудий, за что и получили первый приз.

После стрельб начались эволюции, причем здесь успехи были гораздо больше. Сумели обойтись без угрозы таранов, хотя четкости строя и быстроты перестроений добиться пока не удалось. Сказывались результаты катерных маневров. Сигналы и команды больше никто не путал, но каждый командир опасался своего соседа, потому и медлил с исполнением маневра. К семи часам вечера на флагманском «Суворове» был поднят сигнал: «АДМИРАЛ ИЗЪЯВЛЯЕТ СВОЁ УДОВОЛЬСТВИЕ!», весьма удививший всех, ожидавших очередного нагоняя.

Теперь эскадра жила не пребывая в спячке от угольного аврала до следующей погрузки, а в постоянном движении, периодически прерываемом приемкой топлива. Расписание занятий с экипажами и офицерами командиры кораблей еженедельно представляли на подпись Зиновию Петровичу, вносившему в них иногда поправки по результатам стрельб или контрольных тестов, проводимых офицерами его штаба. Несмотря на тяготы, недовольных почти не было. Все понимали, что не к теще на блины идут, и с усердием делали свое дело. Благодаря всему этому, эскадра постепенно, хотя еще и очень медленно, начала выходить из своего первоначального аморфного состояния и превращаться в организованную боевую силу.

Сильно задерживали движение частые поломки механизмов то на одном корабле, то на другом, иногда даже по три-четыре в день. Бедный старший механик Политовский метался по всем судам как водовоз на пожаре, умудряясь исправлять все в кратчайшие сроки, при этом еще и следя за соблюдением графика профилактических работ на главных механизмах, устраивая, по мере надобности, выволочки машинным командам. Чаще других ломались «Камчатка» и «Малайя», за что их все дружно материли и даже заключали пари по утрам, случится ли с ними сегодня какая-нибудь авария. Но по мере наработки опыта неисправности по вине экипажей случались все реже, а большую часть поломок удавалось чинить силами собственных машинных команд.

Помимо стрельб, ставших самым главным видом боевой подготовки, немалое внимание в обучении команд уделялось также и борьбе за живучесть судна, за чем командующий следил с особым вниманием.

После своего странного приступа он словно стал другим человеком, абсолютно перестав интересоваться показушными аспектами службы, зато в том, что касалось боевой подготовки и снабжения, был строг и категоричен. Его совершенно не интересовало, какими способами будут выполнены его приказы, порой находившиеся за гранью возможного. Он просто отдавал распоряжения и контролировал их исполнение. Чего стоил один шоколад для матросов! Витте буквально на пупе извернуться пришлось, но ведь обеспечил же!

Рожественский потребовал от старших механиков, чтобы любой матрос из машинной команды мог с закрытыми глазами подать пар из любого котла в своём отсеке, и дал пять дней сроку. Справились! На «Суворове» проверял лично, спустившись в первую кочегарку и не обращая внимания на угольную пыль и прочую грязь, неизбежную в действующем котельном отделении. Увиденным остался доволен, приказав выдать сдавшим зачет кочегарам по чарке водки к ужину. На всех остальных кораблях такую проверку, за недостатком времени, поручил штабным офицерам.

Приказал, чтобы любой матрос из созданного по его приказу дивизиона живучести облазил все отсеки на корабле и мог показать их на чертеже с предложением вариантов прокладки рукавных линий для тушения пожаров, либо установки подкреплений переборок и горловин люков, для локализации затоплений. При этом трюмные офицеры должны были также предложить варианты перемещения грузов и контрзатоплений для выравнивания крена и дифферента. Через две недели флагманский инженер-механик Образцов доложил о достижении удовлетворительных результатов.