Побег за белой ночью

Даже если же целители и получают благословение, то делают это примерно так: приходят в храм, дожидаются конца литургии, а дальше подходят к кресту и говорят: «Батюшка, благословите»… Естественно, при этом ничего больше не добавляют. Потом они говорят, что получили благословение на свое занятие. Поверь, ни один священник, будучи в здравом уме и твердой памяти, не станет давать благословения на знахарство.

Думаю, что ко всему этому нам нужно относиться с большой осторожностью, не навредить самому себе или своим близким.

А вообще, как говорил Августин Блаженный: «Чудеса не противоречат природе, они противоречат лишь тому, что нам о ней известно». Совершая чудеса, как известно, Спаситель, не только превращал воду в вино, но и исцелял людей от разных болезней, спасал умирающих и оживлял мертвых. Наверное, Иисус Христос был самым искусным целителем, который всегда обращал внимание на веру человека. За это и пострадал одним из самых первых.

У Елизаветы тогда возникли какие-то нелады со своим мужем. Знахарка попросила его фотографию. Посмотрела на нее, улыбнулась и говорит: «Не сомневайся, любит муж тебя, очень любит. Положи сейчас на фотографию свою руку»… Елизавета положила, а по ней будто утюгом только что прошли, горячая. К слову, после этой ее поездки дела у них в семье на лад пошли. Мужа, с тех пор, словно подменили.

Скоро знахарка с большой точностью предсказала ей сроки рождения ребенка, что и когда Лизе для этого нужно было сделать. Дальше все так и пошло. Ни один важный вопрос у них в семье не решался без участия знахарки Анны Ивановны. Каждый положительный результат непременно связывался с ее воздействием. Денег за свои услуги знахарка почти не брала. Кто и сколько мог ей дать, за то и спасибо. Похоже, что приходившие туда люди, в благодарности знахарке никогда не отказывали. Некоторые очень хорошо это делали деньгами или подарками разными.

В общем, решился я поехать туда вместе Лизой. Благо, что ей это даже показалось интересным. Захотелось узнать мое мнение об этом удивительном народном феномене…

В Энске

Доехали мы туда часа за три. Энск – обычный провинциальный старинный русский городок с городищем на возвышенном месте, дозорными башнями и белоснежными церквями. Из прежних пяти крепостных колец теперь осталось только три. Они постепенно ветшали, осыпались, но не становились от этого менее привлекательными для горожан. Еще больше земляные валы и бастионы привлекали местных мальчишек, искавших там потайные входы и клады.

Когда-то этот городок являлся важным приграничным оборонным и торговым центром. После окончания Северной войны границы государства заметно раздвинулись в западном направлении, и он утратил свое былое значение. Энск показался мне много меньше любого района в Петербурге. Скоро выехали на его окраину. Дома здесь все больше одноэтажные, деревянные, иногда с красивыми резными окошками. В таких строениях при царе жили мещане, купцы средней руки или успешные мастеровые люди.

Тут Лиза сказала, что теперь уже совсем близко и машину лучше оставить на стоянке возле магазина. Там рядом еще три других машины было. Правда, на одной из них почему-то сняли два колеса. Закрыл свою машину, все проверил и поставил на сигнализацию. Дальше мы пошли пешком мимо какого-то старого завода. Пустые заброшенные цеха, ржавые рельсы, колючая проволока и горы строительного мусора. Под самой крышей здания из красного кирпича видны цифры с датой его постройки: 1893 год. Рядом, на панельной бетонной коробке еще можно было прочитать поблекший лозунг: «Наша цель— коммунизм». Как-то неуютно показалось в таком месте. Мне сразу вспомнилась «Зона» из кинофильма Андрея Тарковского «Сталкер»…

– А метеорит там, случайно, не падал?

– Вопрос конечно интересный, но не шути напрасно. Я его тоже тогда задавал. Говорят, что-то любопытное в этом месте все же было, давно, в 70-е годы прошлого века. Только речь шла не о небесном теле, а о закрытом оборонном предприятии. Чем они там занимались – никому неизвестно. Потом в 90-е это предприятие закрыли, а все оборудование куда-то вывезли. Слухов ходило много, но повторять их не стану, поскольку считаю себя серьезным человеком.

В общем, прошли мы эти заводские руины. Дальше была какая-то речка и мостик через нее деревянный. Немного странным показалось, что вокруг зима, мороз, а здесь речка не замерзла , и вода в ней на ощупь показалась мне теплой. Пар вокруг поднимался, а по ее берегу травка зеленью пробивалась. Уже чуть дальше от нее снова начиналась зима: все деревья льдом и инеем покрылись, настоящее царство Снежной Королевы.

После участка леса опять деревянные дома пошли, столбы линии электропередачи, только они почему-то оказались без проводов. Видно, обрезал кто-то. Улица тоже странная, без названия, а дома без номеров. Одно имя ей хорошо подходило: зона…

По ту сторону

Место, где мы вскоре оказались, было похоже на покинутую деревню. Вокруг ни души, пусто. Справа чернели стены какой-то покосившейся, заброшенной деревянной церкви..

Должен сказать, что с того времени, как мы перешли речку, Лиза повела себя немного странно, никогда прежде ее такой не видел. Она заметно волновалась, даже с лица стала выглядеть по-иному. «Теперь уж совсем близко, – тихо сказала Лиза, будто кто-то мог слышать ее на пустой улице, – Как зайдем туда, ни с кем не разговаривай и не прикасайся к чужим вещам. Сиди, смотри и жди меня. Ни чему там не удивляйся».

Скоро подошли к глухому деревянному забору. Лиза толкнула калитку, и мы вместе вошли. Сразу попали на крыльцо маленького, почти игрушечного и чрезвычайно бедного дома. Вход туда оказался низким даже для моего небольшого роста. Все это показалось мне больше похожим на звериную нору. Такое ощущение у меня только усилилось, когда мы с Лизой оказались в длинном, мало освещенном коридоре, по стенам которого было развешено множество разных православных лубочных картинок. Здесь уже собралось 10–12 человек, по большей части женщины самого разного возраста. Все они ожидали своей очереди к Анне Ивановне. Лиц примечательных среди них не заметил. Показалось, что многие из них были больны, но скорее не физически, а душевно. Они бледны, глаза потухшие и чаще всего опущены вниз.

Эти люди не разговаривали и не заводили меж собой знакомства. Предположил, что многие здесь бывали прежде и друг о друге уже знали немало. Если что-то и объединяло их всех, так это полное безразличие к окружающему. Какое-то другое состояние, будто все они уже отрезаны от него. Здесь собрались отчаявшиеся люди, потерявшие всякую надежду на решение своих проблем в привычном человеческом мире. Вроде этот мир уже подтолкнул их к самому краю, и люди решились идти сюда.

За дверью, куда все ожидали своей очереди, что-то происходило, причем, довольно странное. В соседнем помещении женский хрипловатый голос читал молитву, уговаривал и даже ругал кого-то. Другой голос ему возражал, злился, выл или визжал, словно тупая пила на крепком сучковатом дереве. Вначале мне показалось, что этот другой голос принадлежал мужчине, но потом и вовсе отказался от такой мысли. То, что потом неожиданно пришло в голову, заставило внутренне содрогнуться. Этот голос не мог принадлежать обыкновенному человеку. Он еще немного поскулил и затих совсем. Теперь прежний хриплый голос читал молитву, кому-то что-то советовал. Потом дверь отворилась, и оттуда вышли четыре женщины с маленьким годовалым ребенком. Лица у них были просветленные и радостные. Всех просили подождать, поскольку в комнате приема теперь мыли полы.

Позднее спросил у Лизы про все это. Она немного удивилась и сказала, что сама ничего подобного в этот момент не слышала. Потом добавила что-то про раздвоение личности, как последствия психологической травмы: «Такое явление для современных людей не слишком редкое. Только у здорового человека при раздвоении личности они могут спокойно спорить между собой, а сам процесс остается управляемым. У больного человека из-за возникшего противоречия начинается внутреннее саморазрушение, которое может завершиться суицидом. Иногда в сознании одного человека уживаются две совершенно разных личности: одна нормальная, скромная и другая, жестокая и порочная. Эту, вторую, в жизни часто называют бесом, которого следует изгонять. Именно этим здесь и занимается Анна Ивановна. Она шептунья, что она говорит в этот момент – никому неизвестно. Слышно, как молитвою врачует человеческие души, ставит защиту от порчи. Исцеление словом у нее основано на вере.

Ты еще здесь самого страшного не видел. Люди, которым изгоняют бесов, становятся непохожими на себя, говорят чужим голосом, у них начинаются судороги».

Признаюсь, что не все подобное мне захотелось увидеть воочию. Однако простое человеческое любопытство толкало меня дальше.

В комнату снова вошло несколько человек, и дверь туда больше не закрывали. Теперь среди них оказался мужчина, который жаловался на боли внизу живота и в поясничной области. Я пересел в коридоре на другой стул таким образом, чтобы мне была частью видна небольшая комната, где шел прием посетителей. Стены ее были увешаны старинными иконами, на столе горела свеча, пахло горячим воском.

За столом сидела пожилая, совершенно седая женщина с немного плоским лицом, какое чаще встретишь в Поволжье, нежели здесь, на нашем Севере. Это и была знахарка Анна Ивановна. Она крупна и грузна телом, немного сутулилась и, скорее всего, была даже горбата. Одета она очень просто. Так в наших деревнях обычно ходили по двору, если выполняли повседневную домашнюю работу. Сразу обратил внимание на ее руки. Они у нее сильные, как у борца, с отекшими и вспухшими от работы пальцами. Предположил бы, что руки ее обладали самой особенной чувствительностью и являлись важным инструментом в исцелении. В разговоре с обратившимися к ней людьми, Анна Ивановна часто выглядела грубоватой и жесткой на язык. Поучения и советы у нее получались категоричными. Так в старое время разговаривали с малыми и неразумными детьми. Иногда казалось, что она знала все наперед, кто и зачем к ней сейчас пришел. Думаю, что встретив где-нибудь на улице, наверняка посчитал бы ее самой обыкновенной малограмотной и ничем не примечательной старушкой. Здесь же передо мной сидела старая женщина, имевшая большую власть над людьми.

Нашептывая что-то, она провела своими руками над головой мужчины. Тот после этого сразу закрыл глаза. Массируя его тело, она с первого раза определила больное место. Поинтересовалась, не ставили ли ему врачи раньше одно мужское заболевание. Мужчина отвечал на все вопросы быстро, не задумываясь, словно находился во сне. Здесь о себе все так рассказывали. Анна Ивановна посоветовала мужчине для полного исцеления прийти сюда еще дважды. Потом «зарядила» своей молитвой, крестом и прикосновением принесенную ей воду, соль и масло. Пояснила, как всем этим следовало пользоваться. Уже прощаясь с мужчиной, знахарка поинтересовалась, болит ли у него поясница как прежде. Он улыбнулся и сказал, что теперь боли не чувствует вовсе.

Кажется, что такой открытый процесс лечения на всех производил должное впечатление. Люди начинали верить в благополучный исход своего посещения и уже видели в Анне Ивановне свою спасительницу. Все это действовало, как гипноз, но думаю, что его здесь не было совершенно. В комнате происходили совсем не цирковые фокусы и действовали другие, неизвестные мне силы.

Не стану описывать всех, кто пришел к знахарке в тот день. Здесь были люди из разных мест, из Москвы и Петербурга тоже приехали. Все они каким-то образом находили этот дом без адреса. Помню там одну пожилую женщину, у которой пьющие дети отняли квартиру и пытались выставить ее на улицу. В полиции женщине помочь отказались. Теперь она пришла сюда. У нас же главный дефицит не с наличием профессиональных специалистов, а в отсутствии у них человечности и человеколюбия. Анна Ивановна бралась всем помочь, но чуда советовала быстро не ждать.

Еще была женщина из Петербурга, врач скорой помощи. У нее не складывалась личная жизнь, имелись какие-то нелады на работе. Сюда она пришла с ребенком лет пяти. Выслушав ее, Анна Ивановна посоветовала ей в первую очередь заняться своей дочерью, в которой сразу прочитала бесенка: «Посмотри, что с ней он делает, а ты говоришь, логопед нужен».

Не взялся бы судить про наличие беса у ребенка, но мне показалось, что помощь толкового психиатра была срочно нужна самой матери. Состояние ребенка вызывало сожаление и тревогу за ближайшее будущее.

Какая-то женщина пришла сюда, чтобы отблагодарить Анну Ивановну, которая по фотографии вылечила ее мужа от пьянства и вернула его в семью. Другая женщина благодарила знахарку за лечение от женского бесплодия. Получалось, что все приносили ей какие-то деньги, которые она принимала как должное, ни разу не считала, а только совала их в карман своего фартука. Одной женщине знахарка сразу же вернула деньги обратно – у бедных она не брала вовсе.

Теперь пришел черед моей бедной Лизы, встала и пошла. Жалко стало ее очень. Уж больно хороша была дочка в тот момент, слишком отличалась от окружавшей нас публики. Что и как там у нее было, смотреть не стал. Спустя минут десять Лиза вышла оттуда радостная. Ей снова обещали, что все будет хорошо. Нужно было только сразу пойти в храм и поставить свечи Иисусу Христу, святому Николаю Чудотворцу и Божьей Матери.

Признаюсь, что уходил оттуда почти бегом и с большой радостью. К тому времени находиться там, мне стало невмоготу. Место это совсем не для зрительского интереса. Увиденное давило на меня своим тяжким грузом. Вышли на улицу, а там солнце зимнее светит, снег белый искрится. Настоящая божия благодать, сразу на душе легче стало. Однако полное облегчение испытал, только когда пришли в церковь. Кажется, никогда так искренне не молился и не просил у Господа защиты для своей дочери Лизы.

Помнится, спросила она у меня, верю ли в чудесную силу этой бабушки, мог бы сам к ней обратиться? Ответил тогда уклончиво, не стоило отрицать очевидного факта. По-видимому, эта старушка действительно многое умела.

Каждый взрослый человек волен делать свой выбор и решать, куда ему следовало идти. Это не мой выбор. Слишком часто мы принимаем на веру новые истины. Доверяемся и открываем свою душу, а потом надеемся и ожидаем чуда.

Жизнь научила меня просить помощи только у Бога, но делать все самому и никогда не надеяться на скорый результат, в жизни многое стоило большого труда. Всегда помнил, что силу для этого мне давала моя вера..

– Что же, так и будешь ездить сюда, Лизонька? – спрашиваю ее. – Ведь ты уже привыкла ко всему этому и, мне кажется, совсем потеряла волю. Теперь всегда будешь искать Анну Ивановну возле себя.

– Нет, папа, я так совсем не думаю и приеду сюда не скоро. По крайней мере, в ближайшее время не планирую этого. Но мне так иногда хочется услышать от нее добрый и мудрый совет, – Лиза широко улыбнулась, сверкнув ровными красивыми зубами..

Павел Андреевич закончил свой рассказ, и мы вместе продолжили смотреть на догорающие угольки. Они теперь все больше тускнели и покрывались седой патиной пепла. Время неумолимо шло дальше. В соседней комнате настенные часы били двенадцать, их глухие звуки плыли по пустому темному дому и сообщали нам о начале нового дня…

Сиреневая аллея

Художник Шиловский отодвинул к стене мольберт и задумался. В общем, неплохо сегодня получилось. Пожалуй, здесь можно было добавить еще немного белил для изображения солнечного блика. Натюрморт с букетом сирени у окна, бегущие узоры тени занавесок на дощатом некрашеном полу. Все это было написано крупными размашистыми мазками, через которые сквозили участки белого грунтованного картона. Гроздья кудрявой сирени на картине художника выглядели размытыми цветовыми пятнами, но стоило сделать несколько шагов назад, как все они чудесным образом соединялись в одно красивое изображение. В это время ветер со стуком форточки ворвался в комнату. Тишина качнулась, дыхнуло близким дождем и молодой зеленью. Настоящая живая сирень стояла в вазе на прогретом солнцем подоконнике и выглядела поникшей, ее листья были похожи на повисшие носовые платки. Теперь сирень жила только на его картоне…

С давних пор Шиловский взял для себя правило в начале летнего сезона рисовать на даче натюрморты с букетом сирени. Все это он потом часто дарил своим гостям. Такие занятия тренировали глаз и руку, заряжали художника особой энергией, позволяли настраиваться для работы над серьезными живописными полотнами.

Собратья по цеху говорили, что творчеству Шиловского характерна страстная любовь к природе, ее цветущему многообразию и мимолетности, стремление уловить и запечатлеть мгновение. Кто-то видел в его картинах человека мечтательного, самоуглубленного и пронзительного, уходившего в созданный им вымышленный мир. Это породило легенду о странностях характера, необщительности, одиночестве, замкнутости художника. Многим казалось необычным, что он на всех своих полотнах писал только одно единственное женское лицо…

В это время его друг, доктор частной практики Юрий Михайлович Барышев, потягивал из бокала белое сухое вино. Он просто получал удовольствие от увиденного действия. Все выглядело как хорошо сыгранный спектакль, где единственную роль исполнял сам Шиловский. По ходу своей работы художник давал какие-то пояснения присутствующим, что и почему он так делал. «Дмитрий Сергеевич, скажите, пожалуйста, – обратился он к Шиловскому. – Мне понятна необходимость натюрморта для художника, но откуда у вас такая привязанность именно к сирени? Вокруг много и других замечательных вещей».

Шиловский плеснул себе в бокал немного вина и покрутил его в руке, внимательно разглядывая на свет: «Признаюсь, действительно люблю писать сирень. С ней связана дорогая для меня романтическая история. Каждый раз вспоминаю за мольбертом один и тот же июньский вечер, проведенный когда-то с моей Аннушкой в Царском Селе».

«Так я и думал, Дмитрий Сергеевич. Есть в вашей сирени какая-то особенная легкость, неудержимая, рвущаяся через краски радость вечной молодости. Расскажите мне свою историю, не откажите в любезности», – доктор приготовился услышать сегодня нечто необыкновенное.

«Конечно, теперь это можно сделать, с тех пор прошло уже немало времени, – согласился Шиловский. – Как говорит моя Аннушка, любовь свою и чувства нужно еще вырастить в прекрасный цветок. А по большому счету, все только от нас самих и зависит. Случилось это семь лет назад, мы оба тогда были немного моложе. Как и сейчас, стояло начало июня, и погода тоже не баловала. Это были самые первые теплые летние дни, время цветения сирени. Дел, как всегда, оказалось много, но мы решили все отложить и уехать в Царское Село.

По дороге мы про станцию метро «Пушкинская» вспоминали. Она же возле Витебского вокзала, который прежде Царскосельским назывался. Здесь когда-то первую железную дорогу строили между Петербургом, Царским Селом и Павловском. Понятно, что Александр Сергеевич Пушкин и Царское Село тесно связаны, отсюда и такое название у станции метро появилось. На ней поставили подземный гипсовый памятник Пушкину работы скульптора Михаила Аникушина. Сидящая фигура любимого поэта с веткой сирени в руках. За ним располагалось интересное мозаичное панно с уголком Царскосельского парка. Пушкин здесь выглядел уже зрелым, спокойным и немного грустным. Наверное, он вспоминал о прошедшей молодости и своих лицейских годах.

В общем, сильно захотелось нам увидеть это место в Царскосельском парке и, непременно, тот самый куст, на котором Александр Сергеевич когда-то эту ветку сирени сломал. Понятно, что сами это придумали, но все равно получалось интересно и весело.

Нужно сказать, что у сирени в Царском Селе имелась давняя история. Со средины XVIII века в парках стали высаживать кусты этого растения из самых разных стран. Отдельно можно рассказать о Сиреневой аллее, которая в XIX веке протянулась от Розовой караулки до самого Крестового канала. Сирень туда привезли из германского городка Любека.