А потом я издал какой-то особенно глупый смешок.
Что я вообще несу? Можно подумать, ей интересно слушать об этом. Слушать историю человека, которого она знает от силы минут пять. И, словно заметив мои сомнения, девушка улыбнулась и произнесла:
– Не составите мне компанию? Там в конце дорожки есть замечательный пруд, окруженный зарослями глицинии.
– Конечно, – с радостью ответил я.
Было в Мисаке что-то, что располагало к себе людей. Во всяком случае, это что-то так действовало на меня. И, как в случае со сфинксом, с ней я не мог понять, действительно ли ощущаю идущее от нее тепло, или это лишь заложенный в моей голове шаблон.
Пытаясь отгонять эти мысли от себя, я невольно задумался, насколько могу полагаться на свои ощущения? Что, если все, что я чувствую, все эмоции, которые испытываю, принадлежат не мне, а моему персонажу. Что если даже мои воспоминания о реальной жизни ложны? Где та черта, разделяющая меня и Артура? Есть ли она вообще, если я даже имени своего назвать не могу? Вопросы, ответы на которые можно получить, лишь дойдя до конца истории. От этих мыслей мне стало грустно. И даже компания прекрасной Мисаки меня уже не так уж и радовала. Вот он я во всей красе. В этом я могу не сомневаться. Эти грусть и тяжесть безысходности в купе с потерей интереса к жизни не принадлежат Артуру Рэду. Они принадлежат мне.
– Знаете, – Миса первой нарушила неловкую тишину, – когда я только попала сюда, когда очнулась в своей комнате, то из-за испытанного стресса не смогла сдвинуться с места. Даже не спустилась вниз, на ужин, – она усмехнулась. – В реальной жизни я большая трусиха, хоть иногда это может казаться иначе. Но реальность – это реальность. Боже, я несу какую-то чушь. Я хочу сказать, что тот мир был для меня понятен. У меня был готовый план действий. А потом я оказалась тут и запаниковала. Думаю, как и многие, я не знала, как быть.
– Понимаю, – согласился я с ней.
– И тогда мне на помощь пришел мой персонаж, – продолжила улыбчивая Мисаки. – Как бы это странно не звучало. Я думаю, Густав был прав, когда сказал, что они подобраны таким образом, чтобы помочь нам преодолеть свои недостатки.
Кажется, там было что-то про грехи. Ну да ладно.
– Мисаки – самоотверженная молодая женщина, смелая, честная и справедливая, – тон девушки становился серьезнее. – Я понимаю Ваши сомнения, – она пристально посмотрела на меня. – Вы чувствуете себя потерянным. Не знаете, кто Вы есть на самом деле. Боитесь, что все Ваши поступки заложены в сценарий поведения персонажа.
Ее слова меня удивили. Как она…
– Я сама думаю порой об этом. Но знаете, если оно и так, то я совершенно не против этого, – Миса отвернулась, и ее взгляд устремился куда-то вдаль, сквозь листья низкорослых пальм. – Ведь у меня есть шанс научиться чему-то новому.
Я смог лишь угукнуть. Не знаю, что ей можно было еще на это ответить. Тем более, когда я с ней не был согласен.
Тем временем мы, наконец, подошли к тому месту, о котором говорила Миса. Солнце вновь выглянуло из-за громадных и пушистых кучевых облаков, проплывающих над пансионатом и обволакивающих собой стоящие на отдалении горные вершины, и озарило это место теплым золотистым светом. Переплетенные с балками плети глициний создавали арку над небольшим овальным прудом, наполовину заросшим белыми кувшинками и ряской, спуская вниз свои пурпурные гроздья, самые длинные из которых касались зеркальной поверхности пруда. Справа от него в кустах рододендрона, выпустившего крупные розовые цветки, находилась кованая скамейка. Именно туда, взяв меня за руку, и увлекла Мисаки. Странно, но в этом месте было прохладнее, даже не смотря на светящее над нашими головами солнце. Я почувствовал легкий прохладный ветерок, который приятно обдумал мое изрядно вспотевшее тело. Не продуло бы мои старые кости.
– Здесь очень уютно, – тихо произнес я.
Мне действительно понравилось это место. Ночью у меня не было шанса насладиться моментом. Я услышал крик Мелли и бросился ей на выручку. Я покосился на тропу, скрывающуюся в кустах рододендрона и ведущую к поляне покрытой кроваво-алыми цветами.
Знает ли Мисаки, что тут произошло ночью? Навряд ли, иначе смогла бы она так просто сидеть рядом с местом преступления? А она не просто сидела, а наслаждалась моментом. Взгляд ее был прикован к размеренно покачивающимся гроздьям глицинии, а на губах застыла милая улыбка. Ее вид меня немного смутил.
– Я хочу разыскать пару для комаину, – вдруг произнесла она, и я не сразу понял, о чем она говорит.
– Вы про ту статую. Но, что если у нее и, правда, не было пары?
– Мне хочется верить, что есть, – мягко ответила она. – Я решила следовать истории своего персонажа, как и Вы, Артур. И эти поиски могут подтолкнуть мое расследование.
– Расследование? И почему Вы думаете, что я не хочу тут остаться? – не слишком убедительно возразил я ей.
Мисаки рассмеялась.
– Про Ваше желание остаться я ничего не говорила. В этом Вы еще для себя не определились. Чего нельзя сказать, о Вашей решимости разгадать тайну Артура Рэда. Скажем так, Мисаки Хино умеет чувствовать людей, их желания и терзания. А что касается моего расследования, тот я могу лишь сказать, что ищу близкого мне человека, без которого чувствую себя неполноценной, словно небо без звезд, – Миса старалась держаться веселой, но говоря о дорогом ей человеке все же выглядела грустной.
– Понятно, – мне хотелось ее как-то приободрить, но признаться честно я никогда не был мастером моральной поддержки, как видимо и мой персонаж, я никак не мог подобрать нужных слов. – Я надеюсь, что у Вас все получится. А я всегда готов прийти к Вам на помощь.
– Спасибо, – девушка взяла меня за руку и крепок сжала ее. – Но боюсь, это будет стоить Вам жизни.
Глава 19
Опасность.
Конечно! Куда же без нее!?
Я удивился, если бы узнал, что в этом мире есть хоть что-то, что не несет в себе опасность. И знаете, это немного разочаровывает.
Действительно, вся эта идея с возможностью умереть от руки загадочного убийцы пугала меня до жуткой сковывающей внутренности боли. Но мне пришлось бы соврать, сказав, что вместе с тем я нисколько не заинтригован, и настолько безразличен к возможным неприятностям, что адреналин, бурлящий в крови, не призывает меня (хоть и тихо) бросаться грудью на амбразуру, рискуя собственной жизнью. Кто-то сказал, что жизнь – игра. И я склонен с ним согласиться. Но, когда риск начинают преподносить как нечто обыденное, опасность вдруг превращается в скучную банальность, поданную к завтраку вместе с яичницей глазуньей и тостом с джемом.
Именно об этом я подумал, когда услышал предостережения Мисаки. И был готов озвучить свои мысли на этот счет, если бы не увидел ее наполненное серьезностью лицо. В глазах больше не плясали светлячки, а светлая фарфоровая кожа лица лишилась своего румянца. Светлый образ Аматэрасу сменился, на образ куда более темный, образ, наполненный болью и печалью.
Солнце скрылось за огромным облаком, нависшим над нами, и наш уютный уголок погрузился в полумрак. Птицы, трель которых до того разносилась по всей оранжереи, стихли, и теперь я и Миса сидели в тишине погруженные в вязкое напряжение, возникшее между нами. Мне вдруг стало зябко, а сердце забилось чаще. В какой-то момент, мне даже показалось, что я увидел знакомый силуэт, в тени сплетенных меж собой лиан глициний. И постарался отогнать эти мысли. Мне сейчас не до них. И лучше научиться сдерживать позывы окунуться в омут памяти.
– Простите, я не хотела Вас пугать, – робко произнесла девушка, отпуская мою руку, которую до того она крепко сжимала.
Ей удалось меня отвлечь. И образ, что предстал перед моими глазами, развеялся в облаке пыли.
– Вы и не напугали. Скорее ввели в замешательство своими словами.
– Я понимаю. Действительно, понимаю, насколько это может банально прозвучать. Но Вы должны знать, что в Приюте есть силы, которые не заинтересованы в том, что делаем мы.
– Так Вы о Кардинале что ли?
Как я и сразу не подумал об этой стерве. Конечно, Амелия вполне могла запугать и Мису.
– Амелия то? – девушка ожила и слегка повеселела. – Ох, нет. Поверьте, она является наименьшей из возможных проблем.
– Тогда кто же несет большую опасность, чем эта безумная женщина? Убийца, о котором предупреждал Густав?
Или может это сам Густав?
– Я бы сказала, что названный убийца, скорее темная лошадка. Я пока не знаю, чего от него ожидать. Я его не чувствую. Хоть и не уверена, что должна. Это сложно объяснить, но я не ощущаю у постояльцев явных намерений убивать.
Явных намерений? Интересная формулировка. Значит ли она, что кто-то до конца еще не определился?
– Тогда может это Густав? – спрашиваю я, и понимаю, что делаю это слишком с большим энтузиазмом.
– Нет, – уверено отвечает мне девушка.
Я вопросительно смотрю на нее.
– Густав, возможно, единственный, кто по-настоящему хочет, чтобы мы отсюда выбрались, – пояснила свою уверенность Миса. – Так думает Мисаки… Так думаю я. Нет, дело не в живых людях… Не стоит меня расспрашивать о большем. Прошу Вас. Я пока не готова ответить, – девушка сложила руки на коленях и опустила голову.
Она выглядела встревожено. Этот разговор явно не доставлял ей удовольствие, и я решил, что нет никакого смысла продолжать его.
Вчера ночью, когда мы крались по галерее в оранжерею, Мелани вела себя похоже. Она понимала и чувствовала больше, чем могла нам рассказать. Отсюда была ее скованность и неуверенность. Персонажи этих девушек обладают некоторым даром. Можно ли его расценивать, как читерство? Ведь с ним им должно быть будет проще разобраться, что к чему.