Аннигиляторы

– Да. Ты не молодой. Ты себя знаешь. Поэтому, пока ты со мной, ты только мой. Тебе это нужно твёрдо решить, согласен ты или нет на моё условие. Я буду, с кем захочу, а ты – только со мной. Ты хочешь меня такую?

– Это звучит как брачный контракт.

– Это и есть брачный контракт. Ты хочешь такую жену? Ты хочешь жену, свободную во всём? Ты меня такую хочешь?

– Быстро… Брачный контракт, заключаемый нагишом – это круто. Значит, ты будешь спать с кем захочешь, а я – только с тобой?

– Таково условие. Таково условие на всю нашу с тобой жизнь. Если ты, конечно, этого действительно хочешь и согласен, – сказала Марта абсолютно серьёзно.

– На всю жизнь? Жизнь долгая. Я показался тебе слабым? Ты хочешь возможность найти более сильного партнёра?

– Нет. Ты меня во всём полностью устраиваешь, и я надеюсь прожить с тобой эту жизнь. Но секс я хочу иметь с кем захочу. Если мне кого-то захочется, я хочу себе это позволить, не обманывая тебя. Повторяю, я молода. Я бы хотела прожить с тобой всю жизнь, но ты мне встретился рано. Я ещё не нагулялась. И если мне завтра захочется…

– Ты предположительно говоришь о своём «захочется»?

– Нет. Я уверена, что захочется, и не раз. И я хочу, чтобы ты это знал сейчас.

– Странно.

– Что?

– Так, наверное, думают многие девушки, но вступая в отношения, они этого не говорят, а только потом, тайно от партнёра…

– А разве так лучше?

– И ты мне об этом скажешь?

– Конечно. И постараюсь заранее. Я не перевариваю лжи.

– Устный брачный контракт?

– Да. Это устный брачный контракт. Ты полностью мой на всю жизнь, а я… я твоя, но могу…. Так не совсем честно. У меня обязательно будет секс с другими. Когда и с кем мне захочется. Я не буду спрашивать у тебя разрешения, но и обманывать тебя никогда не буду.

– Ясно.

– Что ясно? Условие принимаешь?

Сейчас Марку было хорошо. Ему хотелось быть у Марты единственным, но он боялся ей возразить. Он так хотел быть с ней и так боялся, что она может передумать. Марта была, как подарок, как приз неизвестно за что. Вряд ли навсегда. А если навсегда, то плата за это не велика. Он и сегодня не имеет на неё никаких прав. А ему, если у него будет Марта, уж точно никто не нужен. Он поцеловал её руку, лежащую на его груди.

– Принимаю.

– Повтори условия контракта.

– Я принимаю условие всегда быть только с тобой, но никогда не покушаться на твою свободу иметь секс с другими мужчинами, когда и с кем тебе этого захочется. Так?

– Я объявляю себя твоей и обещаю никогда тебя не обманывать. С этой секунды я твоя, а ты мой.

– Подписано.

– И не надейся, что это на пару месяцев, мой дорогой муж. Это на всю жизнь, – сказала Марта, как будто угрожая.

«У молодёжи всё – на всю жизнь. Будет счастье, если это на месяц. А почему, собственно говоря, нет? Пусть подарит мне пару мгновений своей юности. Она у меня вряд ли надолго. Ещё пару часов назад я даже на одну такую встречу с ней не мог рассчитывать. Только мечтал. Никому от этого не плохо. Она замечательная девочка», – думал он.

Марк повернулся и поцеловал её грудь.

– Поцелуй меня… – сказала Марта. – Там…

Септалёты

Сегодня были городские соревнования новых конструкций септалётов. Можно было смотреть их дома по информеру или инфонту, но было принято ходить на набережную Днепра с биноклями. Соревнования проходили чуть восточнее Комсомольского острова.

Септалёты были разные. Были продолговатые, как огурцы, были плоские, как тарелки, были такие, чью форму словами описать очень трудно. Рули и закрылки были у каждого свои. Но у всех было одинаковое количество управляющих винтов и один подъёмный.

Марку, смотревшему на происходящее вместе с другими сотрудниками муниципалитета, особенно понравился один септалёт, чем-то напоминавший стрекозу. Два управляющих винта на нём были вынесены далеко назад на длинном тонком хвосте. Посредине в нём размещался главный подъёмный винт. По бокам крытой кабины размещались ещё четыре рулевых винта. Спереди кабины выступал сужающийся вперёд киль.

Марк подумал, что этот септалёт заточен под соревнования на наивысшую скорость.

Сначала септалёты демонстрировали обязательные элементы. Первым была воздушная ромашка. Септалёты рисовали её своим движением, оставляя струю подкрашенного следа, который должен был образовать в воздухе ромашку. Высшую оценку получали те, чья ромашка была меньше в диаметре. Потом шло горизонтальное кольцо.

В отличие от ромашки, диаметр кольца был задан изначально и был равен шести метрам.

К удивлению Марка, лучшим в этом упражнении был септалёт, который он назвал стрекозой. И сразу стало совершенно понятно, в чём дело. Если другим септалётам нужно было очертить эти шесть метров реальным движением, то «стрекоза» просто вращалась на месте, очерчивая трёхметровый радиус своим хвостом, который и разбрасывал цветной порошок.

Этот финт показался Марку не совсем честным, но по правилам никаких запретов на это не было.

Потом начались соревнования на скорость. Нужно было выбрать такую траекторию для своей машины, чтобы она, стартовав с западной площадки комсомольского острова, облетела все флажки Потёмкинского сада, долетела до поворота Днепра, а далее вдоль реки до острова Кадачок и назад вдоль реки. Высота полёта была любой, время засчитывалось по приземлению. Септалёты стартовали каждые три минуты. Это считалось достаточным, чтобы избежать ненужных склок при обгонах. Но это было не принципиально, потому, что в зависимости от конструкции септалёта пилоты выбирали различную высоту движения.

Когда-то, лет двадцать назад, Марк победил в этом виде упражнения. Он летел на машине, очень маленькой в диаметре, но не менее мощной, чем её конкуренты. Это был гном с выбрасывающимися рассекателями воздуха. Он развернул машину верхушкой в сторону движения, использовав для движения подъёмный винт. Рулевые винты, которые обычно для движения и использовались, в его гноме участвовали только в подъёме, посадке, и развороте над Кадачком. Остальное время они все, кроме двух, провели в сложенном неработающем состоянии, передав всю мощность на центральный винт.

Два винта не рулили, а просто не давали септалёту вращаться. Рулей для этого было не достаточно.

Это было рискованно. Никто кроме него не заваливал септалёт на бок. Но Марк был молод и азартен. Он использовал восходящий поток от Днепра, поднимающийся вверх по горе Потёмкинского сада, а потом под сорок пять градусов пошёл вверх. Когда альтиметр показал высоту в четыре с половиной километра, Марк под углом в сорок пять градусов, практически вниз головой, устремился на Кадачок. Развернувшись над Кадачком, он опять пошёл вверх и с высоты четыре с половиной километра буквально упал на посадочную площадку Комсомольского острова.

Все знакомые однозначно определили его в сумасшедшие, а он этой победой гордился до сих пор.

Но результатом этой его победы явилось изменение правил. Было запрещено выключать рулевые винты, превращая септалёт в монолёт.

Поэтому сегодня так никто не летал.

Но разнообразие полётов, тем не менее, было.

Стрекоза пришла третьей, но по очкам была на втором месте.

Первое место занимала внешне обычная машина со странным расположением рулей и необычно выгнутой конструкцией кабины.

Марк наконец посмотрел программку и увидел, что это машина московского авиационного института. А пилотировал её известный московский чемпион Евгений Чалин.

Марк так был захвачен соревнованием, что сразу и не заметил, что возле него сидит Марта.