Приют последней надежды

– Прости, – она вновь посмотрела на меня. – Просто это напомнило мне о… о том, кого я ищу. Кого ищет Мисаки. Честно сказать, я ведь не знала, кому именно нужна моя помощь. И когда почувствовала это, то… То подумала, что это был он. Поэтому без раздумий бросилась в библиотеку.

– Вот оно что…

В палате настала тишина, а за окном вновь пошел снег.

Миса не знала, кому нужна помощь. Она не знала, что помощь нужна была мне. Стыдно признаться, но это меня немного задело. А ведь не должно было. Но зерно сомнения уже посеяно. Что если, она знала бы наверняка? Пришла бы она мне на помощь? Нет, нет, нет. Нужно отгонять эти пагубные мысли. Пора отвыкать от привычки Генри, считать, что мир крутится только вокруг него. Пора уже быть благодарным.

– Как бы там ни было, я благодарен тебе за свое спасение.

– Прости меня, – на ее глазах навернулись слезы. – Ведь я действительно на секунду разочаровалась, когда узнала, что…

– Перестань, – прервал я ее. – Глупо винить себя за это. Я вот тебя не виню. Мне вообще грех жаловаться! Я и дела свои уладил и жив после всего остался. Живу, словно в шоколаде. Ну же, не грусти.

Миса усмехнулась, утирая слезы:

– Я постараюсь.

– Вот и славно. Что я вынес из истории своего персонажа, так это то, что даже в самый темный час не стоит падать духом. Человек не был создан идеальным. Ни в нашем мире, ни в этом. Все мы совершаем ошибки, позволяя негативным эмоциям брать над нами вверх. От этого никто не застрахован. Но жизнь при этом не кончается. Важно понимать это. Все можно исправить. Никогда не поздно поступить правильно.

– Ты прав.

– Да? А я вот что-то в этом не уверен, если честно. Прости, хотел подбодрить тебя, а в итоге наговорил ерунды какой-то, в которую и сам не очень-то верю. Кажется, из меня выходит не очень хороший друг.

Никогда не поздно поступить правильно? Как же! Генри убил собственного брата, присвоив все его достижения. И миллиона правильных поступков не хватит, чтобы все исправить. Зачем я вообще начал этот разговор. Черт, я никогда не умел поддержать беседу.

– А я думаю, ты веришь. Веришь, что одним хорошим поступком можно загладить два плохих. Главное не отчаивайся. Да мертвых к жизни не вернешь, но ты сможешь успокоить их неприкаянные души.

Души?

– Но я не знаю, как мне это сделать.

– Думаю, ты найдешь способ. Это место само тебе подскажет. Главное, постарайся услышать.

– Но это лишь игра…

– Да, нам так сказали, но стоит ли верить в это? Решать только тебе.

Я лишь пожал плечами, не зная, что ей ответить. Действительно, порой все происходящее здесь казалось мне излишне реалистичным. Персонажи и их проблемы выглядят слишком живыми. Может Мисаки права и это место не то, чем кажется?

– Ты сама-то веришь в это? В то, что это не просто игра?

– Да, – серьезно и не раздумывая, ответила мне девушка. – Я считаю, что жизнь Мисаки не может быть выдумкой. Ее чувства не могут быть фальшивыми. Она не может быть простой компьютерной моделью. – Миса сложила свои руки на коленях и, не сводя своего взгляда с порхающих за окном снежинками, улыбнувшись, начала свой рассказ: – Она родилась в Киото в день зимнего солнцестояния в аристократической семье, ведущей свою родословную от одного из генералов Оды Набунаги[30 - Ода Нобунага (23 июня 1534 – 21 июня 1582) – военно-политический лидер Японии периода Сэнгоку, один из наиболее выдающихся самураев в японской истории, посвятивших свою жизнь объединению страны.], и была третьей дочерью и седьмым ребенком у своих родителей, главы рода Хино и его прекрасной жены Мицунэ. К сожалению, роды были тяжелыми, и ее мать скончалась в бреду родильной горячки на четвертые сутки, так и не взяв новорождённую дочь на руки. Маленькая Мисаки, росшая под присмотром нянек и гувернанток, долгое время оставалась в неведение о тех трагических событиях, причиной которых стало ее рождение, и только во взрослом возрасте узнала правду, которая глубоко шокировала ее. Видишь ли, дело в том, что в семье Хино было поверье, легенда, древнее пророчество, называй его как хочешь, о семейном проклятье. Оно гласило, что всякий раз, как боги посылают семье близнецов, забирают они втрое больше. И единственный шанс избежать проклятья – это убить одного из пары. Да, Артур, Мисаки не была единственной новорожденной в тот зимний вечер. Вместе с ней, но позже на несколько минут, на свет появился крепкий мальчик, факт рождения которого просто стерли из истории семьи.

– То есть они просто убили его?

Девушка устало улыбнулась и отрицательно покачала головой:

– Мать детей не позволила этого сделать. Она буквально вырвала ребенка из рук своего мужа, когда тот занес над ним свой меч.

– Какой ужас. Что за средневековые нравы!

– Японцы всегда были очень консервативны. Традиции для них святы и соблюдение их обязательно.

– И все-таки.

– Артур, речь идет о начале ХХ века. Мы говорим о времени, когда самураи все еще вспарывали себе живот, в случаях, когда их честь была поругана.

В чем-то она была права. Но сэппуку – это ритуальное убийство, строго регламентированное что ли, и несет в себе другой посыл, нежели убийство младенцев. Что за замашки Ирода Великого[31 - Царь римской провинции Иудеи, который согласно Евангелию от Матфея приказал убить всех вифлеемских детей в возрасте до двух лет, надеясь, что среди них будет и новорожденный Иисус.]?

– И что стало с ребенком? – мне хотелось узнать его историю, но девушка не ответила на этот вопрос и тогда я догадался. Тот, кого она ищет, и есть ее брат.

– Не знаю, – наконец, ответила Миса. – Как я сказала ранее, Мисаки узнала подробности этой истории, гораздо позже и то в качестве исповеди старой повитухи, принимавшей участие в родах. По ее словам, мать отобрала сына и, передав его своему доверенному лицу, приказала бежать из страны. Она не верила в глупые сказки о проклятье и не могла смириться с мыслью о вынужденном убийстве своего ребенка. Но именно она стала первой в череде последующих смертей. На следующий день после ее смерти погиб дядя Мисаки и его беременная жена, попавшие в аварию. Они спешили домой, узнав о трагедии. Еще через несколько дней умер ее двоюродный дедушка, подавившись рыбной костью, и старшая дочь главы младшей ветви семьи, до того заболевшая корью. Были эти смерти следствием древнего пророчества или случайностью, не знаю, но раны, что они оставили в душах клана Хино так и не зажили. Они породили сомнения и недовольство, которые копились и росли, словно снежный ком. Весь удар принял на себе отец Мисаки. Будучи главой клана на нем лежала огромная ответственность за всех членов его большой семьи. И когда поползли слухи о том, что у него родилась двойня, и он не смог выполнить свой долг, его власть пошатнулась. Особо негодовали побочные ветви семьи, которые, как они сами заявляли «пострадали от его нерешительности», те, чьи семьи лишились своих родных и близких. Позже они устроят покушения на отца Мисаки, но тот выживет и изгонит их из клана, проявив при этом милосердие и сохранив их жизни.

Все эти события протекали на фоне абсолютной безмятежности, в которой росла девочка. Несмотря на все трагические события, произошедшие по причине ее рождения, она была окружена любовью и заботой, – Миса выдохнула. – Чрезмерной заботой. Ответственность главы клана была огромной и часть ее перекладывалась на плечи старших детей, в то время как младшие могли до поры до времени наслаждаться детством. Все, кроме Мисаки. Дело в том, что с самого своего рождения она не отличалась крепким здоровьем, часто болела и выглядела излишне хрупкой для жизни за пределами стен родового замка, поэтому ее старалась оградить от любых лишних волнений. Родившись первой, она, тем не менее, была слабее своего брата, – девушка грустно усмехнулась. – После она часто будет задаваться вопросом, почему жребий пал на ее брата, а не на нее, но так и не найдет ответа.

– Так значит, она росла узницей в собственном доме?

– Узницей? – Мисаки задумалась, наклонив немного голову. – Я бы так не сказала. Она никогда это так не воспринимала. Да и их поместье занимало огромную территорию, на которой кроме родового замка в традиционном стиле располагалось еще несколько построек. Все они были в ее распоряжении и в глазах маленькой девочки выглядели настоящим городом. Поверь, в Приюте мы большие узники, чем она была у себя дома. Ее воспитывали на мысли о том, что мир за границами стен поместья есть, но познание его совсем не обязательно, а то и вовсе может быть опасно. Так считали все, кроме одного из ее братьев. Масацугу… Родовой замок располагался на холме и с его самой высокой точки открывался прекрасный вид на город. Тайком он водил ее туда и под пение птиц, что гнездились под крышей замка, показывал ей сады Императорского дворца, покатые крыши замка Фусимы и храмового комплекса Киёмидзу, а иногда они просто наслаждались закатами под его игру на фуэ. Это японское название флейты, – с улыбкой пояснила Миса, заметив мое замешательство. – Так продолжалось, пока брата не призвали в армию. Началась Первая мировая война и Япония выступила на стороне Антанты. Мисаки обещала ждать брата и в следующий раз подняться на вершину замка вместе с ним. Именно в это время, в дальнем углу поместья она разбивает свой цветочный сад, наполненный миллионом белых цветов самых разных сортов. Она по-особенному любила зиму и снег, покрывавший землю своим белым покровом, поэтому хотела, чтобы сад напоминал ей именно это время. Жизнь сделала ее заложницей этого дома. Это была ее тюрьма и все, что могла сделать девушка – это украсить ее. Так и появилась эта цветущая белоснежная масса, которая была похожа на снежные сугробы посреди жаркого летнего дня. Шло время, закончилось лето, а после и особенно холодная осень, а девочка все продолжала ждать своего брата, чтобы как прежде подняться с ним под самую крышу их родового замка.

– Но брат так и не вернулся? – бестактно перебил ее я.

– Да, – с грустью ответила Миса и продолжила: – Это случилось в день ее рождения. Она не часто видела своего отца, но тем утром он сам навестил ее, чтобы сообщить прискорбную весть.

Мисаки рассказывала историю спокойно и лишь иногда ее голос вздрагивал.

– Мне жаль…

– Смерть брата стала для нее первым настоящим потрясением, подтверждающим наставления об опасности окружающего мира.

– Но все же, Мисаки выбралась за стены отчего дома и оказалась в Приюте. Почему?

– Потому что ее брат верил в обратное. Во время своего отсутствия он часто писал ей письма, в которых в красках рассказывал о том, как прекрасны места, увиденные им. В них мир был полон чудес и не представлял опасность для тех, кто хотел, как Мисаки, созерцать его. Поэтому, после долгих размышлений, в одну снежную безлунную ночь она все-таки решилась на побег. Ее пропажу обнаружили почти сразу. Спасаясь от преследования людей отца, она спряталась в лачуге, которая по воле случая принадлежала той самой повитухе. Бедная женщина так испугалась, что приняла Мисаки за призрак ее покойной матери и принялась извиняться, за то, что случилось много лет назад.

– Так она узнала, тайну своего рождения…

– И вернулась к отцу. Миса была потрясена, но поняла, как должно быть трудно ему потерять еще одного ребенка. Она поняла, что можно поступить иначе, чем до этого поступала она, поэтому с рассветом вернулась в поместье. Порой простой разговор может сделать большее, чем решительные, пусть даже обдуманные действия. Мисаки поговорила с отцом, и он ее понял. Они заключили соглашение, что по достижению совершеннолетия девушка покинет отчий дом и отправится на поиски давно пропавшего брата. А до того момента будет усердно заниматься и собирать данные о внешнем мире и о том, где могли спрятать ее брата. Она обещала отцу, что найдет его и привезет обратно, домой, и я намерена исполнить ее обещание.

Я внимательно слушал ее рассказ, наполненный тоской и печалью.

– Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в сожалениях, Артур, – подытожила Миса, привстав и доставая бумажный сверток из кармана, и протянула его мне. – Это поняла Мисаки, это поняла я, и, надеюсь, когда-нибудь поймешь и ты.

– Что это?

Неужели…

– Это было в твоих руках, когда я нашла тебя.

Этот сверток… На него указывала мне Элизабет. Значит, я все-таки достал его?